– Джесмайн, вы хотели помочь мне. Забудьте обо мне. Помогите себе самой. Изгоните своих демонов.

Минуту она растерянно молчала под его настойчивым взглядом, потом наконец отозвалась:

– Вы не понимаете.

– Нет, я понимаю. Вы сказали, что признательны мне за то, что вернулись в Египет. Но я был только предлогом, вас привела тоска по родному краю. А теперь вы тоскуете по своей семье. Вы должны преодолеть свой страх и встретиться с ними.

– Вы не правы…

– Нет, я прав. Вы работали в Ливане, в Газе, теперь в верховьях Нила – как будто кружили вокруг спящего гиганта, которого боитесь разбудить. Этот гигант – ваша безмерная тоска по своей стране и по своей семье.

– Да, Деклин, я боюсь… Я так хочу их всех видеть – мою сестру Камилию, мою бабушку Амиру. Но я не знаю, как же мне это сделать.

– Делать шаг за шагом и не отступать, – улыбнулся он.

– Но вы-то отступили, – мягко напомнила она.

– Да, я сдался. Я решил, что наука бессильна здесь. Я понял, что не стоит тратить сил на прививки детям, когда мать верит, что ребенка гораздо лучше охранит от болезни синий шарик, повешенный ему на шею на шнурке. Я пытаюсь внушить крестьянам, что речная вода полна бактерий, вызывающих серьезные болезни, а они пьют сырую инфицированную воду, «очищая» ее волшебным амулетом. Днем они приходят ко мне за лекарствами, а ночью выпрашивают у колдуна порошок из засушенной змеи и талисманы. Они верят, что камни руин, где мы похоронили вашего брата, обладают большей целительной силой, чем мои инъекции. Даже вы, Джесмайн, верите, что мне поможет танец «заар». К чему же мои усилия? Да, я сдался. Я уезжаю, потому что сознание тщетности моих усилий разрушило мою душу. Тщетность нашей работы здесь погубила Сибил.

– Ее ведь не магия погубила.

– Ее убил шестнадцатилетний мальчик из-за грошовой фотокамеры. Джесмайн, я и Сибил убеждали жителей этой деревни делать прививки детям, и это нам уже почти удалось, потому что Сибил справилась с сопротивлением местного колдуна. И я погубил все ее усилия, прибегнув в минуту слабости к колдовству. Я отбросил эту деревню на сто лет назад! Какая насмешка судьбы…

– Нет, вы не виноваты, – сказала она, нежно гладя его щеку. – О, Деклин, я так хочу снять вашу боль. Скажите, что мне сделать? Уехать с вами?

– Нет, – сказал он, отстраняя ее. – Вы должны быть в Египте, Джесмайн. Здесь ваше место.

– Я не знаю, где я должна быть, – сказала она, кладя голову ему на плечо и прижимаясь к его сильному телу. – Я знаю только то, что я люблю вас.

– Ну что ж, – пошутил он, целуя ее, – в данный момент большего знания от вас и Не требуется.

ГЛАВА 6

– Не беспокойся, друг мой, – сказал Хуссейн, включая таймер на мине, – в понедельник клуб закрыт, жертв не будет. Нам важно шуму наделать. – Он оглянулся на Мухаммеда, который сидел на заднем сиденье машины, – лицо юноши было серым, как пепел. – Это будет символический акт, выражение нашего протеста против безбожников, оскверняющих наши устои в этих ночных клубах. Я поставил таймер на девять часов вечера.

Хуссейн припарковал свою машину напротив клуба «Золотая клетка», так что Мухаммед мог видеть афишу с фотографией Мими у входа. Он посмотрел на мину и хрипло вдохнул воздух – в горле у него пересохло.

Что он здесь делает с этими опасными людьми, террористами, – он, Мухаммед Рашид, безобидный маленький клерк? Он был в смятении с того дня, как получил письмо матери из Аль-Тафлы. Несколько недель он ждал, что Ясмина приедет к нему, и каждый вечер, расстроенный, уходил к Хуссейну и слушал там молодых людей, которые страстно вещали о Боге и революции. Надежды на приезд матери иссякли, тоска наваливалась тяжелой глыбой. Ненависть подавляла страстную потребность в материнской ласке, и когда друзья Хуссейна говорили, что безнравственным женщинам не место в Египте, он соглашался с ними. Согласился и подложить мину в клуб «Золотая клетка», чтобы разрушить безбожное капище, где танцевала Мими.

«Уж я ей покажу», – твердил он про себя, сам не зная, к какой из двух женщин обращена его угроза.

Но сейчас он был испуган и растерян, как ребенок, и старался не думать о мине. Неужели мать уже уехала из Аль-Тафлы? Не может быть! Завтра она приедет на улицу Райских Дев… а сегодня вечером Мухаммеда схватит полиция… Но бежать он уже не мог.

Хуссейн поднял коробку с миной и вложил ее в руки Мухаммеда:

– Мы предоставляем тебе эту честь, друг мой. Ты докажешь сегодня свою преданность Богу и нашему делу. Вот тебе ключ от черного хода. Если встретишь слугу или сторожа, дай бакшиш и скажи, что ты должен положить в костюмерной Мими подарок от важного чиновника. Поставь коробку вот тут, на краю сцены, – он показал крестик на схеме. – Бог тебе поможет.

В то время как Мухаммед входил в клуб с черного хода, к парадному входу подъехала Камилия и, выйдя из машины, обменялась рукопожатиями с владельцем клуба. Он заверил ее, что к вечеру все подготовлено. Вечер по случаю вручения Дахибе премии за книгу был подготовлен втайне от нее; в клубе «Золотая клетка» должны собраться семья Рашидов и друзья Дахибы, оркестранты ансамбля, который играл во время ее выступлений, кинозвезды и другие знаменитости, а также представители министерства искусств и культуры. Был заказан роскошный обед, и гости надеялись, что Дахиба не откажется станцевать им – после четырнадцатилетнего перерыва.

Дахиба смотрела на залитые золотым солнечным светом крыши домов, купола и минареты мечетей Каира и чувствовала, что этот мир прекрасен – мир, в котором ей была дарована вторая жизнь. Лабораторные анализы показали, что роковая опухоль рассосалась. Хаким вошел в комнату с большим свертком в руках, улыбаясь лукаво и довольно.

– Тебе подарок. Разверни и посмотри.

Ловкими тонкими пальцами Дахиба развязала ленту и вскрикнула от восторга. Подняв платье на руках, она любовалась золотыми и серебряными узорами, вплетенными в тончайшую черную ткань.

– О, это прекрасно, Хаким! Никогда в жизни не видела такой красоты.

– Это подлинное ассиютское платье. Ну и стоило же оно мне! – улыбнулся Хаким. – Он сел и пропустил между пальцами удивительную ткань. – Ему сто лет. Большая редкость – разыскать было очень трудно. А ты помнишь, что в свой дебют в 1944-м танцевала точно в таком же?

– Да, но то была подделка, а это – настоящее!

– Ну что ж, как раз для торжества. Надевай, Дахиба, его и потрясешь весь Каир.

Дахиба обняла его и поцеловала:

– А что мы будем праздновать, Хаким?

– Твое исцеление от рака, хвала Аллаху!

– А куда мы пойдем?

Он лукаво сощурил свои небольшие глаза:

– Это сюрприз.

Амира вспоминала о свое семье в Каире. Амира обещала Камилии, что они возвратятся к чествованию Дахибы, но путешествие затянулось. После посещения Мекки на пути в Медину у Амиры заболело сердце, и пришлось задержаться в пути. Доктор посоветовал после небольшого отдыха вернуться в Каир, но Амира не изменила своих планов, и сейчас они следовали старой караванной дорогой ее детства. Она должна была вспомнить то, что стремилась вспомнить всю жизнь – Бог не пошлет ей другого случая.

Амира глядела на бирюзовую воду залива Акаба, и душа ее ликовала. Посетив самое священное место всех мусульман, Мекку, она очистилась, приблизилась душой к Богу. Она и три ее юных спутницы целовали Каабу – большой черный камень, отполированный губами верующих, на котором пророк Ибрахим хотел принести в жертву своего сына Исмаила. Они посетили колодец Хагар и пили его священную воду, они бросали камушки в колонны, символизирующие сатану, – чтобы изгнать его из своих помыслов.

Потом они доехали на катере до Акаба и оттуда в большом запыленном «бьюике» пересекали старой караванной дорогой Синайский полуостров.

Это была дорога исхода евреев из Египта – в памяти Амиры запечатлелись слова матери о том, что они следуют путем Исхода. Но за давностью лет библейский путь Исхода не был, конечно, запечатлен на карте, и Амире предлагали и другие варианты. Она начинала волноваться, не надо ли было ей выбрать северную дорогу. Справа от дороги поднимались гранитные скалы и мелькали пальмы, слева голубел залив, на другой стороне которого в сиреневой дымке виднелась Аравия.

– Эта дорога, которой пророк Мусса вел свой народ? – спросила Амира у водителя, иорданца в клетчатой красно-белой шапочке.

– Это самая известная дорога, саида, – успокоительным тоном ответил тот, – вот монахи вам все расскажут. Божьей милостью, мы переночуем в монастыре святой Екатерины.

Морской берег теперь виднелся в отдалении. Путь проходил в горах, это была запущенная дорога, в ухабах, и водитель ехал медленно.

Каменистые поля вокруг дороги заросли ивняком, где сновали маленькие зеленые ящерицы и бегали куропатки, над полями вились жаворонки. Земля была жесткая, бесплодная, лишь изредка встречались купы пальмовых деревьев. Иногда вдали чернели пятна походных палаток кочевников-бедуинов. Взгляд Амиры впитывал окружающий пейзаж; усиливалось смутное чувство, что все это ей знакомо.

Наконец, они доехали до монастыря.

– Гебель Мусса – гора Моисея, – сказал водитель, показывая на одну из скалистых гор с откосами из серого, коричневого и красного гранита.

Сердце Амиры забилось сильнее. «Знакомо ли мне это? – думала она. – Мне кажется, вблизи этих гор бедуины напали на наш караван, и я была вырвана из рук матери… А если мать была убита, я найду здесь ее могилу…» В ее памяти возникали картины ее сна – сияло лазурное море, звенели караванные колокольчики… Воскреснут ли и другие картины прошлого?

Когда они увидели маленькое, похожее на крепость здание монастыря, от него отъезжали автобусы, набитые туристами, и тянулась вереница студентов с рюкзаками на спине.

– Бисмиллах, – сказал водитель. – Это плохой знак. Видно, мы опоздали и монахи закрыли на ночь ворота. – Он вышел из машины, взбежал по каменной лестнице и быстро вернулся. – Очень жаль, саида, но монахи не могут принять нас. Они приняли много туристов и просят вас приехать завтра.