Самид Агаев - Улица Иисуса

– Здесь, главное не кувшин, – сказал Егор, – а его содержимое.

Кувшин был запечатан.

– А-а, – сообразил арбакеш и шутливо погрозил пальцем.

На посту к ним подошел давешний монгол. Получив налог с выручки, он заглянул в телегу и увидел инструменты.

– А это что, – спросил он подозрительно?

– Мой племянник серьезно воспринял твои слова, – нашелся Реза-киши, – решил камни ворочать. Что ты наделал, я теперь помощника лишился.

Монгол вновь захохотал и махнул рукой, пошел к сторожевой будке. Арба выехала из города. Реза-киши несколько раз оглядывался и сообщал, что монголы хлопают себя по ляжкам и хохочут.

– Теперь можно ехать быстрее, – спросил Егор.

Возчик согласно кивнул и щелкнул кнутом.

Оставшийся путь они проделали молча. Егор заговорил, когда увидел, что они подъезжают к месту их встречи.

– Вина выпить хочешь, – спросил он?

– Хочу, – честно сказал арбакеш, – но не буду.

– Ты принял обет?

– Мне не очень много осталось. Там выпью, – арбакеш показал на небо.

– Мне нравятся люди твердых убеждений, – сказал Егор.

– Опять шутишь?

– Нисколько. Но ты не думал о том, что там может вина не оказаться.

– Как это, – недоверчиво сказал Реза-киши, – пророк ясно сказал – там будут девушки и вино.

– А, если это была метафора.

– Что такое метафора?

– Тебе когда-нибудь говорили, что твой кувшин похож на талию девушки?

– Бывало, и что с того.

– Так вот – это метафора. Кувшин и девичья талия – это разные вещи.

– Не искушай меня, езид, – вдруг рассердился арбакеш.

– Прости, прости, я не хотел тебя обидеть. Ты спросил – я ответил.

– Ладно, – сказал отходчивый арбакеш. – Лучше скажи, на что тебе кирка и лом. Только про камни для строительства дома не говори, не верю.

– Ладно, раз уж ты такой проницательный, скажу. Только не рассказывай никому.

– Клянусь, – сказал заинтригованный возчик.

– Видишь ли, – начал Егор, – я полюбил одну девушку. Она очень красивая и богатая. И, главное, что я ей тоже нравлюсь. Но отец ее поставил условие. Их дом от пастбища отделяет огромная скала, и на доставку воды для полива и прочего уходит много сил. Он сказал, что, если я пробью тоннель в этой скале и пущу к ним воду напрямую, то он отдаст мне свою дочь.

Реза-киши слушал, открыв рот.

– Я все сказал, – заметил Егор.

Арбакеш закрыл рот.

– Послушай, – взволнованно сказал он, – я думал, что такое только в сказках бывает. Я желаю тебе мощи и терпения. Ты добьешься своей цели. И девушка будет твоей. Иншаллах!

– Спасибо, друг, – сердечно поблагодарил Егор, – вот здесь придержи лошадь, я сойду.

– Тебе спасибо, как ты помог мне! Как ты сказал, тебя зовут? Кара?

– Нет, Кара – это мое прозвище. А мое имя Фархад.

– Фархад, – задумчиво сказал Реза-киши, – смотри-ка и имена у вас мусульманские. Я буду поминать тебя в молитвах. Прощай.

– Прощай Реза-киши, спасибо.

Егор сошел с арбы, снял инструменты и стоял на дороге, пока арба не скрылась из виду.

– Стоило избежать всех этих казней египетских, чтобы попасть в эту ловушку вновь, – произнес вслух Али, прислушиваясь к звукам своего голоса.

В пещере было эхо. При желании его можно было принять за собеседника, потому что эхо оценило его слова.

– Это ты верно заметил, – сказало эхо.

Али не обратил на это внимания. Обдумав все стороны своего положения, он пришел к тому, что его спасение находится в руках друга, оставшегося снаружи. И главная его задача дождаться этого спасения. Али сотворил молитву. Эхо при этом язвительно заметило:

– Как?! Неужели о Боге вспомнил!

Досаждало отсутствие света, ибо Али решил экономить свечи, не жечь их понапрасну. Эхо, тьма египетская, – все это легко порождало галлюцинации. Поэтому Али не удивлялся осмысленности реплик эха. Когда он расстелил скатерть, сел на ковер, облокотившись на подушки, и цедил вино, эхо сказало:

– Хорошо сидим.

Али засмеялся. Запасов еды здесь хватит недели на две, а если поститься и есть только после захода солнца, хотя как узнать, когда оно зашло, а когда встало, то хватит и на большее количество дней. А пить вино вместо воды, ему не привыкать. Хотя пресной воды тоже озерцо имеется. Синдбад-мореход в подобной ситуации смастерил из подручных предметов, кажется даже из человеческих костей, плот и уплыл из пещеры к такой-то матери, как сказал бы Егорка, отдавшись воле подземного потока. Надо бы проверить стоячая ли вода в этом озере. Или она циркулирует. Куда его вынесет этот поток. Наверх на белый свет или вниз в преисподнюю. Подземная река потому так и называется, что течет под землей. От этой мысли Али передернуло, нет, это будет последний вариант, когда он останется перед выбором вода или веревка. Утопиться или повеситься. Здесь в пещере как-то уютнее. Столько хорошего он здесь видел, конечно, не в смысле количества, но в смысле качества. Здесь прошли лучшие часы его жизни. Это пещера была для него уже как дом родной. Али налил себе вина в золотой кубок и осушил его. Вообще в этом происшествии был глубокий смысл. Судьба привела его умирать туда, где он был счастлив и несметно богат и умиротворен – лучшего конца и пожелать было нельзя. Смерть настоящего философа, правда, последние обходились без денег, и в этом смысле ему повезло больше. Али налил себе еще вина, отрезал кусок овечьего сыра. Все это он проделывал на ощупь, досадуя, что лишает себя эстетического удовольствия, смотреть, как льется вино в золотой кубок, льется и пенится розовыми пузырьками.

– Ладно, убедил, – сказало эхо, – освещение за мой счет, последний довод был очень серьезный.

– Какой довод, – спросил Али, не замечая, что разговаривает сам с собой.

– Ты подумал, что пить и не видеть этого – все равно, что ласкать в темноте незнакомую женщину. Удовольствие неполное.

– Черт возьми, а ведь верно подмечено, – воскликнул Али, – но я этого не думал.

– Значит, мне показалось.

– Тебе показалось? – язвительно спросил Али. – Кто же ты такой?

– Ты уже назвал мое имя, – Черт, Иблис, Дьявол, Сатана, Люцифер, Вельзевул. Со знакомством, налей что ли и мне тоже.

– Почему это со знакомством. Виделись уже в Бакинской крепости, если мне не изменяет память.

– Не изменяет. Я специально так сказал, проверить хотел.

– Ну, покажись, – предложил Али.

Потушенная в целях экономии и бережливости свеча вдруг зажглась сама собой, и Али увидел перед собой своего собеседника. Самого, что ни на есть черта. Таким, каким его описывает предание, покрытого шерстью, косматого, рогатого. Он сидел напротив, непонятно на чем, положив ногу на ногу, покачивая копытом.

– Умоляю, – воскликнул Али, протягивая ладонь и закрываясь ею, – мы же говорим об эстетике. Я не для этого хотел света.

– Намек понял, – сказал черт и обернулся добрым молодцем. На нем была косоворотка, расшитая золотом, кушак, шаровары и красные сафьяновые сапоги.

– Лицо тоже, – заметил Али.

– Лица прошу не касаться. Чем тебе мое лицо не нравится. Оно вполне человеческое. Глаза малость разные, но что делать. Вас, между прочим, людей лепили с нашего подобия.

– Под Егорку рядишься? Я на нем такой наряд видел.

– Ну, допустим, – уклончиво сказал Иблис.

– Тогда твоя черная грива не вяжется с этим нарядом. У него русые волосы.

– Вообще-то у него сейчас нет волос.

– А борода красная, – добавил Али.

– Бороду он сбрил. Ты его давно не видел.

– Вчера я его видел.

– Это было давно. Многое изменилось. Он сбрил бороду, а ты погребен заживо.

– Ты постарался.

– Боже упаси.

– Как! И ты к нему взываешь?

– Вырвалось нечаянно. Ты вот тут давеча преисподнюю упоминал.

– Я не упоминал. Я рассматривал варианты путешествия. Это было предположение.

– Хорошо, это было предположение, экий ты зануда. Нельзя быть таким крючкотвором. Я понимаю, юрист и прочее, но ты упомянул преисподнюю.

– Даже и не думай.

– Почему, ты ведь такой любознательный.

– Потому что от добра добра не ищут.

– Попасть в такую переделку, ты называешь добром. Над тобой сорок локтей скальной породы.

– Но могло быть хуже. У меня есть воздух, еда, какое никакое пространство и приятный собеседник. Куда же я пойду отсюда.

– За приятного собеседника спасибо. Но там ты встретишь собеседников гораздо интересней. Хочешь, я назову имена.

– Не надо, выпей лучше со мной.

– Угощаешь? Тебе же меньше останется.

– Вообще-то я думал, что вино, которое ты пьешь и свет, который ты палишь, за твой счет.

– Я вижу ты хозяин тороватый, хлебосол, можно сказать.

– Кстати, – сказал Али, – за тобой должок. Как я мог забыть.

– Какой должок, я не по…?

Договорить Иблис не успел, так, как Али врезал ему по морде.

– Черт, больно, – сказал Иблис, ворочая челюстью. – И что я должен, по-твоему, теперь сделать? Испепелить тебя?

– Разве ты испытываешь боль? – удивился Али.

– В человеческом обличии – да.

– Буду знать. То есть тебя и прикончить можно?

– Давай лучше сменим тему. Сочлись и ладно. Я отвечать не буду. Деловые интересы важней личных обид и амбиций. Короче говоря, я приглашаю тебя на прогулку.

– Что я за это получу. Ты меня выпустишь отсюда?

– Черта лысого, сам выбирайся.

Али засмеялся.

– Я рад, что тебе весело, – заметил Иблис.

– А ты выпей, сам развеселишься.

– Не могу, я на работе.

– Полно врать. Твоя работа из этого и состоит.

– Ладно, спорить не стану. Но мне пить нет нужды. Ибо от вина, что я выпил в молодые годы, я пьян до сих пор. А ты пей. Я подожду, пока ты созреешь для прогулки.

– Тихо, – сказал Али, прислушиваясь, – я слышу какие-то звуки.

– Ну да, звуки, – подтвердил Иблис, – дружок твой снаружи скалу терзает. Тоже мне Фархад выискался.