– Можно спросить какое? – поинтересовался Джайлз, обменявшись с Обри недоуменным взглядом.

– Любой дурак может догадаться, что оружие разрядилось случайно, когда майор его чистил, – сказал Макс, отходя от окна. – Сила отдачи должна была перебросить пистолет через стол в окно, и, пролетая там, он поцарапал ствол о металлическую раму.

– Хиггинс это не заглотнет!

– Хиггинса мы предоставим Кемблу. Несколько умно поставленных вопросов, пара тонких предположений, и я гарантирую, что к ленчу Хиггинс будет ползать на коленях в кустарнике.

– Неужели? – улыбнулся Джайлз. – Ты, видимо, слишком веришь в способности Хиггинса к дедукции.

– Я верю в способности Кембла, – несколько ядовито ответил Макс. – Кроме того, это не так уж невероятно. В прошлом году лорд Коллап погиб подобным образом, когда чистил свое оружие. Я напомнил об этом Хиггинсу в день своего приезда. Так вот, когда он найдет пистолет, я замечу царапину на стволе, а Кем увидит, что она соответствует маленькой щербинке на оконной раме. Хиггинс сделает соответствующее заключение, а мы во всеуслышание объявим его гением. Далее, Пиль примет его в министерстве внутренних дел, а я уж постараюсь ради этого парня. – Он немного грустно покачал головой.

– Ты настоящий друг, – сказал Джайлз, одной рукой обнимая Обри. – А теперь, любовь моя, тебе нужно вернуться в свою комнату и отдохнуть. Впереди длинный день, и нам еще многое нужно сделать.


В этот вечер тишина в зале для прислуги была наполнена ожиданием, в Кардоу редко собирали вместе весь штат слуг. Сейчас все с пристальным вниманием наблюдали за графом Уолрейфеном, который расхаживал перед ними взад-вперед, как будто специально нагнетая напряженность. Наконец он повернулся к ним лицом и отрывисто прочистил горло.

– Я знаю, вы все гадаете, зачем я сегодня вечером собрал вас здесь, – начал он, и его властный голос наполнил комнату. – Просто чтобы покончить с некоторыми неправильными представлениями и сообщить вам об изменениях, которые вскоре произойдут в Кардоу. – Обернувшись, он посмотрел на Макса и мистера Хиггинса, стоявших позади него. Обри наблюдала за ним из глубины комнаты и впервые за много месяцев – нет, вероятно, за много лет – чувствовала себя удивительно спокойно. Она не знала, что именно собирался сказать Джайлз сегодня вечером, но полагала, что он намеревался просто положить конец сплетням о смерти майора Лоримера. – Сегодня днем мистер Хиггинс сделал блистательное и ошеломительное открытие, – продолжал граф с серьезным видом, – и поскольку речь идет о недавней смерти моего дяди, оно касается всех нас. Думаю, лучше всего вам будет услышать об этом из его собственных уст.

С самодовольным видом мировой судья выступил вперед, и, когда он начал говорить, каждый из слуг, казалось, подвинулся на краешек своего стула. Хиггинс лишь изредка для уверенности бросал взгляд на де Венденхайма, и слушатели восхищенно кивали, когда он пояснял такие термины, как «траектория» и «баллистика». И при каждом новом повороте его повествования гул изумления пробегал по комнате.

– И в заключение, – закончил Хиггинс, – я буду просить коронера снова собрать присяжных по этому делу и пересмотреть вердикт, потому что смерть произошла в результате несчастного случая. Мы благодарим всех вас за согласованные действия во время этой трагедии и за помощь в расследовании.

Хиггинс сел, и собравшиеся с облегчением вздохнули, а затем Джайлз снова вернулся на свое место перед ними.

– А теперь я хотел бы объяснить еще одну вещь, – сказал он. – Дело касается моего дяди и его несколько загадочного поведения в последние годы перед смертью. Оно также касается миссис Монтфорд.

Обри с трудом удержала возглас удивления. Поверх множества столов и стульев Джайлз смотрел прямо ей в глаза, как будто его слова предназначались только для нее.

– Скоро здесь в Кардоу мы увидим некоторые изменения; надеюсь, очень приятные изменения, – продолжил он. – И мне хотелось бы, чтобы вы все меня поняли. Я хочу открыть вам очень важный секрет, секрет, который мистер Хиггинс и я до этого не имели права раскрывать.

Теперь все взгляды были прикованы к графу, Дженкс начал ерзать на стуле, Певзнер широко открыл рот.

– Многие из вас знают историю о том, как майор Лоример был ранен при Ватерлоо. Вам известно, что он остался в живых милостью Божьей и благодаря храбрости своего лучшего друга лейтенанта лорда Кенросса.

Слушатели дружно кивнули, они и раньше слышали эту историю. Некоторое время Джайлз театрально прохаживался перед ними, а потом снова заговорил:

– Однако, вам вряд ли известно, что миссис Монтфорд – дочь лейтенанта Кенросса.

Слуги от удивления затаили дыхание, а Певзнер, казалось, едва не задохнулся.

– Мой дядя дал миссис Монтфорд это место, просто чтобы защитить ее и маленького Айана от смертельной опасности. – Джайлз через комнату улыбнулся Обри. – В действительности Айан вовсе не сын миссис Монтфорд, а ее племянник. И Монтфорд на самом деле не их настоящая фамилия.

– О-о, Боже мой! – не удержалась Бетси и прикрыла рукой рот.

– Захватывающая история, Бетси, не правда ли? – улыбнулся ей граф. – Леди Обри и ее племянник были вынуждены скрываться здесь под защитой моего дяди, пока министерство внутренних дел не закончило очень сложное расследование.

Лорд де Венденхайм и мистер Хиггинс важно кивнули.

– Очень сложное, очень скрупулезное, – подтвердил де Венденхайм. – Это ужасная трагедия, – добавил он.

– Да, ужасная трагедия, – согласился Джайлз. – Но я счастлив сообщить, что это дело – трагическое убийство отца маленького Айана – в конце концов, раскрыто. – Джайлз говорил так веско и серьезно, словно выступал перед палатой лордов. – Преступники отданы в руки правосудия, и ужасная ошибка исправлена частично благодаря моему дяде.

– Да, он был очень храбрым джентльменом, – тихо сказал один из конюхов в переднем ряду.

– Совершенно верно, Джим. – Джайлз с благодарностью посмотрел на мужчину. – Так вот, пока я не вправе сказать больше – подробности появятся в газетах в ближайшие недели, но я могу сообщить вам еще одну удивительную новость: Айан может спокойно вернуться в свой дом в Шотландии и... – здесь Джайлз сделал выразительную паузу, – может занять подобающее ему место и носить свое законное имя – Айан Маклорен, граф Мандерс.

Слуги заохали, переглядываясь, а потом повернулись к Обри.

– О-о, мэм, это правда? – привстав со стула, спросила Бетси. – Несчастный маленький Айан? Настоящий лорд?

– Пожалуйста, не меняйте своего отношения к нему, – кивнув и покраснев, попросила Обри.

Джайлз кашлянул, и все взоры снова обратились к нему.

– И конечно, едва ли тете графа подобает продолжать служить нам здесь в качестве экономки.

У Бетси опустились плечи, а миссис Дженкс нахмурилась.

– Однако, – продолжал Джайлз, – я просил ее остаться здесь совершенно в ином качестве. Я просил ее остаться здесь и быть моей женой и графиней. Хозяйкой Кардоу.

Среди слуг пронесся шепот, Певзнер, казалось, вот-вот лишится сознания и упадет со стула, а Джим в переднем ряду засмеялся:

– Что значит «просили», милорд? Разве она не дала вам согласия?

– Еще нет, Джим, – с огорчением ответил Джайлз. – Я прошу ее об этом уже несколько недель и, честно говоря, начал терять надежду.

В глубине комнаты Бетси громко засмеялась.

– Я проведу с ней работу, ваше сиятельство, – пообещала она. – Просто отдайте свои заботы в руки старой Бетси.

– Прекрасное предложение. – Граф сделал жест руками, как бы приглашая всех встать. – А теперь для тех, кого можно уговорить, есть херес и замечательный торт с ягодами и взбитыми сливками, испеченный миссис Дженкс.

– Меня можно уговорить, – заявил конюх Джим.

– Прекрасно! – сказал граф. – Тогда могу я просить вас всех выпить со мной... ну если не за мою помолвку, то, по крайней мере, за мои надежды?

Эпилог,

в котором павлин возвращается домой на свой насест

На Хилл-стрит ночной сторож медленно проходил мимо опустивших головы лошадей, которые выстроились вдоль тротуара до самой Беркли-сквер. Вечер ежегодного благотворительного бала лорда Уолрейфена казался его хозяйке бесконечным. Обри хотелось только одного – остаться наедине со своим мужем, а вместо этого она была вынуждена стоять у парадного входа его дома в Мейфэре, целовать щеки и пожимать руки, пока последний из гостей не спустится по ступенькам.

Приглашение на бал к лорду Уолрейфену всегда было одним из самых долгожданных в сезоне, а в этом году стало еще более желанным благодаря догадкам и сплетням. Но болтовня не нанесла вреда карьере графа, Обри окончательно убедилась в этом, когда пожала руку мистеру Пилю и он пошел вниз по лестнице. Разумеется, с каждым повторением рассказа о бесстрашном поведении дяди Джайлза оно становилось все более героическим, и часть дядиной славы падала на Джайлза. Они придумали правдоподобную историю о том, как майор Лоример героически защитил Обри и Айана от кровожадного негодяя, и тотчас друзья Джайлза отполировали его репутацию почти до эталона добродетели.

Добропорядочные жители деревни Уолрейфена решили в честь майора Лоримера установить мраморный памятник жертвам войны прямо на деревенской лужайке. В Эдинбурге лорд – главный судья Шотландии прибыл на венчание Обри в совершенно ином расположении духа. Джайлз, разумеется, пригласил всех влиятельных людей в Эдинбурге, и никто не осмелился отказаться. Внезапно чей-то кашель вернул Обри в настоящее, и она, изобразив сияющую улыбку, обернулась.

– Доброй ночи, дорогая, – сказала подошедшая невысокая почтенная дама. Она горячо расцеловала Обри в обе щеки, и при этом перья на ее шляпе сильно закачались. – Спасибо, что приняли меня.

– Мне это было очень приятно, леди Кертон.

А на самом деле это было более чем приятно, потому что леди Кертон была лучшим другом ее мужа и тетей лорда де Венденхайма. Как только Обри и Джайлз прибыли в Лондон, добрая женщина взяла Обри под свое крылышко. Она и Сесилия познакомили Обри с Бонд-стрит и с почти половиной домов в Мейфэре.