Потом, когда на землю опустились вечерние сумерки, звякнул кухонный колокол, и обитатели замка стали собираться к вечерней трапезе. День закончился, настало время хорошо поесть, выпить и расслабиться. Время песен и развлечений.

Но Ронуэн не имела права отдыхать. С приближением вечера она чувствовала все нарастающее беспокойство, и теперь была напряжена как струна. Уже давно перевалило за полдень, а колокола не звонили. Наверное, звонарь позабыл о своих обязанностях. Да и солнце застыло в небе. В тревоге она кусала ногти.

Этой ночью она должна бежать. Откладывать нельзя. Для начала ей необходимо удостовериться, что боковые ворота не заперты — за исключением балки, которую она сможет поднять сама. Если же ворота закрыты на замок, она окажется в ловушке.

Ронуэн внимательно следила за всеми, кто входит в кухню и выходит. Одновременно она ждала Джаспера.

Быть может, после их стычки он покинул замок?

После их ужасной встречи на лестнице Ронуэн была слишком расстроена и смущена, чтобы понять одну простую истину: его местонахождение может определить успех или неудачу ее плана. Тогда ее попеременно одолевали то сожаление, то решимость, то печаль, то смирение. К тому времени как она сумела взять себя в руки и осознала, как важно знать местонахождение Джаспера, было уже слишком поздно. Конечно, она могла расспросить людей, но не знала, стоит ли это делать. Челядь ее не слишком жаловала. И хотя Джослин и Изольда не обвиняли ее в похищении, прислуга в основном косо смотрела на нее. Кроме того, все знали об интересе, проявленном к ней Джаспером.

Нет, она не станет привлекать к себе внимание, спрашивая о Джаспере.

Поэтому она сидела у окна в комнате Джослин и, вытянув шею, следила за передвижениями людей во внутреннем дворе. Скорее бы наступила темнота. Тогда она сможет бежать.

Когда в комнату проскользнула Гвендолин, у Ронуэн тоскливо сжалось сердце. Это чувство вины, поняла она, разглаживая лежавшую на коленях вышивку.

— Ты разве не пойдешь ужинать с нами? — спросила малышка.

Она открыла комод и, порывшись в нем, достала расческу.

— Мама говорит, что хорошие юные леди никогда не появляются в обществе со спутанными волосами. Ты мне поможешь? — спросила она и протянула расческу Ронуэн. — А потом мы вместе пойдем ужинать.

Ронуэн вообще не хотела спускаться вниз, поскольку не была уверена, что сможет сохранять невозмутимость. Ей придется делать вид, будто все нормально. Но ее отсутствие может вызвать ненужные вопросы и привлечь внимание. К тому же попросту невозможно проигнорировать просьбу ребенка.

— Конечно, милая. Забирайся ко мне на колени, и мы расчешем твои очаровательные кудряшки.

Улыбнувшись и продемонстрировав очень милые ямочки на щеках, Гвен так и сделала. Тепло детского тела дарило Ронуэн успокоение. Медленно расчесывая спутанные волосики Гвен, она с удовольствием вдыхала ее запахи. Мыло, собаки, мята. Как чудесно пахнут маленькие дети.

Неожиданно Ронуэн почувствовала, что ей не хватает Дэвита и Кордулы. Правда, ее брат и сестра уже почти взрослые. Через несколько часов ей будет не хватать и детей Джослин. Гвен и ее доверчивой невинности, Гэвина и его безрассудной храбрости и Изольды, желавшей передать своего обожаемого дядю Ронуэн.

Повинуясь импульсу, она поцеловала макушку Гвен. Девочка сразу повернулась и обняла ее.

— Я так рада, что ты пришла к нам жить. Гэвин говорит, что когда-нибудь ты уйдешь и вернешься в лес. Но я думаю, ты должна остаться.

— Ты действительно так думаешь?

— Да. Потому что… потому что ты так и не рассказала мне конец сказки, ну той, о валлийской принцессе и несчастном драконе.

Малышка вспомнила об истории, которую Ронуэн рассказывала ей, когда вместе с Джаспером укладывала ее спать. Казалось, с тех пор минуло много месяцев, хотя прошло не больше двух недель.

— Разве дракон был несчастным? — спросила она, продолжая расчесывать шелковистые кудряшки.

— Нуда. Он был очень несчастным. Это я точно знаю. И только принцесса могла подарить ему счастье. Правильно?

— Да, милая.

В волшебных сказках принцесса могла сделать дракона счастливым и позволить ему снова стать человеком. Но реальная жизнь была более обыденной и более сложной. Ронуэн отложила расческу и завязала волосы девочки красивой лентой.

— Нам надо поторопиться, иначе ужин остынет.

Ронуэн спустилась в зал, ведя за руку маленькую девочку, не ведавшую о проблемах, которые тревожили взрослых. Зал был освещен пламенем из большого очага. Полдюжины факелов и небольших фонарей придавали помещению особенный уют.

Девушка окинула взглядом зал. Как и весь замок, он еще не был достроен. Незавершенная фреска украшала одну стену, свежая штукатурка и краска ежедневно расширяли свои границы. Она никогда не увидит эту фреску законченной, вдруг поняла Ронуэн. Ей не придется полюбоваться на встречу святого Эйдана и святого Франциска на цветочном лугу, потому что она находится в этом зале в последний раз. Она никогда не вернется в Роузклифф, даже если Рису когда-нибудь удастся воплотить в жизнь свои мечты и захватить замок. Ей было бы слишком тяжело снова оказаться здесь. Очень уж много воспоминаний связано с Роузклиффом. Хороших. Ужасных. Разных.

— Пойдем, Ронуэн, ты можешь сесть рядом со мной, — сказала Гвен и потянула ее к столу, где уже сидели Изольда и Гэвин.

Джослин о чем-то разговаривала со служанками у очага. Джаспера нигде не было видно.

Это хорошо.

Это ужасно.

Ронуэн нахмурилась и потерла висок — у нее разболелась голова. Неожиданно она подумала, что Изольда вполне могла рассказать матери обо всем, что произошло сегодня между Ронуэн и Джаспером.

Девушка села и покосилась на Джослин. Ей очень хотелось верить, что Изольда промолчала. Но когда Джослин закончила свои дела и, направляясь к столу, взглянула на Ронуэн, то стало ясно, что ей все известно. И теперь Ронуэн не оставят в покое.

Ну почему эта женщина не видит очевидного: несмотря на то что ее союз с англичанином вполне удачен, никакого союза между Ронуэн и Джаспером быть не может.

Когда Джослин подошла к столу, Ронуэн постаралась придать себе максимум спокойствия и решимости, но, к ее удивлению, подруга только кивнула и спросила:

— Тебе дать подливу? Пастернак сегодня удался. Это коронное блюдо Одо.

Все было действительно очень вкусно, но у Ронуэн напрочь пропал аппетит. В животе все сжалось, скрутилось в тугой узел, и девушка ничего не могла проглотить. Оставалось лишь размазывать еду по тарелке. Целый час, который они провели за столом, женщины говорили о рецептах, специях и других столь же милых женскому сердцу вещах. В следующий базарный день в Роузклиффе ожидали торговца тканями из Честера. А у беременной жены мясника такой большой живот, что, по-видимому, будут близнецы.

Минуты тянулись бесконечно, и беспокойство Ронуэн усиливалось. А потом Гэвин спросил:

— Джаспер скоро вернется с берега?

При звуке этого имени Ронуэн вздрогнула и выронила ложку, после чего опрокинула свой кубок с вином. Вина в нем было не много. Джослин быстро поставила его и, глядя на расплывающееся по скатерти пятно, сказала:

— Вы двое успеете перепачкать все скатерти, прежде чем наконец договоритесь.

Ронуэн вскочила, сверх всякой меры разозлившись на вроде бы невинное замечание подруги.

— Господи, ну почему ты не можешь просто оставить все как есть!

Женщина подняла глаза.

— Пятно от вина нельзя оставлять. Его необходимо убрать сразу, иначе оно никогда не отстирается.

— Я говорю не о пятне! — выкрикнула Ронуэн, изо всех сил сжимая кулаки. — И ты это отлично знаешь.

Выражение лица Джослин было безмятежным и добрым. Дети казались встревоженными. Гвендолин осторожно притронулась к руке Ронуэн.

— Все в порядке, не беспокойся, — пролепетала она. — Мама никогда не сердится, если извинишься. — Она прижалась к Ронуэн, и тепло ее маленького тельца стало одновременно целительным бальзамом и изощренной пыткой. — Просто извинись. И все будет хорошо.

— Извини, — спустя мгновение пробормотала Ронуэн, вовсе не имея в виду пролитое вино.

И Джослин это поняла.

— Мне очень жаль, — сказала она чуть громче. — Думаю, мне лучше уйти. Ты позволишь?

— Конечно, — ответила Джослин, но Ронуэн…

Ронуэн больше не могла выносить эту пытку. Ей было тяжело находиться среди людей, которые простили ей страшные преступления, а она продолжала хранить от них секреты. Как могла она помогать кому бы то ни было, желавшему причинить вред обитателям Роузклиффа?

Она высвободилась из объятий Гвен и, коротко кивнув, удалилась. Но, поднимаясь по ступенькам, она чувствовала, как сжимается от боли сердце. Она не может даже попрощаться, объяснить им свой поспешный побег, поблагодарить за бесконечную доброту.

Лестница закончилась, и Ронуэн неуверенно остановилась, не в силах решить, куда идти и что делать. Было темно. Следовало поспешить. Но она не могла сдвинуться с места.

Возможно, она должна оставить записку для Джослин.

Отыскав в комнате управляющего пергамент, перо и чернила, она написала письмо. Буквы у нее получились не слишком аккуратными, к тому же не было песка, чтобы их присыпать. И все же письмо было читаемым, и, она надеялась, передавало всю глубину ее чувств.

«Я ухожу искать свою судьбу. Прими мою глубокую благодарность за твою доброту, Джослин. Я ничего не сделала, чтобы ее заслужить. Я не могу предать тебя и твою семью, но не могу так же предать Риса и мой народ. Поэтому мне лучше исчезнуть из Роузклиффа и Каррег-Ду, оказавшись подальше от местных конфликтов. Прошу тебя, передай мои наилучшие пожелания Изольде, Гвендолин, Гэвину…»