Оксана выпрямляется, меняет ногу и перекладывает гантель в другую руку.

— За красивую женщину спасибо, а про фигуру Шварценеггера всё-таки лучше к Сергею. Это мой совет и прими его как истину.

Она начинает делать упражнения, а я снова исподтишка любуюсь совершенными изгибами тела и чудесными округлостями. Стараюсь не давать фантазии простора, поэтому периодически перевожу взгляды на других посетителей.

Пухлый мужичок теперь кряхтит на велотренажере, то и дело промакивает лоб полотенцем. Народу прибавляется. Есть и ребята, чьи руки похожи на удавов, проглотивших баскетбольные мячи. Однако большинство нормальные люди в той или иной мере спортивной подготовки. Женщины занимаются как на дорожках и мячах, так и на тренажерах. В основном женский пол довольно подтянут и миловиден. Нет тех крупных фанаток фаст-фуда, которых так любят изображать в комедиях. Обыкновенные женщины, не фитоняшки. Весь спортзал состоит из обыкновенных людей, которые приходят сбросить негатив после работы. Выместить на железе злость и разочарование.

— Ты что-то ещё хочешь спросить? Тогда не мешай, пожалуйста. У меня мало времени, а сделать нужно ещё много.

— Нет, больше ничего. Тогда всего доброго. До завтра, Оксана Евгеньевна.

Я отхожу к Гарику, и в этот момент к нам приближается Сергей. В руках у него достопамятный планшет.

— В общем и целом ситуевина следующая. Вам бы не мешало освоить технику, прикинуть диету и позаниматься под моим чутким руководством. Это на первых порах, чтобы не сорвать мышцы и не получить травму. А потом уже можете и сами двигаться в том направлении, куда пожелаете. Вы как на это смотрите?

— Мне нужно посоветоваться с женой, — тут же оправдывается Гарик.

— А я просто похожу. Для здоровья тела и души, — тоже спешу вставить свои пять копеек.

Ну, нет у меня лишних денег для инструктора, а он вряд ли возьмет пару тысяч. Оксана к этому времени уже переходит на тренажер для спины. Мы совсем недавно там занимались. Сергей же показывает на планшете сфотографированных людей из разряда рекламных буклетов «до и после». Да уж, фотографии впечатляют, если это не фотошоп. Сначала толстенькие, а потом подтянутые люди чередуются один за другим.

— Круто, это всё ваши подопечные? — спрашиваю я, чтобы приостановить завораживающее мелькание картинок.

— Да, кто-то из них пришел дрищем, кого-то закатили самосвалом, но после занятий со мной сами видите, что из них получилось.

— Мы всё-таки позанимаемся сами, — отвечает Гарик.

— Как знаете, но если что — мои контакты есть у администраторш. На этом занятие закончено. Можете позаниматься ещё, а в конце лучше встать опять на дорожку или же на велотренажеры. Хороших занятий, — после этих слов Сергей забывает о нашем существовании и подходит к другому посетителю.

— Фух, я думал, что нас сейчас разведут и заставят заниматься не по дням, а по часам, — облегченно выдыхает Гарик.

— Да ладно, это же его работа. Не мы, так другие оплатят его услуги. Давай лучше на жим лежа. Сделаем лесенку, потом на дорожку. Пойдем пешком! И в конце опробуем сауну. Я с собой масло грейпфрута взял, — отвечаю я на взгляд Гарика.

— Я не про то так выразительно молчу. Как всё прошло с Оксаной? — Гарик кивает на ладную фигурку нашего финансового директора.

— Пока ничего, но я не отчаиваюсь. Всё равно она будет моей. Пусть не в этой жизни, пусть в иной. Но будет! Пойдем на штангу, пока не заняли.

Походкой уверенных в себе мужчин мы отправляемся к скамеечке со стойками. В зеркальных стенах отражаются наши нахмуренные, сосредоточенные лица. Ну, штанга, погоди! Блины нанизываются на гриф — около пятидесяти килограмм. В школе это был разминочный вес. Посмотрим сейчас, как я сохранил форму.

Ложусь на дерматиновую поверхность скамеечки и приноравливаюсь к штанге. Первый подход — он самый важный. Как его сделаешь, так потом пойдут и другие. А мы ещё собираемся сделать «лесенку» — когда после каждого подхода увеличивается вес и так до полного отказа мышц. Я ложусь, примеряюсь и снимаю штангу.

Краем глаза замечаю, что Оксана подходит к стене, где прибита небольшая полочка. Там лежат бутылочки с водой, записные книжки, телефоны. Она откручивает крышку у бутылки с водой и наблюдает за нами.

— Она смотрит, — старается не шевелить губами Гарик.

— Ага, поэтому не дай штанге упасть, — отвечаю я.

Первый раз выжимаю успешно, также как пятый и седьмой, но вот десятый раз… Я не знаю, какой именно съеденный продукт является причиной моего позора. Когда я красиво поднимаю штангу, то звучит звук разрываемой влажной ткани. Такой звук можно услышать, когда отпускаешь надутый шарик, и он мечется по комнате, выпуская воздух. Так же этот звук можно сделать самому, если высунуть кончик языка, поместить его между расслабленных губ и сильно выдохнуть. И как раз в это время звучащая в зале музыка делает паузу, чтобы поменяться на другую композицию.

Я едва не роняю штангу… Такого предательства от своего тела я не ожидал. Вижу, как надо мной сотрясается Гарик, пытаясь сдержаться от хохота. Краешком глаза посматриваю на Оксану Евгеньевну — та улыбается, не скрывая белоснежных зубов. Пухлый мужик на велотренажере открыто ржет. Два парня по соседству делают вид, что им режет глаза. Я чувствую, что медленно сгораю со стыда.

Однажды в детстве мне приснился сон, что я отвечаю у доски, и в этот момент происходит неконтролируемый выход мочи. И стою в мокрых штанах перед хохочущим классом и мне так стыдно, что готов провалиться сквозь землю. Я просыпаюсь и выдыхаю облегченно, что это был всего лишь сон. Подобные ощущения я испытываю и сейчас, но проснуться уже не судьба.

Кладу штангу на стойки и пытаюсь поменяться с Гариком местами, но эта сволочь делает вид, будто от скамейки идет страшная вонь. Вот же гад! А ещё друг называется.

— Ты знаешь, я сразу в сауну пойду. Фиг с ней, с этой дорожкой. Вдруг там что-нибудь похуже произойдет.

Кажется, что я сейчас провалюсь сквозь землю. Посетители кидают на меня насмешливые взгляды. Я старательно их не замечаю, но долго в пол не насмотришься. Снимаю блины с грифа и плетусь за Гариком в раздевалку.

Не смотрю на Оксану Евгеньевну — боюсь наткнуться на насмешливый взгляд.

Глава 4

Легко терпеть, коль горя нет, сестрица,

И кроткой быть, где нет причин сердиться!

Когда судьбой помятые кричать

Начнут при нас, мы им велим молчать;

А если б горе приключилось с нами,

Мы б, верно, больше жаловались сами.

Пока злой муж не оскорбит тебя,

Внушаешь ты другим терпеть, любя;

А если б ты обиду испытала,

Дурацкого терпенья бы не стало.

(«Комедия ошибок» У.Шекспир Акт 2 сцена 1)

Каждый, кто просыпался после первого занятия в спортзале, знает, насколько сильно ноют и болят мышцы. Певица Ёлка на телефоне снова попыталась убедить, чтобы я не падал духом. Но пока я тянусь к телефону, то успеваю пожалеть, что родился на свет. Два раза.

Болят даже корни волос. Я уже успеваю забыть, насколько неприятен исход молочной кислоты из мышц. А сейчас я почти весь вселенское сосредоточение боли. А ведь ещё нужно встать и сделать первую чашку кофе.

Создается ощущение, что к каждой, даже самой маленькой мышце, подвели электричество и теперь они сокращаются с болезненными ощущениями даже при легком движении. Какое похмелье? Какая рана? Настоящая боль возникает только тогда, когда долго не тренируешься, а потом даешь огромную нагрузку.

Чтобы встать, приходится задействовать всю силу воли. В эти мгновения я ненавижу певицу Ёлку с её песней, ненавижу себя за долгое спортивное бездействие. Ненавижу даже черепаху, которая выползает из-под кровати и мчится на кухню. Мы бежим с ней наперегонки, и я катастрофически отстаю. Она делает перекур, чтобы подождать меня. Ноги не идут, руки не двигаются. Я чувствую себя слишком старым для всего этого дерьма…

— Алло, привет! Ты как? — я смиряюсь с проигрышем в гонке с черепахой и набираю Гарика.

— Здорово! Чувствую себя как конь есаула, которого пристрелить не поднялась рука, — отвечает жалобный голос.

— Такая же фигня. Я сейчас буду отпрашиваться.

— Понятно. Я уже отпросился, сейчас буду пялиться в ящик, и жалеть себя.

— Классное занятие. Пожалуй, тоже им займусь.

— Давай, захочешь сочувствия — звони.

Короткие гудки уведомляют о том, что разговор закончен. Я нахожу в себе силы открыть тяжеленную дверцу холодильника и оторвать пару листов салата. Такое ощущение, что я отдираю куски от резиновой покрышки, а не легкие перья клетчатки. Ненавижу себя за слабость. Ещё нужно позвонить на работу — очередное усилие. Набираю номер и делаю умирающий голос.

— Алло, Юрий Геннадьевич. Доброе утро, кхе-кхе.

— Доброе, доброе. Зачем звонишь в такую рань? — раздается недовольный голос начальника.

— Да приболел немного. Хотел бы отпроситься.

— Что, так всё плохо?

— Да, денек бы отлежаться, а завтра буду огурцом.

— А больничный?

— Я не хочу идти в больницу, там минимум на три дня оставят, а мне-то нужен всего денек.

— Ну ладно, раз так. Давай, поправляйся.

На этот раз гудки говорят, что у меня сегодня выходной. Я бы улыбнулся, но болят даже лицевые мышцы, будто ими тоже вчера штангу поднимал. При воспоминании о штанге и казусе с ней у меня вырывается скорбный стон. Интересно — какие подколки и остроты сорвутся с языка моих коллег, когда я появлюсь завтра?

Однако, это всё завтра, а сегодня у меня весь день свободный и я, вместо кофе с оттенком гудрона, завариваю себе зеленый чай. Обожаю «Черную жемчужину» — когда в стеклянный чайник бросаешь три-четыре шарика, заливаешь их горячей водой и смотришь, как они распускаются на поверхности воды. Три верхних листика с предгорий шаолиньских областей. Собранные смуглыми руками, свернутые смуглыми руками и проданные смуглыми руками. Всё для того, чтобы бледнокожий человек с ноющими мышцами смог посидеть на кухне и вкусить ароматный напиток. Не хватает только красивого хокку, но я их не знаю, а у черепахи пасть забита салатом. Придется пить без лишних изысков.