Мы заезжаем на проселочную дорогу, туда, где кончается асфальт. Лесная просека выглядит декорацией к сказкам Александра Роу. Того и гляди — сейчас вырвется из-за поворота шальная тройка белых коней, а с неё нам помашут Настенька с Иваном. Или же выйдет из-за ели седовласый старик в синей шубе и с белым посохом. Или выскочит Баба-Яга и заведет своё вечное «чуфырь-чуфырь».

— Красота-то какая. Я такое только по телевизору видела, да на картинках в соцсетях, — кивает Оксана на картины заснеженного леса.

Мне кивает!

— Да, я тоже такое видел, когда приезжал к бабушке на зимние каникулы. Остались отчетливые воспоминания о санях, лыжах и огромных снеговиках, которых мы лепили с отцом. А ещё горячие блины с маслом и сахаром. М-м-м, объеденье! — отвечаю я.

— Борис, блины любишь? Тогда вечером сделаю, — поворачивается с переднего сиденья Марджаана.

— Вот это будет здорово. Марджаана, ты так вкусно готовишь, прямо пальчики оближешь! Забыл уже, когда такую вкуснятину ел. Если бы остался у вас на месяц, то в самолет меня пришлось бы закатывать.

— Ничего, Борис, вот прилетим домой, и в спортзале за неделю всё сгонишь, — пожимает мою руку Оксана.

Меня словно бьет разрядом тока. Она сама взяла мою руку! Теперь я понимаю, что испытывал тот маленький робот из мультика «Валли». Обычное ласковое прикосновение, а значит так много.

— И насчет лыш тоше скоро похотишь! Я планирую вас взять на охоту. Поетем на клухаря.

— Клухарь — это петух, что ли? — спрашивает Оксана.

— С чеко ты взяла?

— Да как-то соединились клуша и ухарь, вот и появился клухарь.

— Нет, клухарь он на току. Он… — щелкает пальцами Оскари.

— Он глухаря имеет ввиду, — поясняю я улыбающейся Оксане. Оскари показывает большой палец.

— В какой спортзал вы ходите? Может, я тоже запишусь, а то немного подрастерял форму на сидячей работе, — не может удержаться Юрий.

Оксана ещё несколько секунд держит мою руку, а после убирает прядь с лица. Вот надо же ему влезть? Копался бы и копался в своем телефоне.

— В «ОлимпФит» на Герцена. Знаешь такой клуб?

— Конечно знаю, я постоянно рядом проезжаю. Вот это здорово, вот где можно будет сбросить стресс после работы. Потренируешь меня, Оксана? — Юрий снова пытается положить ей руку на плечи.

Положить и заглянуть в глаза — в лучших традициях пикапера. Контакт тактильный и визуальный, ещё и бархата припустить в чуть пониженный голос. Всё как по инструкции.

Оксана вновь её снимает. «Жизнь, это не фильм!» — проносится в моей голове радостная мысль. А мы тем временем подъезжаем к одинокому дому. Просека упирается в него, а дальше тупик — могучими богатырями встают огромные сосны. Дом вряд ли можно отнести к разряду сказочных, такой можно увидеть в любой деревне, где остались срубы из бревен. Добротный, некрашеный, а засмоленный, словно недавно был пожар, и на бревнах осталась копоть. Под стрехой крыши повешены связки сухих трав, веники, свисают какие-то замшелые коряги. Жутковатое зрелище. Не хватает только копий с черепами и черного кота в придачу. С левой стороны приткнулась большая поленница дров, на ней ровным слоем белеет снег. Над печной трубой вьется белесый дымок. Давно немытые окна слепо взирают на окружающую домик лесную красоту.

— Вот мы и приехали! — говорит Оскари, когда машина замирает в десятке метров от дома.

— Куда это ты нас завез, друг любезный? — спрашивает Юрий, когда мы выбираемся из автомобиля.

Снег у крыльца очищен, небольшая тропка ведет к поленнице в одну сторону и к деревянной уборной с сердечком на двери в другую.

— Я вас привез к местной тостопримечательности. Это тревний колтун. Никто не знает, откута он тут взялся. Никто не знает, сколько ему лет. Никто не знает его имени, потому и называют Вяйнямёйнен, как мутрого старца из лекент. Он рассказывает о бутущем человека, лишь взглянув ему в лицо, — загадочным шепотом сообщает Оскари. — Мы каштово постояльца привозим сюта, и все остаются товольны.

Марджаана вынимает из багажного отделения объемистую сумку а-ля «мечта оккупанта». С такими клетчатыми сумками в своё время ездили «челноки» за шубами и прочей одеждой. Я не заметил, когда она успела туда её поставить. Кажется, что эта сумка была припасена загодя. Хозяйка коттеджа с натугой подносит её к двери, ставит на снег и выпрямляется.

— Вяйнямейнен!! Это Оскари и Марджаана!! Мы привезли гостей. Ты сможешь с ними поговорить?

Марджаана не дожидается ответа, а отходит обратно к джипу. Оскари обнимает её и делает нам знак молчать. Оксана кутается в шубку, кулачки находятся у подбородка, словно её знобит. Мне тоже чуточку не по себе оттого, что сейчас мы встретимся с неизвестным. С тем, кто общается с духами и может заглянуть за грань реальности.

— Ох, вот только шарлатанов мне не хватало, — слышится за спинами голос Юрия.

Он пытается дозвониться до предприятия, но, увы, мы оказываемся вне доступа сети. А там случилось что-то серьезное, судя по выражению его лица.

— Вяйнямейнен не шарлатан, вы лучше потише о нем коворите, а то он мошет услышать, — озабоченно шепчет Оскари.

Наша группа застывает и смотрит, как медленно, очень медленно и торжественно открывается дверь. Так может открываться вход в преисподнюю, где неторопливые черти вяло переворачивают грешников на раскаленных сковородах. Черный провал двери, а за ним неизвестность.

И ни звука. Даже ветер затих, словно присел на бампер машины и старается вместе с нами что-нибудь разглядеть в чернеющем провале.

— Захотите, колтун вас штет, — шепчет Оскари и хватает Юрия за рукав. — Не нато всем вместе, лучше по отному. Кто из вас смелый, тот пусть пойтет первым.

Кто смелый? Вряд ли я могу себя к безумцам, которые могут очертя голову броситься в любую авантюру. Однако, рядом находится Оксана. Поэтому я делаю шаг вперед.

— Захвати с собой сумку. Поставишь её кте-нипуть у порока. Старайся не смотреть в клаза колтуну, кто знает, что у неко на уме. Спроси не польше трех вопросов, если захочет, то сам тепя спросит, — напутствует меня Оскари.

С каждым словом внутри распространяется холодок, будто разжевываю черный ментоловый «Холлс» на морозе. Я не трус… но я боюсь. Но раз сделал шаг, то нужно делать и второй, а дальше получится легче. Снег хрустит под ногами: «Трус. Трус. Трус. Трус» Он злит меня и раздражает. Я наклоняюсь за сумкой и поворачиваюсь к стоящим. Оскари с Марджааной смотрят выжидающе, Оксана прикусывает пальчик, Юрий пытается дозвониться.

— Если не вернусь, считайте меня коммунистом.

— С радостью, — тут же откликается Юрий. Оксана шлепает его по плечу, а он шутливо отшатывается и выставляет руки.

Я вхожу в темноту сеней. После уличной слепящей белизны ещё долгих полминуты не могу увидеть, куда мне идти. Под ноги попадает жестяной бак и отзывается грохотом на неловкого посетителя. Что-то падает и звенит на полу, будто рассыпали кучу алюминиевых ложек. Под руку попадает дверная ручка, и я тяну её на себя.

Первое, что меня встречает — запах затхлости. Так может пахнуть мумия Тутанхамона, если к ней принюхаться. В полутемной комнате возле печки шевелится куча тряпья. Большая куча, похожая на ежа в опавших листьях. Ни рук, ни ног, а тем более головы не видно в этих лохмотьях.

— Пошто пришел? — скрипучий голос похож на скрежет ножа по оконному стеклу.

— Я от Оскари и Марджааны. Они нас привезли, чтобы вы нам погадали, — отвечаю я несмело, а сам осматриваюсь, куда можно поставить сумку.

— Ты пошто смехом-то зовешь? Кака я вам гадалка? Пошел до хода, пасынок зверя.

Я стою и не понимаю — что я не так сделал. Вроде бы всё как говорил Оскари, а на деле меня натуральным образом посылают, да ещё и обзывают.

— Што встал? Пошел-пошел! — бубнит эта куча тряпья.

Из-под тряпок не видно — мужчина это или женщина. Кажется, что этот колдун успевает про меня забыть, так как покачивается на табуретке и что-то мычит себе под нос.

Я ставлю сумку на пол и собираюсь уходить.

— Што там? — вопрос застает в двери.

— Не знаю, это оставили Оскари и Марджаана.

— Ты не знашь, а нясешь. Што табе кажут, то и делашь. Хде же твоя башка-то? Али токмо для шапки годна?

Я стою и не знаю, чего ответить. Вроде и правильные вещи говорит, а с другой стороны мог бы быть и повежливее. Предпочитаю привычную манеру поведения — сдержаться, а потом вечером придумать достойный ответ. Но не судьба мне выйти.

— Мне тваво и даром не нать, коль не знамо чаво приволок. Забирай да топай отсель, коробка нищая.

Такое обхождение возмущает до глубины души. Да что за дела? С какой радости этот хмырь позволяет себе меня оскорблять? Закутался в тряпки и думает, что король? Дай-ка я взгляну в глаза этого «короля».

Как только я делаю шаг к сидящему колдуну, как тут же навстречу мне взлетает черная рука со страшными струпьями на коже. И в нос ударяет запах… Запах давно не мытого тела и гниющей плоти. Я невольно отшатываюсь, как можно отшатнуться от канализационного люка, из которого выползает содержимое.

— Пошто надвигашься, аки глыза каменна? Жмешь в себе семя мужско, так не пред мною его плескать нужжо. Блазниться мне, што буди у тебя скорополучно битва со вторым самим собой. Корить себя бушь, коли проиграшь, а коли выиграшь, так вдвойне убиваться бушь. Покуда не сгнобишь дурну натуру свою, да не перешерстишь жизнь прежню, не будет рядом с тобой горлицы лазоревой. От лихорадства не мотайся, встреть открытой грудиной. А покуда поди прочь, Борис!

Я вздрагиваю. Своим скрипучим говорком колдун начинает вводить меня в транс, а уж когда назвал по имени… Будто гипнотизер щелкнул пальцами. Я половины не разобрал, что он говорил, но вместе с тем всё так четко и ясно становится. Я понимаю, что должен измениться и это произойдет вскоре. Но вот что за битва с самим собой?