— Хм, теперь я знаю, почему ты иногда не выполняешь задания. Ты мазохист! Оскари, я возьму у тебя пару веников, чтобы подгонять Бориса на работе?

Сквозь расслабление доносится голос Юрия. Вот же противный человек. Неймется ему, когда другому хорошо.

— Юрий Геннадьевич, вы следующий. Не забывайте, что я тоже буду добавлять глупые комментарии.

Не могу удержаться от ответа. Вроде бы и не хочется говорить, но оставлять без внимания колкости тоже не хорошо.

— Порис, ты хорошо тершишься. Эти веники тействительно на люпителя, мнокие просто отказываются от них.

— Да-да, Борис у нас любит пожестче. Теперь я знаю, что ему выдавать в качестве премии. Попрошу двух дворников-таджиков, чтобы погоняли метлами по территории, вот и премия выйдет. И уколы получит и вспотеет заодно. Борис, ты как?

— Я сейчас слишком расслаблен, чтобы говорить гадости. Поэтому подождите немного, вот после бани обязательно наверстаю упущенное.

— Вы так трук нат труком смеетесь? — спрашивает Оскари. — Толшно пыть очень тавно знакомы, если позволяете такие шутки. Порис, я скоро закончу, а ты сразу прыкай в купель. Кокта вылезешь, то расскашешь о своих ощущениях.

— Да, Оскари, ты прав. Мы давно знакомы. Можно сказать, что не один килограмм нервов друг у друга съели. Я даже немного огорчен, что это знакомство скоро закончится. Борис хочет от нас уволиться. Говорит, что нашел место лучше, — слышится ехидный голос Юрия.

Вот же зараза! Ну, никак не дает расслабиться. Между тем Оскари хлещет в последний раз и громким голосом возвещает о финале процедуры. Тело размякает и напоминает игрушку-«лизуна». Я покачиваюсь, когда слезаю с полка. Неуверенным шагом прохожу в омывальню и прыгаю бомбочкой в купель.

Почему я не увидел, что в резервуаре нет воды?

Неужели настолько расслабляюсь, что забываю — с кем нахожусь в одном обществе? И вот она — расплата…

Вам приходилось когда-либо вставать на коньки? Помните то ощущение, когда ноги уезжают вперед, а попа остается позади и приземляется на твердую поверхность? Малоприятно. А когда над тобой смеются, то прибавляется ещё и чувство обиды. Однако вы падаете с высоты в полметра, может, чуть выше, но никак не с двух метров.

Сначала мне кажется, что позвоночник рассыпается, и костяшки разлетаются по мокрому дну. Они тихо стучат, будто ворон шагает по металлической крыше гаража. Потом приходит боль. Сравнить её можно с выдиранием зуба без анестезии. Здорового зуба… Такие же «приятные» ощущения. Не о них ли говорил Оскари? «Неперетаваемые ощущения».

Хочется выть, скулить и ругаться матом. Но сдерживаюсь, ведь Юрий только этого и дожидается. Как же больно…

— Что тут крохотнуло? Порис? Ты что там телаешь? — сквозь звон в ушах доносится голос Оскари. — Кута потевалась вся вота?

Я сжимаю зубы, чтобы не завыть.

Испарилась!!!

— Оскари, быстрее вниз, нужно Бориса достать! — раздается командный голос Юрия, и рядом с моей правой ногой приземляются ступни хозяина коттеджа.

Он пытается меня подхватить подмышки, чуть-чуть приподнимает, но тело выскальзывает, и я ещё раз бухаюсь на ноющую пятую точку. Словно выдирают зуб без анестезии… Второй зуб.

Бухаюсь и чувствую, как по ногам начинает струиться вода. Не теплая, так что за свой мочевой пузырь могу быть спокоен. Нет. Льется холодная и выливается откуда-то сзади. Омывает горящий копчик. Она и должна была литься всё это время!

Я прикусываю губу и помогаю Оскари поднять своё кричащее от боли тело. Сверху хватают жесткие руки, и я возношусь к небесам. В смысле — поднимаюсь на уровень пола. Юрий улыбается.

— Мужчины! У вас всё в порядке? — доносится из-за двери женский голос хозяйки коттеджа.

— Да, это Борис поскользнулся! — отвечает Юрий и тут же добавляет, уже тише. — Не нужно им знать об этом, а то расстроятся. Ты как, Борис, в норме?

Если бы не сильная боль, что выкручивает суставы, то двинул бы ему лбом в улыбающееся лицо. Знаю же, что это сделал он. Знаю, а доказать не могу — вода прибывает, и уже видно, как она закрывает щиколотки Оскари.

— Да, я в норме, — слова вылезают еле-еле, будто прокручиваются через мясорубку.

— Вот и хорошо. Не будем другим портить отдых. Оскари, почему это произошло?

— Не знаю, первый раз такие перепои. Скорее всеко что-то случилось с тренашной системой. А от твоеко приземления она снова зарапотала. Мошет, что-то запилось внутри? Я завтра ше проверю, — Оскари заглядывает мне в лицо, я отвечаю ему слабой улыбкой.

Финн отворачивается, и в этот момент я срываюсь. Несмотря на адскую боль, бью своего начальника по почкам! Вернее, я думаю, что бью… На самом же деле он легко блокирует удар и хватает меня за шею.

Недавно по телевизору шла какая-то научно-познавательная программа про кузницу, её появление и распространение. А также про само кузнечное ремесло. Закадровый голос рассуждал о кузнецах, о мистической ауре, что окружает их действо, и в это время шел видеоряд, на котором здоровенный кузнец вытаскивал раскаленный брусок металла из печи. Вытаскивал большими серыми клещами. И когда Юрий впивается пальцами в горло, то почему-то вспоминаются те самые кузнечные клещи. Сразу перехватывает дыхание. От дополнительной боли я поднимаюсь на цыпочки.

— Аккуратнее, Борис, а то можешь снова упасть и что-нибудь себе сломать, — улыбается Юрий.

Голос мягкий, словно он беседует с ребенком. Вот же сволочь. Поднимает руку вверх, я чуть ли не отрываюсь от пола, и опускает её вниз. Показывает силу. Перекладывает руку на плечо, когда Оскари поворачивается к нам.

— Борис, ты бы шел к девушкам, пусть они тебя чаем напоят. Вряд ли сможешь дальше париться. Так и быть, я забуду, что ты проиграл сиденье в парилке. И даже не буду требовать отжаться. Пойдем, провожу! — Юрий берет под локоть и подводит к двери, пока Оскари пробует закрутить и открутить вентили кранов.

— Порис, если тепе плохо, то мы мошем закончить паню…

— Нет, всё в норме. Я удачно приземлился, — вымученно улыбаюсь озадаченному хозяину коттеджа.

— Это только начало, — шепчет Юрий едва слышно, когда открывает дверь и добавляет уже громче. — Ты посиди, отдохни, а мы продолжим. Если найдутся силы, то приходи обратно.

Я делаю шаг и в этот момент понимаю, что предстаю перед женщинами в чем мать родила. Из клубов пара показывается обнаженный менеджер Борис. Если у Оксаны было рождение Афродиты, то сейчас скорее рождается хромой Гефест. Обнаженный, с ноющей пятой точкой, униженный — в этот момент я похож на одного из узников концлагерей, которых привели на допрос. Вот только вместо надзирателей на меня удивленно смотрят две женщины, а фашист стоит сзади и улыбается. Он наступил ногой на простыню!

Я прикрываю причинное место ладошкой и старательно тяну к себе влажную материю. Юрий не отпускает. Тогда дергаю что есть мочи — вдруг этот гад поскользнется и растянется на полу?

Увы, чуда не происходит, и он просто поднимает ногу. Простыня вылетает в комнату отдыха, дверь за спиной захлопывается. Я обматываюсь белым полотном как римский патриций и вижу, как ко мне подходит Оксана.

— Боря, с тобой всё в порядке?

— Ну… да… неловко ногу поставил… Сейчас всё в норме, — я смущаюсь от такого внимания.

На кожу над правой лопаткой ложится прохладная ладошка, и Оксана показывает мне, куда сесть. Сама садится рядом, и я чувствую, как её бедро касается моего. Снова перед глазами встает тюльпановое поле. Бездонные глаза так близко… они будто гипнотизируют меня. Боль стихает. Даже деревянная скамья не приносит неудобства. Ведь рядом Оксана… Её губы изгибаются в беспомощной улыбке и из них вырываются слова:

— Тебе налить чаю? Самовар недавно вскипел, и Марджаана поделилась летним сбором. Попробуй, какой он вкусный.

Из её рук я готов принять даже яд.

— Спасибо, не откажусь. Уже отсюда чувствую аромат.

Пахло тем самым дыханием природы, который доносит ветерок, когда выходишь из машины за пятьдесят-семьдесят километров от Москвы. Выходишь в наполненное солнцем поле, туда, где каждая травинка издает свой неповторимый аромат. Выходишь, вдыхаешь и понимаешь, что тщетна суетливая жизнь, что вот оно — неспешное вековое течение. То место, где цветут и пахнут настоящие хозяева планеты Земля, а мы на ней лишь гости.

— Борис, точно всё хорошо, а то у меня есть хорошая мазь от ушибов, — Марджаана подает чашку с ароматным напитком.

Оксана принимает чашку и подает мне. Другая рука нежно поглаживает моё плечо. Я чувствую, как по коже табунами носятся мурашки. Да ради такого момента готов ещё раз нырнуть в пустую купель. Принимаю чашку и неловко поворачиваюсь. Пятая точка моментально отзывается взрывом боли, и я понимаю, что пока не готов нырять повторно. Даже ради таких моментов.

— Спасибо, Оксана. Вот уж никак не ожидал от вас подобной доброты.

— Да уж, я полна сюрпризов.

Какая же у неё очаровательная улыбка. Почему же она так мало пользуется ей на рабочем месте? Я прихлебываю горячий чай. Ароматы лета наполняют тело блаженством, горячее колено Оксаны как приятный бонус. Марджаана пододвигает коричневый колотый сахар. Кусочки похожи на плотные сухарики.

— Угощайся, Борис. Оскари специально заказывает тростниковый. Любит его очень.

— Благодарю от души, милые дамы. Уже чувствую себя на седьмом небе от счастья.

— Ты пей, Боря, пей. Тебе нужно набирать силы, — ладошка продолжает гладить по плечу.

Я смотрю в голубые глаза Оксаны, и в этот момент меня пронзает догадка — ей нужно о ком-то заботиться. Ей нужен ребенок! А пока я в роли беспомощного человека, то внимание переходит на меня. Я в её глазах становлюсь ребенком, который ушиб коленку и вот-вот расплачется. Не мужчина, а маленький мальчик. Плакса.

И это я? Тридцатилетний мужик? Неужели меня так расслабила работа в женском коллективе, что я готов принимать от женщины жалость? Где моя суровость и мужественность? Почему женщина моей мечты должна воспринимать меня как человека, которому необходимо сочувствие и сострадание? Я не такой!