— Тогда мы тоже пойдем, попляшем, — Михаил тянет Иринку за руку и вновь высовывает язык. — Я засуну его тебе в одно ухо, а кончик выйдет из другого — заодно оближу твой мозг.

— Дурак, — смеется подобревшая Ирина, но не сопротивляется.

Похоже, что сегодня они уедут вместе. Да уж, если бы также просто было с Оксаной Евгеньевной… Но, надо вставать — Гарик нетвердой походкой направляется к ди-джею. На покрасневшем лице застыла суровая мина. В глазах приговор — смерть. И не дай Бог этому ди-джею ослушаться… Я же неторопливо спускаюсь на танцпол.

— Оксана Евгеньевна, можно пригласить вас на танец? — протягиваю я руку, когда начинают звучать первые аккорды пианино. Скорпионс «Maybe I, maybe you» — лучше и придумать нельзя.

— Да, конечно, — её горячая узкая ладошка ложится на мою ледяную ладонь.

Я вижу недовольный взгляд Юрия Геннадьевича, но упорно его игнорирую. Пока веду свою даму сердца к центру площадки, то представляю себя князем Андреем Болконским, а её Наташей Ростовой. Пусть звучит не вальс и вместо огромных хрустальных люстр разноцветные лучи прожекторов, но я ощущаю такой же трепет и волнение, какой испытывала сама Наташа.

Всё-таки смог осмелиться и пригласить её! Смог! Мало того — она согласилась. Теперь самое главное — не давать ботинкам шанс наступить на её сандалии. Рядом образуются ещё пары. Чуть поодаль вокалист «Kiss» всё же успевает лизнуть ухо вампирши, и Иринка возмущенно бьет его в грудь. Несильно, для вида.

Я кладу руки на талию Оксаны и ощущаю, как тепло от упругого тела перетекает в ладони. Сам не знаю — отчего они похолодели. Из-за волненья? Зато уши горят так, будто на них повесили раскаленные ракушки.

Мы начинаем покачиваться из стороны в сторону, и в этот миг площадка с людьми уносится прочь. Исчезает толпа сотрудников, полумрак зала, столы и стулья. Исчезает всё, а мы кружимся на поле тюльпанов под бездонным синим небом. Красные, желтые, фиолетовые, белые, розовые цветы окружают насколько хватает глаз. Они тянутся до самого горизонта и размываются разноцветными пятнами. По небу ползут белые пуховые облачка, что на мгновение закрывают солнце и уносятся дальше. Улетают легко, словно воздушные мысли из головы.

Оксана смотрит на меня, и в её глазах вижу кусочки неба, такого же бездонного, как и завораживающего. Мы покачиваемся под музыку, падающую с небес, печальную и нежную.

Оксана смотрит на меня…

Если есть где-либо описание счастья, то я готов его перечеркнуть и написать новое определение этого состояния. Всего четыре слова.

Оксана смотрит на меня…

Мы кружимся в медленном танце, и наши тела соприкасаются. Разряды электричества проскакивают в местах соприкосновения, словно до участка кожи дотрагиваются оголенным проводом с малым напряжением.

Оксана смотрит на меня…

Нет никого в целом мире, лишь я и она. Всего два человека на Земле, состоящей из тюльпанов. Двое человек на живой планете в бездушном космосе. И мы кружимся в медленном танце.

— Может, я, может, ты, мы солдаты любви. Лишь такие, как мы, найдут выход из тьмы, — негромко говорю я на ушко Оксане.

— Что, Боря? — переспрашивает она.

Оксана смотрит на меня…

И нет ничего чудеснее на свете, чем этот взгляд. Нет ничего нежнее, чем прикосновение ласковых рук. Нет ничего прекраснее, чем наш танец на залитом солнечным светом поле тюльпанов…

— Это перевод куплета песни, — улыбаюсь я в ответ.

Костлявая рука сжимает мой локоть и выкидывает из сладостных дум. Так смерть может выдернуть человека из жизни, как пальцы Юрия Геннадьевича вытаскивают меня с тюльпанового поля. Он стоит рядом и фальшиво улыбается фальшивыми вампирскими зубами. Эх, если бы он только знал, насколько я в этот момент близок к тому, чтобы затолкать зубы ему в глотку… И неважно какими они будут — фальшивыми или настоящими!

— Простите, что вмешиваюсь, но я надеюсь, что Борис не будет против, если я ангажирую Оксану Евгеньевну.

Конечно против! Очень не хочется выпускать из объятий это упругое тело. Катастрофически не хочется выныривать из голубых глаз. Где моя белая перчатка? Подать её сюда, чтобы я мог нахлестать грубияну по щам и вызвать его на дуэль!

А на самом деле Оксана благодарит за танец кивком и перекладывает руки на плечи этого гада. Чем он лучше? Тем, что занимает начальственную должность? Или тем, что наглее?

Стою посреди площадки, как оплеванный многотысячной толпой. Обида, досада и злость смешиваются в равной пропорции. Я само воплощение ненависти! Начинает подергиваться глаз. Не хватает воздуха. Об меня спотыкаются танцующие пары, а я смотрю, как Оксана улыбается в объятиях начальника логистики. Словно невообразимо прекрасный цветок в руках Сатаны.

После пятого толчка приходится уйти с площадки. Песня приближается к концу и вскоре пары займут свои места. Глупо стоять и изображать из себя брошенного щенка. Не менее глупо наполовину наполнить бокал для вина прозрачной водкой и единым махом опустошить его. Однако не верьте тем, кто говорит, что алкоголь снимает боль — наоборот, ещё больше усиливает. И уже хочется кому-нибудь поплакаться и пожаловаться на душевные страдания. Пока держусь.

— Братан, я сделал всё, что мог. Хочешь, пойдем и проткнем ему колеса? Или на двери нацарапаем гвоздем? — пытается утешить меня Гарик.

Наши соседи выплясывают на танцполе, поэтому есть возможность поболтать без лишних ушей.

— Нет, фигня это всё. На площадке камеры стоят, так что мы с тобой в попадем на колеса или ремонт. Да и глупо это. Она же всё-таки взрослая женщина. Сама может выбрать того, с кем ей танцевать.

— Ну и дурак, если так думаешь. Им нельзя давать воли выбора. Женщину всегда нужно завоевывать, петь под окном серенады или зарплату приносить домой. Большую часть зарплаты, — поправляется Гарик. — Бабы, они же такие, они хоть ласку и любят, зато всегда с теми, кто за них морду другому мужику может начистить.

— Да это ты дурак, женщины не такие. А современные и сами кому хочешь репу начистят. Сам же видел, что и в футбол играют, и в боксе они, и в карате. Да что там говорить, ты вон встал на дорожку и через пять минут сдох, а Оксана полчаса отбегала и даже не вспотела. К ним особый подход нужен. Терпение и понимание.

— Ну, терпи, терпила. У них на свадьбе макарон поешь. Дурачо-ок.

— Сам ты дурачок. Женщин уважать нужно. Хрен с ним, что некоторые «и коня на скаку и в избу горящую», но к ним нужно относиться так, как будто они из хрусталя.

— Ага, я вижу, как ты к своим мегерам относишься. Сам же после работы жалуешься. А так бы стукнул кулаком по столу, рявкнул бы разок и ходили бы как шелковые. Нет, женщины любят, когда их нагибают.

— Для своих мегер я припас небольшой сюрприз, — я украдкой показываю коричневый флакончик с белой крышечкой и белой наклеечкой. На белизне отчетливо выделяется зеленая полоска и надпись «Слабилен».

— Отравишь? Давно пора.

— Нет! Конечно же нет, это слабительное. Несколько капель и вечер им покажется веселее. Так что, всё под контролем.

— Коварный ты тип, уже боюсь с тобой ругаться.

Возникает небольшая пауза. Я смотрю, как Юрий Геннадьевич провожает Оксану Евгеньевну, как аккуратно придерживает за талию. Смотрю и чувствую, что волосы в ушах начинают дымиться. Его живущая своей жизнью рука пытается спуститься ниже, но Оксана перехватывает её и укоризненно качает головой. Начальник логистики сразу поднимает руки вверх, как сдающийся фашист, и бухается на диванчик. Бухается нарочито неловко, так, что успевает поцеловать Оксану в щечку. Оксана грозит пальчиком. Вот же урод! Закатить скандал? Вряд ли это поможет делу. Перевожу взгляд на Гарика.

— Вот сидим мы с тобой, такие великие знатоки женской психологии, а по сути — кто мы? Казановы или лошки? Вот ты сколько раз долго поддерживал отношения? Ну, прежде чем женился.

Гарик набирает в грудь воздуха, начинает загибать пальцы на руках, но я не даю ему похвастаться от души:

— Только честно. Вопрос риторический, потому что я знаю ответ.

— Ну, три… Зато каких!

— Вот и у меня три. Значит, ни хрена мы с тобой не смыслим в женских психологиях. И кстати — для меня это звоночек, что я тоже должен жениться. Вот так вот.

— Не женись, наслаждайся свободой! Живи ради себя, дурачок.

— Ну и пусть дурачок. Зато… ты меня уважаешь? — я вижу подходящих соседей.

Вокалист обнимает вампиршу. Точно сегодня уедут вместе. У Фредди такого успеха не наблюдается.

— Конечно, уважаю. Поэтому и наливаю. Держи! Борис, скажешь тост?

Налиты рюмки, бокалы и я произношу самый короткий и емкий тост:

— Тост!

После этого мы с Гариком чокаемся. Старая шутка, но ребята смеются и присоединяются к звяканью сдвигаемой посуды. На танцполе Наталья Комарова берет микрофон. Лицо раскрасневшееся, глазки блестят — фея, хоть и в костюме ведьмы.

— А теперь проверим силу наших ребят. Мужчины, кто хочет поучаствовать в конкурсе — милости прошу на площадку. Ну, а наши дамы, вампирши и ведьмочки будут активно болеть и подбадривать участников. Выходите, ребята, разомните ваши плечи и руки, покажите молодецкую удаль!

Похвастаться силой? Я же хожу в спортзал! Вот он — шанс проявить себя, предстать перед Оксаной могучим богатырем и суперменом в одном флаконе. Увы, водка толкает порой на необдуманные поступки. Мне бы сейчас тихо сидеть в уголке, закусывать и закусывать, но нет — тянет показать себя. Я успеваю забыть, что физические упражнения заставляют разгоняться кровь. Я успеваю забыть, что внутри плещется добрых двести грамм, выпитых сгоряча. Зато я помню, что нужно покрасоваться перед Оксаной Евгеньевной!

— Пойдем, Гарик? Покажем, на что мы способны. Как говорится — свой покажем, да у людей посмотрим! — я встаю из-за стола.