— Я вовсе не собираюсь здесь оставаться, — продолжала настаивать она.

Алев ласково прикоснулась к ее волосам, завившимся от влажного воздуха.

— Что бы ты ни говорила, — она снисходительно вздохнула, — ты знаешь, что здесь очень хорошо. Мы живем в большой роскоши, и Халиф — совсем не плохой хозяин.

— Кто вы? — спросила Шарлотта, не в силах заставить себя поверить, что она находится в таком месте и ведет такой разговор, и нахмурилась, глядя на светлые волосы Алев. — Не может быть, чтобы вы родились здесь, в Рице.

Алев снова вздохнула и села на соседнюю кушетку, аккуратно разгладив складки на платье.

— Когда-то меня звали Оливия. Я плыла из Англии во Францию, чтобы поступить в закрытую школу, но наш корабль был захвачен пиратами.

У Шарлотты перехватило дыхание.

— Сколько вам было лет?

— Шестнадцать, — ответила Алев спокойно, как будто такие вещи случались чуть ли не каждый день.

«Впрочем, возможно, в этой стране все так и происходит», — подумала Шарлотта.

— Вы, должно быть, были страшно напуганы? — Шарлотта не могла удержаться и взяла оранжевую от хны руку Алев в свои. — А правительство, почему оно ничего не сделало?

Алев смиренно улыбнулась!

— Правительство не особенно волнует судьба большинства граждан, которые на него надеются. Да, я была страшно испугана, но с тех пор я научилась наслаждаться роскошью. Меня здесь балуют, у меня есть прислуга и отдельные апартаменты. Халиф следит, чтобы мне давали все сладости и шоколад, которые я захочу… И он… — Она остановилась, покраснев и опустив глаза. — Он очень красив и знает, как сделать женщину счастливой.

Шарлотта тоже покраснела. Она, конечно, знала об интимных отношениях между мужчиной и женщиной, потому что выросла на американском Западе и посещала школу в Париже. Но до сих пор она не испытывала того, что она и ее подружки называли опытом, а с ним были связаны определенные тайны.

— Счастливой? — спросила она с любопытством, хотя знала, что это неприлично.

— Ты узнаешь, — сказала Алев с горечью. — Когда ляжешь с Халифом, он покажет тебе, какая это великолепная вещь — быть женщиной.

Шарлотту вряд ли могли утешить эти слова. Каким бы чудесным ни был Халиф, у нее не было никакого желания «лежать» с ним. Она еще никогда не думала о мужчинах с помощью таких слов, за исключением, конечно, Патрика. Неужели капитан обманывал ее, обещая забрать с собой, когда будет покидать Риц?

— Ты голодна, — очень кстати заметила Алев, — Не расстраивайся, все будет казаться не таким уж безнадежным, когда наполнится желудок. — Она звонко хлопнула в ладоши, и рядом с ними мгновенно появилась черноглазая девушка.

Алов что-то быстро сказала ей по-арабски, и девушка поспешила исполнять поручение. Шарлотта заметила, что, подобие Алев и другим женщинам, слуги тоже носили простые воздушные одежды.

— Пакиза принесет нам закуски, — сказала будущая калин. — Теперь расскажи мне, как ты оказалась в плену.

Шарлотта подавила в себе попытку протеста по поводу слов и выражений Алев. В конце концов, она действительно была похищена на базаре в тот несчастный день, когда она так вызывающе пренебрегла предупреждениями старших. С запоздалым чувством вины она вдруг вспомнила о Беттине, и внезапно ей захотелось узнать, что случилось с бедняжкой.

Поддерживая руками покрывало, наброшенное на обнаженное тело, Шарлотта объяснила, что возвращалась из Парижа в сопровождении друзей семьи и Ричардсоны решили заехать в Риц в последний момент. Смущаясь, она призналась, что затащила бедную Беттину на базар, где их обеих и схватили. Позднее, и это воспоминание о нанесенном гордости Шарлотты оскорблении вызвало прилив крови к лицу, она была то ли продана, то ли просто подарена Патрику Треваррену, как пачка сигарет или бутылка вина.

Алев очень просто отреагировала на рассказ Шарлотты, без сомнения, она слышала подобные истории не однажды. Да и ее собственная была не менее драматичной.

— Так вы были американкой, — скачала она. — Я так и подумала. Вы так смешно говорите.

— Я и остаюсь американкой, — подчеркнула Шарлотта. — И я собираюсь вернуться домой. Когда я сойду с почтового корабля в Гавани Куад, клянусь, что поцелую ту землю и никогда больше не буду считать ее скучной провинцией.

Алев похлопала Шарлотту по руке, как бы желая сказать, что это все просто фантазии, которые исчезнут перед лицом реальности. Девушка-служанка вернулась с медным подносом: блюда с яблоками, дынями, бананами и еще какими-то яствами, неизвестными Шарлотте; сыр, маленькая баночка с оливками и кувшин вишневого шербета. Поставив кушанья на миниатюрный столик у кушетки Шарлотты. Пакиза взяла украшенный орнаментом бокал с подноса и протянула Шарлотте.

— Это боза, — объяснила Алев, — она из ячменя и довольно кислая, но приятная.

Шарлотте ничего не оставалось, как принять бокал, выразив кивком свою благодарность. Напиток был достаточно холодный — стеклянные стенки бокала запотели. Когда она поднесла его к губам, запах корицы ударил ей в нос. Однако, сделав осторожный глоток, она нашла кислый вкус очень освежающим.

Утолив жажду (Пакиза сразу наполнила бокал снова), Шарлотта приступила к шербету, сырам и фруктам, принося их в жертву оголодавшему желудку. Алев права — она была голодна. Как только пища согрела кровь, Шарлотта снова обрела уверенность в счастливом разрешении всех своих проблем. Патрик никуда не уедет без нее, он и вправду позаботится о том, чтобы доставить ее в Вашингтон.

Когда Шарлотта уничтожила все, что было на столе, ей принесли золотое платье из той же тонкой ткани — она, похоже, здесь в почете — и деревянные сандалии, которые Алев называла клогами.

Шарлотта с благодарностью приняла платье, но на клоги посмотрела с заметным сомнением. Их подошва в высоту достигала четырех дюймов.

— Я упаду и сломаю себе шею, — с сомнением сказала она.

Алев пожала плечами и отослала Пакизу с сандалиями.

— Идем. — Она в очередной раз хлопнула Шарлотту по плечу, хотя и не так властно, как это делали со слугами. — Я покажу тебе сераль.

Шарлотту не покидало двойственное чувство беспокойства, смешанного с интересом. Сколько американок, в конце концов, имели возможность вот так самолично осмотреть гарем изнутри? Господи, она может даже написать книгу о своих приключениях, когда вернется домой, или даже выступить с циклом лекций, подобно отважным женщинам, побывавшим в плену у индейцев и возвратившимся обратно. Она станет известной персоной, о ней будут говорить всюду, где она будет появляться…

— Смотри, это бани, — указала Алев на просторные, покрытые богато украшенной плиткой бассейны. Везде стояли кушетки, мягкие подушки были разбросаны по великолепному мраморному полу, прохладу и гладкость которого Шарлотта чувствовала босыми ногами. По меньшей мере дюжина женщин с любопытством смотрела на них.

— В отличие от многих европейцев и американцев, — продолжала Алев, — мы моемся каждый день, а иногда и чаще. Надо сказать, это очень приятное занятие, часто длящееся часами.

Шарлотта вспомнила свое мытье и вновь почувствовала прилив сил. Она никогда до этого не испытывала столь приятных ощущений.

Они прошли под другой огромной аркой, затейливо украшенной орнаментом, и вошли в огромную комнату, подавляющую своими размерами.

— Это хамам, тут мы собираемся поболтать, шьем, играем, участвуем во всяких разных развлечениях, которые устраивают для нас. В общем, проводим свободное время.

Стены хамама возносились ввысь, как в гостиной английского замка. Красивые плетеные украшения висели между узкими, высокими арочными окнами. Женщины возлежали на красивых кушетках, разговаривали и тихо смеялись, собравшись маленькими группками, но было здесь и новое для Шарлотты явление. Красивый черный человек стоял на возвышении, сложив на груди руки, с безмятежным спокойствием наблюдая за происходящим. Шарлотта дернула Алев за рукав.

— Евнух? — спросила она, припомнив романы, которые читала.

Алев улыбнулась.

— Да.

Господи, она бы никогда не увидела настоящего, живого евнуха в Гавани Куад! Ну подождите, уж она расскажет об этом Милли!

— Он такой же слуга, как Пакиза?

Алев засмеялась и покачала головой.

— Нет. Кроме самого Халифа и султан-валид, его матери, никто не пользуется такой властью в гареме. Рашид наблюдает у нас за порядком и выступает судьей в ссорах, чтобы зря не беспокоить Халифа и его мать.

Из хамама Алев повела Шарлотту в просторный двор, где пальмы и одинокий могучий вяз давали благодатную тень. Здесь на скамеечках сидело множество женщин, занятых вышиванием или просто отдыхавших.

— Зачем одному человеку нужно столько жен? — прошептала Шарлотта, разглядывая вяз. Он стоял близко к каменной стене и мог бы послужить для побега, если возникнет необходим ость.

Несмотря на радушие, Алев не могла скрыть своего недовольства таким вопросом.

— Они не являются женами, — выразительно сказала она. — Некоторых из них вообще не допустят в покои Халифа. Другие будут проданы, или их обменяют, или подарят. Только избранные смогут стать одалисками, не считая фавориток.

Слова «проданы, или их обменяют, или подарят» обожгли Шарлотту, как раскаленная кочерга.

— Вы рабыни, — сказала она, — все вы, независимо от того, кто из вас какими милостями пользуется!

Алев спокойно выдержала взгляд Шарлотты.

— Если мы рабыни, то ты тоже, — ровным голосом произнесла она, — независимо от того, что твой капитан сказал тебе.

Мурашки побежали по спине Шарлотты, но она решила не поддаваться страхам и не жертвовать своими принципами.

— Вы должны восстать, все вместе, все женщины гарема, и…

Алев прервала ее взглядом и нетерпеливым вздохом.

— Вы, американцы, все такие неуравновешенные. У вас нет никаких традиций. Позволь мне немного прояснить ситуацию: если бы я могла сейчас в одно мгновение оказаться в Англии, я бы не сделала этого. — Она взяла Шарлотту за рукав и повела в тихий уголок двора. — Ты не должна больше говорить о восстании, — ледяным тоном предупредила она. — Если султан-валид услышит об этом, она тебя жестоко накажет. Здесь мы делаем то, что нам скажут.