Итак, он страдал, и надо отметить, что страдали также и все те, кто попадался ему в этот момент под руку.

Он продал специи и шелка, купленные в Рице, закупил корабельные снасти и вино для продажи в Турции. Он не мог думать ни о ком, кроме Шарлотты, ни о чем, кроме того, что ему просто необходимо зарыться в нее, погрузиться в нее и покончить наконец с этим невыносимым напряжением внутри себя. Будучи постоянно поглощенным мыслями о юной деве, которая столь соблазнительно извивалась на кончике его языка, Патрик потерял обычно присущую ему бдительность.

Когда вечером в таверне Кохран намекнул Патрику, что тот стал совершенно невыносим и не лучше ли ему заглянуть наверх, где есть здешняя девка, которая может выбить из него эту дурь, Патрик возмутился и отослал всех, включая, конечно, и Кохрана, обратно на корабль.

Уже за полночь он вывалился из прибрежной таверны в одиночестве и все в том же расстроенном состоянии духа. Неожиданно кто-то напал на него сзади. Почувствовав холодную сталь ножа у своего горла, Патрик немедленно протрезвел. Резкий удар каблуком назад — и нападавший вскрикнул от боли, но тут же как из-под земли появилась целая банда. Он схватил ближайшего за ворот рубахи и занес кулак, когда вдруг опознал в нем своего корабельного кока.

— О черт, капитан! — выругался тот. — Эти гады хотели на вас напасть, хорошо, что мы здесь сторожили!

У капитана промелькнула мысль, что все же его друзья не подчинились приказу и ждали здесь, и тут же его внимание переключилось на развернувшуюся драку. Он чувствовал, что Кохран и товарищи здесь, рядом, но сквозь красную пелену гнева, застилавшую ему глаза, видел только ненавистных чужаков.

Патрик не мог бы сказать, продолжалось ли это пятнадцать минут или два часа. Когда все закончилось, он наклонился к одному из лежавших противников и резким толчком вынудил его подняться.

— Кто ты? — отрывисто спросил он. Допрашиваемый был араб, говорил на местном наречии, но Патрик понимал достаточно, чтобы разобрать, что они подосланы Рахимом. Он обратился к одному из своих моряков. Билли Бейту, не знает ли он кого из тех.

— Это грязный сброд, — прокомментировал Билли, отряхивая с брезгливым выражением ладони, которые у него, по правде сказать, тоже не блистали чистотой.

Патрик прижал испуганного араба к стене таверны.

— Отведи меня к нему! — приказал он. — Сейчас же!

Мужчина затряс головой от страха:

— Он убьет меня. Лучше убейте меня здесь, чем мне идти к Рахиму.

Схватив араба за ворот, Патрик приподнял, потряс его и швырнул обратно к стене.

— Передай ему, что он трус! — прорычал Патрик. — Передай ему, что Патрик Треваррен, капитан «Чародейки», назвал его мерзкой трусливой крысой!

Араб с готовностью закивал. Как только Патрик отпустил его, он бросился бежать.

Если это оскорбление не вытянет Рахима из укрытия, подумал Патрик, то придется придумать что-нибудь еще.


Первые дни после отплытия Патрика Шарлотта держала себя в руках, насколько это было возможно. Другие женщины в гареме не стремились к общению, хотя и не избегали ее. Только Алев разговаривала с ней. К огромному облегчению Шарлотты, султан-валид не обращала на нее внимания.

Прошла уже целая неделя, когда Шарлотта сидела во внутреннем дворике под вязом. Рашид принес ей принадлежности для рисования, и она набросала на бумаге то, что было ей родным и близким, дом, где она росла. К ней подошла Алев.

— Очень хороший набросок, — похвалила женщина, с трудом пристраиваясь на краешек скамейки рядом с Шарлоттой. — Это твой дом?

При слове «дом» у Шарлотты защемило сердце. Она с трудом кивнула.

— Они, наверное, безумно беспокоятся и переживают. — Алев положила обе руки на свой округлившийся живот, чуть поморщилась, потом с сочувствием взглянула на Шарлотту. — Ты можешь написать им, сообщить, что сбежала, чтобы выйти замуж. Они, конечно, сильно рассердятся, но зато перестанут беспокоиться.

— Но кто же отправит мое письмо? — спросила Шарлотта. Сердце ее учащенно забилось.

— Рашид может это легко устроить, — ответила Алев.

— Но если мой отец узнает, что я здесь… Этого ты не должна сообщать ему, — быстро возразила Алев. — Мне придется прочитать твое письмо, чтобы быть уверенной, что ты не сообщишь им ничего… такого. Потом Рашид отправит его откуда-нибудь из Испании или Марокко.

Шарлотта представила себе, что будет, когда ее отец и Лидия прочтут предполагаемое послание. Отец будет в бешенстве, что она решила выйти замуж так далеко от дома, но Лидия сможет его успокоить. Милли скажет, что она всегда ожидала чего-нибудь романтического от старшей сестры, а мальчишкам пока наверняка нет никакого дела ни до чего, кроме своей беготни.

Замужество — что, конечно, ложь, а Шарлотта никогда не лгала отцу и мачехе. Даже и сейчас ей нелегко решиться, но все же она не может позволить им страдать и дальше, если есть способ хоть как-то утешить их.

— Напиши письмо, а я и Рашид позаботимся об остальном.

Шарлотта кивнула в глубоком раздумье. Алев вдруг судорожно вздохнула и схватилась рукой за живот. Шарлотта знала эти признаки.

— Вам больно? Позвать кого-нибудь?

Алев закусила губу от боли и только через некоторое время смогла произнести:

— Найди Рашида, пожалуйста. Скажи, что уже пора.

Шарлотта побежала через дворик в гарем, где и нашла Рашида на его обычном месте:

— Алев вот-вот родит! — выпалила она. — Она во внутреннем дворике, на скамейке под вязом.

Рашид, ни слова не говоря, выскочил из гарема. Шарлотта побежала за ним. Она не имела понятия, чем могла помочь, но хотела на всякий случай быть рядом.

Евнух поднял Алев и понес ее внутрь, где тут же поднялась страшная суматоха. Женщины заволновались и защебетали, как стая разноцветных птиц. Султан-валид жестом приказала всем замолчать, кивнула Рашиду, и они втроем удалились.

Сначала Шарлотта ждала вместе с другими женщинами, потом опять ушла во двор и забралась на любимый вяз, чтобы обозреть горизонт: ни намека на корабль Патрика. Она посмотрела в другую сторону, где расстилалась белая песчаная пустыня. Интересно, что там?

Позже, устроившись в укромном уголке, она написала домой длинное, полное вымысла письмо.

Глава 5

В гареме воцарилась атмосфера напряженного ожидания, хотя внешне женщины ничем не выдавали, что их волнуют роды Алев: они, как всегда, смеялись, купались, читали, разговаривали и лакомились восточными сладостями.

Однако едва из комнат султан-валид показался Рашид, как женщины (и Шарлотта впереди) метнулись к нему:

— Как там Алев?

Евнух вздохнул:

— Ей очень тяжело сейчас, но если родится сын, то она непременно станет кадин.

Шарлотта до боли закусила губу, пытаясь справиться с закипающим возмущением. Что за проклятое общество, низводящее женщин до положения либо племенных телок, либо красивых безделушек?!

— А если она родит султану дочь?

В темных глазах Рашида отразилось удивление и искреннее непонимание, но он вежливо ответил:

— Девочки остаются с матерью, пока не дорастут до школьного возраста. Ведь, в конце концов, они же принцессы.

Шарлотту передернуло от мысли, как, наверное, неуютно Алев рожать в компании этой старой мегеры.

— Я хочу пройти к Алев, — сказала она, порываясь проскользнуть в дверь. — Я смогу ей помочь…

Рашид крепко схватил ее за локоть, стараясь не причинить боль, но твердо удерживая на месте.

— Султан-валид не потерпит вашего присутствия. Очень опасно идти ей наперекор.

Из-за двери донесся громкий крик Алев.

— Мне все равно! — в ярости отчаяния закричала Шарлотта, пытаясь вырваться из цепких рук Рашида.

Но Рашид не только не ослабил хватки — он потащил упирающуюся Шарлотту по чалу, в коридор за бассейном, к длинному ряду дверей.

Он открыл одну из них и провел Шарлотту в роскошно обставленное помещение: пол устлан бархатными черными с красным коврами, в углу изящный светильник, огромная корзина с тропическими фруктами, красивый графин с водой. Однако Шарлотта была слишком напугана, чтобы изучать детали интерьера. Она уныло уставилась на евнуха.

— Я не буду тебя наказывать, — заявил он обычным торжественно-вежливым тоном.

Шарлотта сразу обрела дар речи:

— Что ж, тогда выпусти меня из этой позолоченной клетки!

Евнух отвесил легкий поклон.

— О, конечно, — согласился он. — Как только Алев родит, а ты придешь в себя, ты будешь свободна, сможешь выйти и присоединиться к остальным.

— Свободна! — с горечью возразила Шарлотта. — Я просто пленница в этом дворце, словно птичка в золотой клетке, и мне непонятно, почему никто не желает понять этого!

К ее удивлению, Рашид громко рассмеялся.

— Ты очень воинственная птичка, — заметил он, — и тебе лучше бы научиться держать себя в руках и находиться подальше от султан-валид, пока она не ощипала тебе перышки.

У Шарлотты на лице выступили красные пятна.

— Эта старуха не имеет надо мной никакой власти!

— Ты не в Америке, — подчеркнуто серьезно сказал Рашид. — Ты здесь бесправна. А султан-валид обладает очень даже большой властью.

Шарлотта твердо решила, что если ей еще раз в жизни захочется пережить что-то необыкновенное, то, пожалуй, она предпочтет удар молнии. Если ей, конечно, вообще удастся отсюда выбраться. Помолчав, она тихо и грустно заметила:

— Я хочу домой.

Лицо Рашида подернулось дымкой печали.

— Я тоже. Но я никогда не увижу своей родины, так же как и ты. — С этими словами он вышел, закрыв за собой дверь.

Шарлотта в панике заметалась по комнате, потом заставила себя успокоиться. Еще не все потеряно. Она с надеждой думала о высоком вязе у стены во дворике, о свободе, какой бы она ни была опасной, что ждет ее за стенами дворца. Прежде чем пришел Рашид и вызволил ее из этой темницы, она успела объесться бананов, пропеть все песни, какие помнила, и даже немного подремать.