Они возвращались все той же дорогой, вдоль берега. Роб внимательно наблюдал за Анной. С тех пор как они покинули его дом, она все время молчала. Ее лицо хранило нейтральное выражение, словно она глубоко над чем-то задумалась.

Он не знал, правильно ли поступил, познакомив ее с Мэри. Их жизнь в замке была для него драгоценна, будто островок радости и страсти посреди опасного, ненадежного мира. Он не хотел испортить то, что у них осталось.

И тем не менее хотел, чтобы Анна его узнала, приоткрыть свою душу и показать, что именно толкнуло его на этот путь. Может быть, в этом случае она будет меньше его ненавидеть, когда дамоклов меч опустится на его голову. Поймет: он защищал слабых и пострадавших, таких как Мэри и сама Анна.

Хотя, скорее, тщетная надежда. Роб знал, как яростно Анна защищает себя и своих близких, особенно отца, У нее внутри стальной стержень. И нежная душа, которую она старается скрыть. И стремление к истине и пониманию.

Роберт наблюдал, сколь она нежна с Мэри, терпеливо вела с ней спокойный разговор. Ей удалось выманить Мэри из защитной раковины и даже вызвать ее улыбку.

Роб осознал, что страстно хочет этой нежности и для себя, чтобы спрятаться от своего прошлого и ужасающей неуверенности в укрытии, которое она ему предлагала. От себя самого. Он хотел ее доброты, честности, силы духа.

Ее красоты. Листва отбрасывала длинные тени, что касались ее волос, шляпку Анна несла в руке. Она подняла лицо к теплым лучам и улыбнулась. Казалось, она сейчас совершенно свободна и довольна жизнью.

Она заслуживала свободы и довольства. И он хотел дать ей и то и другое.

Анна повернулась к нему, и ее улыбка растаяла.

— Ты так хорошо заботишься о своей сестре.

Хорошо заботится? Когда она сжимается от одного его вида, потому что он мужчина?

— Я только делаю, что могу. Боюсь, этого совсем недостаточно.

— Это неправда. Ты оплачиваешь ее тихую жизнь, сиделку, прекрасную одежду и лучшие шелка для вышивки, а сам живешь в комнатке над таверной и пишешь пьесы на потеху публике. Следишь, чтобы она была счастлива и в безопасности. Большинство семей уже отослало бы ее гнить в сумасшедшем доме, с глаз долой — из сердца вон.

— Ты бы так не поступила, — сказал Роб. — Ты очень заботишься о своем отце, и даже слишком, ты с ним все время, каждый день, никогда не бросаешь тех, кого любишь.

— Конечно нет. И ты тоже, сколько бы ты ни разыгрывал из себя легкомысленного актера-распутника. — Она оглянулась назад. — Ты любишь свою сестру.

— Я люблю ее больше жизни, — искренне сказал Роб. Он в долгу перед сестрой за то, что его не было с ней, когда она в нем нуждалась. За то, что он поощрял ее романтическую натуру своей поэзией. — Даже если она меня не узнает.

Анна остановилась на тенистом пятачке у изгиба реки. Роб снял свой короткий плащ и расстелил на траве. Она села, положила рядом перчатки и шляпку, разгладила юбки.

Роб лег рядом, оперся на локоть. Они были так близко, что едва не касались друг друга, но тем не менее казалось, что между ними целый речной поток. Роб мог ее видеть, мог желать, мог прикоснуться, но все равно не мог полностью обладать ею. Между ними было слишком много секретов.

Но он боялся, что, какая бы судьба их ни ожидала и что бы Анна о нем ни думала, она теперь всегда будет принадлежать ему. Она очень отличалась от тех женщин, которых он когда-либо знал. Она красивее, добрее и все остальное в превосходной степени. При этом не отдавала себе в этом отчета.

— Что произошло с твоей сестрой? — спросила Анна. — Ты сказал, она не всегда была такой.

— Да, не всегда. Мэри намного моложе меня. К ее рождению мои родители уже потеряли надежду иметь еще детей. Она была симпатичной смешливой шалуньей, и мы все ее обожали. Боюсь, мы ее сильно избаловали, особенно после смерти матери. У нее было много свободы и хорошее воображение.

Анна улыбнулась:

— Похоже, это у вас семейное.

Роб печально усмехнулся:

— Ее фантазии всегда были куда причудливее и романтичнее, чем мои.

— Причудливее, чем мысль сбежать с труппой бродячих актеров?

— Она хотела влюбиться и выйти замуж за достойного джентльмена, который мог бы вывести ее в свет и представить королеве. Она мечтала о замках и шелках, о мужчине, который будет, как мы, исполнять все ее прихоти и которого она бы обожала в ответ. Боюсь, я своими стихами только подогревал ее фантазии. Она всегда очень любила сказки.

Анна подтянула колени к груди и, положив на них подбородок, стала смотреть, как река несет свои воды куда-то вдаль.

— И она такого нашла?

— Как ни странно, да. Ты когда-нибудь слышала о семье Керрингтон?

Анна подумала, потом отрицательно покачала головой:

— Не думаю. Но я знаю далеко не все благородные семьи при дворе, особенно если они не питают нежных чувств к театру.

Роб выдергивал из земли травинки. Он ненавидел эту часть своего рассказа. Она напоминала пьесу, только гораздо реальнее, и здесь пострадали реальные люди. Он виноват, что, витая в собственных фантазиях, не защитил тех, кого любил больше всего на свете.

— Они больше не при дворе, — сказал он. — И почти все к настоящему времени уже мертвы. Но когда-то им принадлежало прекрасное имение, которым теперь владеет Томас Шелдон. У них был сын по имени Уильям, столь богатый и красивый, что за ним охотились все незамужние девушки графства.

— И он стал возлюбленным Мэри? — Анна поневоле заинтересовалась, даже понимая, что у этой истории будет ужасный конец.

— Ты удивишься, но да. Золотой мальчик, потомок знатных землевладельцев и дочь кожевника? Какой позор! Но Мэри и Уильяму хватало ума встречаться тайно. Причем настолько, что ни отец, ни деревенские сплетники ни о чем не догадывались. К тому времени я уже уехал с труппой и о том, что произошло дальше, знаю только по рассказам.

Он бросил родных на произвол судьбы. И теперь пытается искупить свою вину.

Анна прикусила губу.

— И что было дальше?

— Отец начал хворать, и Мэри со своим кавалером становилась все смелее и смелее. Похоже, Уильям сделал ей предложение и даже подарил кольцо, — продолжал Роб.

Его голос зазвучал отстраненно, без выражения. Анна чувствовала, что за этим таится ужасная боль.

— Но кое о чем он умолчал, возможно, и сам не знал. Его отец со старшим братом задумали заговор, чтобы свергнуть королеву Елизавету и посадить на трон королеву Шотландскую[12].

— Какой ужас! — воскликнула Анна. Она хорошо помнила, что случилось с предателями — участниками заговора Бабингтона, желавшими посадить королеву Шотландии на английский трон. Зловоние зависло над Лондоном на много дней[13]. — Измена в таком тишайшем месте.

— Измена везде отращивает уродливые головы, как гидра, особенно там, где у королевы Шотландской есть большой простор для интриг с Испанией. — А Испания с интригами не покончила, даже когда ее Непобедимая армада потерпела сокрушительное поражение. Роб слишком хорошо это знал. — И уничтожает она всех, в том числе и невинные души.

— Таких, как твоя сестра?

— Да, как Мэри. Она пошла повидаться со своим возлюбленным, как раз когда люди Уолсингема проводили облаву в доме его семьи. Рассказ об этом был сбивчив, но представить, как все было, не составляет труда. Слуги избиты и запуганы, леди Керрингтон под замком, дом разносят в поисках затаившихся священников и изменнических бумаг. Жених Мэри спрятал ее на кухне и пошел на помощь родным, но мою сестру обнаружили.

Анна еще сильнее обняла колени.

— Они... причинили ей боль? Люди Уолсингема?

— Не они. Когда Мэри притащили в главный зал, она увидела там мертвое тело своего возлюбленного. Слуга, который был там в тот день, рассказал мне, что она забилась в истерике, кричала, плакала, тянулась к Уильяму. — Роб старательно придерживался ровного, нейтрального тона, но картины прошлого все равно причиняли ему боль. Анна так отчетливо, так сильно ее чувствовала. Что бы она сама испытала, увидев мертвого Роба?

— Брат Уильяма оттащил Мэри от тела, — тем временем продолжал Роберт. — Но не отпустил. Прикрываясь ею, как живым щитом, он закричал, что, должно быть, она — та шлюха-изменница, что соблазнила его брата и натравила на них Уолсингема. Ему удалось с ней уйти. Мэри плакала и протестовала. Она с ним боролась, но он потащил ее через поля к какому-то заброшенному амбару. Там он надругался над ней и изуродовал ей лицо.

Рука Роба с силой вцепилась в землю, а разум заволокло горячим гневом, как всегда, когда он вспоминал о монстре, причинившем боль Мэри. И о своей вине.

Анна накрыла ладонью его сжатый кулак. Прохладное прикосновение смягчило боль давних воспоминаний и вернуло его к настоящему.

— Его поймали? — негромко спросила она.

— Да, конечно. И приговорили к смерти, как предателя. Но для Мэри это ничего не меняло. Она навсегда лишилась рассудка. Отец послал за мной, и я вернулся незадолго до его смерти. Он умолял меня позаботиться о Мэри, хотя она шарахалась от меня, видя во мне мужчину. Я приставил к ней Нелли, которая была в детстве нашей нянюшкой, и вернулся в Лондон зарабатывать деньги.

Анна сильнее сжала его руку:

— И стал работать на Уолсингема?

— Да. — Роб потер лицо свободной рукой и лег на спину. Он видел бесконечное голубое небо и щеку Анны с выбившимся темным локоном. Он потянулся и убрал прядку, ощутив на мгновение ее теплую нежную кожу.

— Я уже говорил, что работаю на Уолсингема ради денег и карьеры, — сказал он. — И это правда. Я не могу на этот счет лгать. Но основная причина состоит в желании изловить других предателей, подобных тому, кто напал на мою сестру и хочет разрушить мирную жизнь нашей страны.

— О, Роберт. — Анна легла рядом и положила голову ему на плечо. — Тебе нравится разыгрывать легкомысленного циника, но вот сейчас ты показал себя настоящего.