Наутро епископ с супругой позвали Люсинду в утреннюю гостиную.

— Кэролайн убедила меня, что ты не станешь искать мужа, пока не получишь собственный дом, — начал Джордж. — Я не хочу стать причиной твоих несчастий, Люсинда, и поэтому уведомил банкиров, что они могут выдать тебе деньги. Покупай свой особняк на Трейли-сквер, дорогая. Я по-прежнему не уверен, что это мудрое решение, но, очевидно, ты не успокоишься, пока не настоишь на своем.

Он даже слегка улыбнулся, не испытывая ни малейших угрызений совести от собственной лжи.

— О, Джордж! — вскрикнула Люсинда, восторженно захлопав в ладоши. — Я немедленно пошлю к милому старичку Уайту и попрошу подготовить купчую. У нас есть время до отъезда из Лондона?

Джордж Уорт улыбнулся еще шире.

— Разумеется, — почти пропел он. — Кстати, Люси, я заодно распоряжусь обставить дом, там наверняка требуется ремонт. Мы с места не тронемся, пока все не будет улажено, дорогая.

Люсинда бросилась ему на шею и звонко расцеловала в обе щеки.

— Ты самый лучший брат на свете, хоть и тугодум.

— Тугодум?! — оскорбился Джордж. — О чем ты, Люсинда?

— Сделай ты это два года назад, все бы давно уладилось, — пояснила она. — Хорошо, что ты хотя бы сейчас прислушался к доводам рассудка и опомнился! Я очень счастлива!

Она снова расцеловала его и обратилась к невестке:

— Дорогая Каро, спасибо, что заступилась за меня!

— Я согласна с Джорджем, Люсинда, но понимаю также, что ты не выберешь мужа, пока не настоишь на своем. Вспомни, тебе уже двадцать пять! Молодость проходит, еще два-три года, и ты никому не будешь нужна, — резко бросила Кэролайн. — После того как ты отказала лучшим женихам, вряд ли в следующем сезоне тебе будет легко найти им замену!

Люсинда закусила губу, чтобы не рассмеяться. Бедняжка Каро, для которой вся жизнь заключается в доме, детях и муже. Она не поймет ту, у которой нет подобных амбиций. Вышла за Джорджа, милого, но донельзя скучного зануду, родила пятерых и ждет шестого. И при этом счастлива и довольна, как свинья в теплой грязи.

Люсинда вдруг почувствовала, что не сможет вынести жизни в одном доме с братом и его «женой.

— По зрелом размышлении я решила остаться в Лондоне, пока дом не будет заново меблирован, — объявила она.

— Лондон летом становится похож на сточную канаву, — покачал головой брат. — Покупай дом, отдавай распоряжения, дорогая, а потом… почему бы тебе не навестить Джулию? Вы всегда прекрасно ладили. Вспомни, ты не виделась с ней со дня своей свадьбы. Или отправляйся в Шотландию к Летиции и Шарлотте. А может, хочешь побывать у Джорджины в Уэльсе?

Люсинда задумалась. Вероятно, брат прав. Летом в Лондоне можно задохнуться от жары и миазмов.

— Поеду к Джулии и ее Брайену, — кивнула она. С Джулией всегда было весело, остальные сестры быстро ее утомляли.

— Я сам напишу Джулии, — предложил епископ, — а когда закончишь свои дела, найду экипаж и кучера. Мне говорили, что в Дублине жизнь бьет ключом, даже в летние месяцы.

— Ты так добр ко мне, Джордж, — растрогалась Люсинда. — Прости, что так долго была с тобой на ножах. Но теперь мы помирились, и все будет хорошо.

— О, я совершенно уверен в этом, дорогая, — кивнул Джордж.

Ничего, скоро все переменится. Повелитель сумеет вышколить его непокорную сестрицу и превратит в послушную смирную женщину и жену, умеющую угодить мужу. Недаром поклонники согласны и готовы ждать. К Рождеству она, как и остальные сестры, будет замужем, и он наконец вздохнет спокойно. Когда-нибудь Люсинда поблагодарит его за заботу.

Довольный собственными мыслями, епископ улыбнулся женщинам.

— Тебе стоит немедленно послать за мистером Уайтом, Люсинда, иначе кто-нибудь выхватит дом у тебя из-под носа.

Однако к концу дня особняк на Трейли-сквер перешел в собственность леди Люсинды Харрингтон. На следующее утро, зажав ключ в обтянутой перчаткой ручке, она вместе с братом и невесткой вошла в новое жилище. Дом, хоть и небольшой, был поистине очаровательным. На такие всегда есть спрос, так что в случае чего его можно быстро продать. На первом этаже размещалась утренняя гостиная, салон для приемов, библиотека и столовая. За лестницей располагалась просторная кузница, выходившая в большой яблоневый сад. На верхних этажах находились несколько спален и гардеробные. Выше были помещения для слуг, светлые и солнечные. Поскольку дом стоял на углу площади, то и окон имел больше, чем соседние здания. Предыдущие владельцы вывезли всю мебель. Помещения нуждались в покраске и декоре.

— Я собираюсь отделать утреннюю гостиную и салон в желтых и кремовых тонах, — сообщила невестке Люсинда. — Братец, я хотела бы получить «Пять граций». Почетное место в твоей гостиной должен занять портрет Каро и детей, а не изображение твоих противных сестер, от которых ничего не дождешься, кроме беспокойства.

— Картина твоя, — великодушно заверил брат, зная, как будет довольна жена. «Пять граций» станут достойным добавлением к приданому Люсинды в доме мужа, где бы этот дом ни был.

Люсинда наняла временного управляющего, которому и поручила действовать от ее имени на время отъезда. Несколько недель она провела с обойщиком и декоратором, вникая в каждую мелочь, выбирая драпировки и обои, занавеси и шторы, сама ездила к мистеру Чиппендейлу договариваться о мебели и покупала великолепные восточные ковры. Часами рылась в каталогах, рассматривая образцы вустерского фарфора из мастерских доктора Уолла, и приобретала тысячи необходимых в хозяйстве мелочей. Наняла садовника, чтобы ухаживать за заброшенным, обнесенным стеной самом позади дома.

— Остальные слуги подождут до моего возвращения, — сообщила она брату.

— Превосходно! Превосходно! — восхищался тот. — Не можешь сказать, хотя бы приблизительно, когда думаешь отправляться к Джулии, дорогая?

— Вероятно, недели через две смогу освободиться. Ты так много сделал для меня, Джорджи. Уверена, что вы с Каро будете больше чем рады избавиться от непрошеных гостей. Будь я на твоем месте, не испытывала бы ничего, кроме облегчения, хотя искренне люблю своих родных.

— Я распоряжусь, дорогая, — еще раз пообещал брат, — и уверен, что это лето ты не скоро забудешь.

Наконец настало утро отъезда. Сундуки Люсинды были уложены в большой дорожный экипаж, стоявший перед лондонским домом, снятым епископом на сезон. Джордж объяснил сестре, что ей предстоит пересечь страну и добраться до Кардиффа, где она сядет на корабль, плывущий в Ирландию. Он заверил также, что она не увидится с Шарлоттой. Та даже не узнает, что Люсинда была неподалеку. И поскольку поездка займет несколько дней, номера в приличных гостиницах уже заказаны и оплачены.

— Это мой маленький подарок тебе, — сказал брат, целуя сестру. — Когда вернешься в Лондон, дорогая, я приеду погостить.

Потом епископ Уэллингтонский помог сестре сесть в карету и помахал на прощание, довольный, что все прошло так гладко.

Погода стояла прекрасная, дороги были сухими, за все время не упало ни капли дождя, и первый день карета катила без остановок. Кухарка снабдила их объемистой корзиной, содержимое которой хозяйка разделила со своей горничной Полли. К концу дня они прибыли в «Серебряный лебедь», уютную гостиницу у самого Мейденхеда. Люсинду почтительно проводили в дом. Для нее был заказан двухкомнатный номер. Леди подали легкий ужин, состоявший из жареной индюшачьей грудки с молодым горошком, свежим хлебом, местным сыром и блюдом июньской земляники. Вино оказалось поистине великолепным, но от усталости веки Люсинды начали слипаться, и Полли быстро уложила ее в постель.

— Господи, — сонно пробормотала Люсинда, когда горничная помогала ей раздеваться, — путешествие как-то странно на меня подействовало.

Полли аккуратно уложила в сундук одежду госпожи и приготовила дорожный костюм на завтра, после чего допила остатки вина и быстро захрапела на походной кровати. Примерно час спустя дверь в спальню тихо отворилась, и несколько джентльменов в плащах, с закрытыми шарфами лицами быстро убрали вещи, а женщин перенесли в ожидавшую карету. Утром хозяин гостиницы, которому заплатили вперед, непременно подумает, что постоялица уехала засветло. Элегантная карета медленно и тихо покатилась со двора и исчезла в темноте.

Люсинду разбудила головная боль. В висках стучало, во рту пересохло. И почему постель вдруг стала такой жесткой?! Она попыталась повернуться, но не смогла. Именно это обстоятельство, несмотря на недомогание, привело ее в себя. Она с трудом открыла глаза и поняла, что находится не в гостинице, а в крошечной, смахивавшей на келью каморке. Единственное окно было закрыто ставнями, но сквозь щели пробивался тусклый свет. И лежала она не на постели, а на соломенном тюфяке.

О ужас! Почему от запястья тянется цепь, прикованная к стене?!

Люсинда с отчаянием искала взглядом Полли, но горничной не было. Значит, их похитили? Их или только ее?

— Эй! — тихо позвала она и, набравшись храбрости, крикнула снова, уже громче: — Эй!

За дверью тут же послышались шаги, в комнату вошел человек. Он открыл ставни, и в окно ворвались свежий ветерок и солнечные лучи. Незнакомец повернулся, и Люсинда не смогла сдержать потрясенного крика. Он был обнажен до пояса и облачен в невероятно тесные штаны, обрисовавшие каждый изгиб тела, облегавшие длинные стройные ноги и округлые ягодицы. Люсинда еще никогда не видела такой странной одежды и нашла ее восхитительно неприличной. Когда он повернулся, оказалось, что лицо скрыто маской. Но тут Люсинда, разглядев кое-что, громко ахнула. Из узкого разреза спереди, свисало мужское достоинство, весьма впечатляющих форм и размеров.

— Доброе утро, леди Люсинда, — приветствовал он.

— Кто вы? — высокомерно осведомилась она, отводя взор от соблазнительного зрелища.

Незнакомец улыбнулся, и Люсинда заметила блеск белоснежных зубов.

— Я известен как Повелитель, миледи.

— Где я? Немедленно верните меня в гостиницу! Вам, возможно, не известно, кто я? Мой брат — епископ Уэллингтонский, — гневно выпалила Люсинда и, подняв руку, красноречиво брякнула цепью. — Я требую снять это! Моя кожа вся стерта.