— Глупо было, что я побежал в направлении выстрела, а не от него, как большинство нормальных людей. Я ворвался в дверь офиса. И вот тогда увидел на полу Джо, из груди которого текла кровь, а мой отец стоял с пистолетом в руке. Я подбежал к Джо и прижал руку к его груди, пытаясь остановить кровотечение, но крови было так много. Она была на всём: на моих руках, на моей одежде… везде.

Он держит руки перед собой, как будто всё ещё видит на них кровь Джо.

Я прикасаюсь к его руке. И он моргает.

— Я слышал, как Джо захлёбывался собственной кровью. Кричал на отца, чтобы помог, но он по-прежнему просто стоял там с пистолетом в руке, его глаза были пусты. Затем Джо, — Том трёт глаза, — умер… прямо тогда, когда я стоял на коленях рядом с ним. Мои руки были прижаты к его груди.

Слеза сбегает из его глаза, но он быстро вытирает её. А перед моими глазами предстаёт тринадцатилетний Том, столкнувшийся с чем-то поистине ужасным. Даже после той боли, что я пережила, обнаружив свою маму, я всё равно не могу представить, через что пришлось пройти ему. Моё сердце чертовски болит за него.

— Джо умер, — разбитым голосом говорит он. — И я испугался. Вскочил на ноги и начал кричать папе, что Джо мёртв и что он убил своего брата. Но он не ответил. Он был просто опустошённым. И я чертовски испугался. Я знал, что он никогда не сделал бы мне больно, но он просто стоял с пистолетом в руке. Внезапно он, казалось, пришёл в себя. Он положил пистолет на стол. Потом посмотрел на меня и сказал: «Томми, иди на кухню к телефону. Набери девять-один-один. Расскажи им, что случилось», — а затем он… — Том делает болезненно звучащий вдох, — сказал мне, что сожалеет.

Лицо Тома поглотила агония. Ещё одна слеза стекает по его щеке. Её он не вытирает. Я наблюдаю за тем, как она прокладывает путь к его верхней губе.

— Я был ещё ребенком, Ли, и он был моим отцом, поэтому я сделал то, что он велел. Только оказавшись у двери на кухню, я кое-что понял. Зачем он отправил меня на кухню к телефону, когда он был и в его кабинете? И я знал, я просто, чёрт возьми, знал. Весь путь, пока я бежал назад в его в кабинет, моё сердце билось так быстро, — он прижимает ладони к глазам, будто пытаясь отгородится от всего, что видит прямо сейчас. — Я был в нескольких шагах от его офиса, когда раздался второй выстрел, — он тяжело дышит. — Мой отец выстрелил себе в голову… и я увидел его лежащим на столе лицом вниз. Кровь… там было так много чёртовой крови.

— Господи, Том, — по моим щекам текут слёзы.

Я обхватываю его руками, притягивая к себе. Его грудь содрогается, а затем он утыкается лицом в изгиб моей шеи.

Мы сидим так в течение длительного времени. И я позволяю ему освободиться от той боли, которую он хранил в себе так долго.

Я иду на кухню, чтобы принести ему ещё виски. Наливаю и себе, даже, несмотря на то, что не люблю эту хрень. Но после только что услышанного мне нужно выпить.

Я приношу выпивку. Вручив её ему, сажусь рядом с ним и отпиваю глоток отвратительного виски.

Он опускает свой стакан на бедро.

— Так, что же случилось… с тобой и компанией твоей семьи? — спрашиваю я его, не зная, о чём ещё спросить.

Он делает глоток своего напитка.

— После смерти отца и дяди Джо контроль над компанией взял на себя совет. Я должен был возглавить компанию, когда мне исполнится восемнадцать. Но я не смог этого сделать, — он качает головой.

— Для меня всё изменилось. Я знал, что моя прежняя жизнь закончилась. Я обвинял в произошедшем свою мать, а она оказалась никому не нужной. Бесполезной. Хизер и я были вынуждены заботиться о себе сами. Я не хотел иметь ничего общего с компанией, которая пыталась привязать меня к этому. Полицейские снова и снова расспрашивали меня о случившемся. Ребята в школе донимали меня. Я был богатым мальчиком, который видел, как его отец убил его дядю, после чего убил и себя. Я был изгоем. Постоянно ввязывался в драки. Люди, которых я когда-то считал своими друзьями, вдруг перестали ими быть. Пресса воспользовалась грёбаным случаем. Они разбили лагерь возле нашего дома. Я чувствовал себя в ловушке.

— Я потерял своего отца. Видел, как он убил моего дядю, а затем и себя. Я просто хотел заглушить боль, забыть ту ночь… забыть о том, что произошло. Но я не мог убежать от воспоминаний. Об этом повсюду что-то напоминало. Поэтому я начал пить, курить травку… заниматься сексом, чтобы отгородиться от этого, — он встречается со мной взглядом.

— Мне было четырнадцать, когда я потерял девственность на вечеринке с какой-то девчонкой младше меня. Я был пьян и под кайфом, и просто хотел чувствовать себя нормально. Позже я даже не мог вспомнить, как её зовут, и я совершенно уверен, что она никогда не вспоминала моё имя. Но что я точно помнил, так это то, что, когда всё это происходило — когда я занимался с ней сексом, — я не чувствовал себя дерьмом. Я не думал обо всём, что со мной случилось. В тот момент я не был Томми Сигалом, наследником состояния марки виски и сыном человека, застрелившего своего брата перед собственным самоубийством. Я был никем. Просто тёплым телом, которое трахало девчонку. Ей было плевать на меня, а мне было плевать на неё. Мне понравилось, как это чувствовалось, и я хотел, чтобы это продолжалось. Думаю, тогда секс стал для меня механизмом преодоления. Я мог просто отключиться и потерять себя в другом человеке, забывая обо всём. Это срабатывало в течение длительного времени, пока просто не стало нормой. Я занимался сексом без обязательств… пока не встретил тебя.

— А что касается компании… — он грубо смеётся. — Мне едва удалось закончить школу. Я вовсю развлекался, трахаясь со всеми подряд. Не ночевал дома. Моя мама не могла контролировать меня и спустя какое-то время престала пытаться. Когда мне исполнилось восемнадцать, компания должна была полностью перейти в моё распоряжение — грёбаное виски Сигал.

Он смотрит на меня.

— Даже произошедший скандал не повлиял на бизнес. Я надеялся, что позор сравняет компанию с землёй, но этого не произошло. Это сделало её даже больше, популярнее. Продажи увеличились. В первый год после их смерти продажи выросли на пятьдесят процентов. Видимо, людям понравился разжёгшийся скандал с их виски. Хреново, правда?

Он трёт лицо, выглядя расстроенным.

— Я был восемнадцатилетним, а они пытались заставить меня работать в Сигале под руководством Совета. Почти каждый день я с трудом мог самостоятельно завязать чёртовы шнурки. Я был разбит. Мне хотелось просто сбежать, — он испускает тяжёлый вздох. — Я был ещё ребенком. Испорченным ребёнком. Поэтому взял немного денег из своего трастового фонда, чтобы хватило на пропитание, собрал сумку, сел в машину и поехал в Нью-Йорк.

Он уныло вздыхает.

— Я сбежал. А когда приехал в Нью-Йорк, то избавился от своей фамилии и стал Томом Картером. В первый год я просто бездельничал, отрывался, курил травку… спал со всеми подряд. Затем, однажды ночью, я встретил Дэнни на вечеринке у нашего общего знакомого. Мы разговорились о музыке. Он был сильно помешан на этом и понравился мне. Дэнни был классным парнем. Мы отлично поладили, а у меня так давно не было настоящего друга. Друзья, с которыми я познакомился в Нью-Йорке, были просто людьми, с которыми я тусовался и накуривался. Но Дэн, он был другим. Мы начали вместе зависать, и он сделал своей целью направить меня на правильный путь.

— Дэн учился в колледже, поэтому я тоже решил поступить. Я понятия не имел, чем хочу заниматься, но всегда любил музыку. Дэн получил степень бакалавра в музыкальной сфере, но отстой был в том, что ему пришлось проходить один тот же курс повторно, поскольку он провалил экзамен, — он тепло улыбается воспоминаниям.

— Я взял ту же специализацию, что и Дэн, но изучали мы разные предметы. Меня интересовала музыкальная история, в то время как Дэну нравилась композиция. И в этом классе по композиции он встретил Джейка и Джонни. Он познакомил нас, а остальное — совершенно другая история, — он делает глоток своего виски. Наклонившись вперёд, он ставит стакан на журнальный столик перед нами.

Он поворачивается ко мне и берёт мою руку в свою.

— Я никогда не думал, что мы станем известными. Мы хорошо играли. Я знал это. Но скольким удалось подписать контракт, верно? Мне было весело с ними, и я считал их своей семьёй. Надёжной. У меня давно такого не было. Поэтому, когда мы начали становиться популярными, я не смог уйти. И я верно подумал, что всем будет плевать на басиста, которому нравится трахаться с кучей тёлок. Что никто не будет интересоваться мной или моим прошлым. А если кто-нибудь когда-нибудь спрашивал в интервью о моей семье, я просто приуменьшал её значение. Их интересовали Джейк и Джонни, а это служило мне на пользу. Я должен был быть с ребятами, делать то, что умею и люблю, — он смотрит на меня с нежностью.

— Я был счастлив, Ли. Я не чувствовал этого в течение длительного времени. Но после смерти Джонни всё полетело к чертям. Я просто не мог, бл*дь, поверить в это. Я думал, что окончательно сорвусь. Ничего не соображал. Джейк и Дэн не справлялись со всем этим. Я думал, мы распадёмся.

— Затем, через месяц после смети Джонни, совершенно неожиданно мне позвонила Хизер. Я был полным эгоистом, когда просто взял и бросил её. Я даже не попрощался. Мои мысли возвращались к ней каждый день, но я просто не мог вернуться. Когда она позвонила, всё было как в старые добрые времена, когда мы были детьми, до всего произошедшего. Она хотела увидеться со мной и, конечно же, я согласился. В то время я жил в Лос-Анджелесе, поэтому она прилетела на следующий же день. Мы встретились, и после этого она стала смыслом моей жизни… до встречи с тобой.

— Хизер взяла на себя управление компанией и стала генеральным директором. Она рано закончила обучение, получив бизнес-степень. Моя сестра всегда была умна, гораздо умнее, чем когда-либо был я. Она и по сей день по-прежнему работает в Сигале. И я обязательно регулярно вижусь с ней. Обычно она приезжает сюда, чтобы увидеться со мной, потому что я не люблю уезжать из Кентукки, если в этом нет необходимости. В каждую нашу встречу я пытаюсь убедить её подписать договор о передаче компании, а она каждый раз отказывается и просит меня работать с ней, — он издаёт мягкий смешок. — Я подвёл Хизер много лет назад, когда сбежал. Но я больше не повторю этой ошибки.