Татьяна Успенская - Украли солнце

Выйдя из села, обессилела. Ноги не хотели нести её. Прижалась к тополю, с него летел пух.

Чем поможет Марте Гиша? Скрыть убийство нельзя. Будимирова засудят.

Он же ушёл из села! Где найдёшь его теперь?

Найдут. Он ведь пешком. Куда денется?

— Что с тобой?

Опять этот вопрос. И этот голос. Магдалина открыла глаза.

Перед ней Адриан.

— Тебя кто-то обидел?

— Магдуша, что случилось? — подбежала Саша. — А мы с папой часто здесь гуляем. Папа нам сказки рассказывает. Мы с Адрюшей уже совсем взрослые, а он нам… сказки…

— Не сказки. Разве то, что человек не умирает, — сказка? Здесь, сейчас, с нами, небесные учителя и те, кто жили раньше: их открытия, их опыт. Разве они не делятся с нами своей мудростью? — улыбается граф.

— Что с тобой? — снова спрашивает Адриан.

— Случилось такое, что может изменить нашу жизнь? — И вдруг Саша заговорила быстро и тревожно: — Папа больше всех имён любит «Саша», так звали его отца, пока он не стал о. Петром. Вот тебе моё имя. Я папу зову Падрюша, знаешь почему? Дед велел звать его тоже папой. Получилось папа Саша, папа Адрюша. Маленькая, не могла выговорить раздельно, слилось в «Падрюша». А брата назвала мама: чтобы стал такой же, как папа. Лучше папы нет никого на свете… Правда же?

И неожиданно — под голосом Саши — она обрела дар речи:

— Будимиров убил отца. Марта лежит…

Не успела договорить, как граф и Адриан кинулись к селу Будимирова. И они с Сашей побежали следом.

Прошли похороны. Будимиров исчез. Будни теребили привычными делами. Но, что бы ни делала, с удивлением прислушивалась к себе. В ней происходили странные движения, будто все клетки, все кости пустились в рост. И больше всего изменений происходило в ощущениях. Коснётся ветер руки, вздрогнет. Неожиданно увидит на отвесной стене крепости Будимирова. Только так и можно жить — в свободном вознесении наверх! И тут же — улыбка и голос: «Что с тобой?» И дышать перестаёт: в себя та улыбка затягивает её. Плещет сине-зелёная вода в их речке, жжёт жажда — кинуться к кому-то с этим вопросом «что с тобой» и спасти. Она — без тела, позванивает, как позванивает воздух в солнце жаркого дня. А то картинки видит: много людей — под землёй; подлетает к ней самолёт не самолёт, корабль не корабль, распахивает своё светящееся пространство: зайди, не бойся. И она доверчиво идёт. И растворяется в свете. Объяснить даже корявыми словами, что с ней происходит, даже Саше и брату не смогла бы. Два лица возникают рядом: Будимирова и Адриана. Подростком считала: правы только сила и бесстрашие. А сейчас нужна лишь улыбка Адриана! Издалека на переменах ловит её. Не физическая сила, нет, вот этот пожар: скорее кому-то эстафетой передать его улыбку!

Магдалина бежала к Марте: опуститься рядом с ней перед грядкой, помочь полоть или сесть рядом за стол и вместе перебирать эскизы скатертей, полотенец — для фабрики. Марта всё время что-то выдумывала: то налепит фигурок из глины, обожжёт и раздаст детям, то из небольших камней и сухих цветов соберёт необычный рисунок, скрепит глиной — ставь украшение на этажерку и любуйся, то придёт к ним с Григорием и в летней кухне сделает лепной потолок с весёлым рисунком.

А то бежала Магдалина к однокласснице Григория Ирине — помочь ей возиться с младшими братьями и сёстрами.

Видит перед собой ту улыбку, и кажется: силы рождаются в ней немереные.

В тот день после уроков спешит домой. До возвращения брата успеет приготовить еду и убрать дом.

Догнал голос: «Подожди!»

Вздрогнула. Остановилась. Его дыхание коснулось волос, они вспыхнули. Адриан взял её сумку с книгами.

— Почему не смотришь на меня? — Взглянула и зажмурилась. Сквозь глухоту и звон пытается понять, что он такое говорит: — Придите вечером попрощаться. Решил учиться. Напишу из города. Ты расти пока. Но не очень спеши. Если выберешь меня, — запнулся, договорил: — приеду. — Свободной рукой взял её за руку и повёл.

Они шли и шли, и пальцы его чуть подрагивали и жгли.

А потом обрыв к реке. Сбегали к ней. В весенней воде отражались солнце и их лица. Казалось: так и останутся они навечно рядом, чуть колеблемые волной. Но вот он осторожно повернул её к себе. Теперь отражались друг в друге. И ей казалось: он так и останется в её глазах, она — в его. Но вот его губы коснулись её. Она совсем пропала. Он очнулся первый. Повёл её в нарождающуюся степь. Шли час, два. Скатывалось к ним по небу солнце, кричали птицы, почему-то солью пахла молодая трава. И не было между ними слов.

Слова пришли при всех, когда сидели за прощальным обедом. Адриан — напротив, между отцом и сестрой.

— Почему ты едешь весной, когда все занятия начинаются осенью? — смело ступила она в его улыбку.

— Есть интересные летние курсы.

— Зачем тебе ещё учиться? — наступала она. — Ты же хорошо знаешь историю!

— Ты тоже не хочешь, чтобы он уезжал? — спросила Саша.

— Далеко не всё из того, что вроде знаю, знаю, — не дал Адриан ответить на этот риторический вопрос. — История — не только даты сражений и разные социальные устройства. Уход от истоков, приход к истокам. Мой отец сам творит историю! Не назовёшь ни одного брошенного без помощи в наших сёлах! И даже из чужих к нам идут работать и в праздники…

— Сынок, ты уж слишком, — прервал его граф. — И умирают люди, и в любви многие несчастны.

— Ты же человек, а не Бог! — улыбнулся Адриан. — Бог призывает. Бог наказывает. Ты сделал всё, что может сделать доброго человек. Посмотри, как живут у других графов. Нищета, злоба, убийства…

— Как видишь, и у нас теперь есть убийство!

— Во-первых, это исключение, во-вторых, этого следовало ожидать. — Адриан не уточнил: того, что убили жестокого человека, или того, что убийцей оказался Будимиров. — Хочу создать мир моего отца во всей стране. Понимаешь, Магдалина?

— Может или не может властвовать одно лишь добро? — спросил Григорий.

— Ты сказал «властвовать», — удивилась Саша. — Там, где есть это слово, не может быть добра.

Косы обрамляют её лицо. У неё материны глаза. И материн характер: Саша любит возиться с детьми, помогать больным. Но после того, как мать парализовало, много времени проводит с ней: кормит, вместе с Тасей обмывает её, читает ей.

Саша — единственная подруга Магдалины.

Сейчас с ней что-то творится. Она говорит:

— Что-то творится, в воздухе что-то, почему-то тяжело. Может, не надо, Адрюша, заботиться о стране, а надо делать работу на участке, что определил тебе Бог. Дед, скажи ему, ты же учил: надо услышать Бога! — О.Пётр не отвечает. — Не Бог же зовёт тебя спасать всех. Тебя могут убить! А у меня один брат.

— Тебе ведь жалко голодающих, искалеченных, правда? — мягко спрашивает Адриан.

— Есть страны, в которых ещё первобытный строй. А в некоторых едят людей. Ты не можешь спасти несчастных всего мира! — Саша совсем не похожа на тихую и застенчивую девочку, с которой Магдалина дружит столько лет, чуть не кричит. — Я боюсь, я не могу объяснить…

— Саша права, каждому Богом задан свой урок. — Адриан удивлённо смотрит на неё, а Магдалина от страха смелеет: — Те, кто пытался взять на себя ответственность за всех, погибали. А Христос разве смог спасти всех? В одну и ту же минуту рождаются убийца и жертва, вор и даритель… И всегда идёт борьба. А любая борьба обязательно приводит… — С разбегу летит она в пропасть: Саша права, его могут убить! Под его подбадривающим взглядом продолжает говорить, но теперь еле собирая слова: — Я тоже не хочу, чтобы ты спасал весь мир. Разве твои отец и дед не борются со злом? Научить хоть немногих жить по заповедям… разве не в этом смысл жизни?

— Тебе не четырнадцать, — улыбается граф.

— Семена взошли, — шепчет она. Пытается проглотить слёзы, бормочет: — Вы сеяли, я услышала вас, только и всего.

— Поедем со мной учиться, — зовёт Адриан Григория. — Ты очень хочешь учиться!

— Ты слышал сестру и Сашу. Обе чувствуют: что-то происходит. А учиться смогу и здесь! Нельзя оставить их без защиты. Интуиция подсказывает: могу им понадобиться.

— Гриша прав: учиться можно и заочно. Не волнуйся, сынок, я помогу ему стать учителем. Он — учитель от Бога. По существу он вырастил и воспитал Магдалину, несмотря на небольшую разницу в возрасте.

— Саша, ты убедила меня. Обещаю тебе и Магде: не буду ввязываться в политическую борьбу, если меня лично не затронет, после университета вернусь к вам. Все станем учить детей! Ты этого хочешь? А ещё мечтаю создать театр. Представляешь, со всех сёл придут люди, чтобы услышать то, что мы с тобой любим! — Говорит Саше, смотрит на Магдалину.

— Сынок, пока ты учишься, я построю…

— Нет, отец, пусть это будет моё! Я тоже хочу хоть что-то создать сам. Пожалуйста, позволь мне.

— Решено! — улыбнулся граф. — Театр — твой ребёнок. Пойду, перескажу наши разговоры маме, скоро вернусь.

Очень скромен их граф и умеет встать на точку зрения другого.

— Сынок, благословляю тебя на учёбу. — Это были первые слова о. Петра за вечер. Он встал, положил руку на плечо Адриана. — Но помни, сынок, что сказали сестра и Магдалина. Они моложе, но мудры. Прости, мне пора, у меня неотложные дела.

После ухода графа и о. Петра долго молчали.

— А говорят: старших слушай! — сказал, наконец, Адриан. — Дожил: младшие указывают путь. Хочу стихов и песен. Можете побаловать меня перед отъездом?!

Странный был тот вечер. И странное раздвоение ощущала она. Весь мир для неё — Адриан. И глаз от него не оторвать! Но почему-то фон к их вкусному и острому сегодня застолью — Будимиров. Над застывшим на полу отцом и скорчившейся на диване матерью — его лицо. Он идёт по степи. Он — в чужом городе. Голодный, злой, бесстрашный. Никто в тот вечер о Будимирове не вспомнил. Только граф, как от боли, сморщился, когда она сказала «убийца и жертва». Но как-то связан Будимиров с этим их застольем.