Она быстро подошла ко мне. Но она не шагала и не бежала, а как будто скользила. Ее невероятная грация трогала меня до глубины души. Она схватила меня за руку и улыбнулась, глядя на меня снизу вверх.

— Прости меня, — произнесла она своим мягким и слегка хрипловатым голосом. — Клинтон прав. Радость встречи с тобой затмила мне рассудок и сделала меня эгоистичной. У нас есть завтра, и мы сможем говорить и говорить…

— Но я совсем не устала, — запротестовала я.

— Нет, устала, милая, — твердо произнес Клинтон. — Просто волнение не позволяет тебе это почувствовать. Сразу после обеда мы вернемся домой. Клития знает, что я прав.

Все это время Шеба напряженно прислушивалась к разговору. Она подняла малыша на руки.

— Моя тетя уйдет на Небеса? — спросил он.

В комнате повисла странная тишина, хотя, возможно, мне это почудилось. Я видела изумленное и немного испуганное лицо Клитии и устремленный на меня непроницаемый взгляд Шебы. Это не длилось и секунды, но я успела ощутить, как по спине у меня пополз холодок, как будто кто-то плеснул мне за шиворот ледяной воды.

— С чего ты это взял? — спросила Клития.

— Дедушка ушел, — грустно произнес малыш.

— Нет, молодой человек, — вмешался Клинтон. — Твоя тетя приехала сюда жить, вот это она и будет здесь делать.

Клития подошла к сыну и взъерошила ему волосы.

— Тебе давно пора спать, — ласково произнесла она.

— Я не хочу ложиться. Я хочу смотреть на тетю Сэйру.

— Ты будешь это делать завтра.

— Но я хочу сейчас.

— Сейчас, милый, ты отправишься с Шебой, и она тебя уложит. Я тоже к тебе загляну пожелать спокойной ночи.

— А ты мне споешь песенку?

— Спою.

— И почитаешь мне?

— Может быть.

Похоже, это заставило его смириться.

— Пожелай всем спокойной ночи, — попросила его Клития.

— Спокойной ночи, — послушно произнес он. — Я поговорю с тетей Сэйрой завтра. Она не уйдет на небо.

Мы спустились вниз. Слуги уже накрывали стол в столовой, которую, как и у нас, отделяли от гостиной раздвижные двери.

На улице было еще светло. Клинтон рассказывал мне, что из-за близости острова к экватору долгота дня в течение года меняется незначительно, не более чем на час. Я знала, что стемнеет около семи часов, то есть совсем скоро. Я обратила внимание на масляные лампы под потолком и на медные канделябры с зажженными свечами, призванными дополнять свет ламп. Точно такие же канделябры я видела в доме Клинтона.

Перед самым обедом к нам присоединился Сет Блэндфорд. Его национальность сомнений не вызвала бы ни у кого. У него были рыжеватые волосы, бледная кожа и светлые, едва заметные брови и ресницы. Если не считать этого, правильные черты лица делали его весьма привлекательным мужчиной. Среднего роста, рядом с Клинтоном он казался коротышкой.

— Ага, Клинтон наконец вернулся! — воскликнул он. — И ты привез с собой… Сэйру?

Он обернулся ко мне и стиснул мою руку в рукопожатии. Обручальное кольцо врезалось мне в пальцы, и я с трудом сдержалась, чтобы не поморщиться от боли.

— Приятно познакомиться, — заявил он. — Ты похожа на отца. Как жаль. И зачем он пустился в это путешествие? Лучше бы остался дома.

— Он настаивал, — вмешался Клинтон.

— А теперь его нет… зато Сэйра здесь.

— Я так рада, что она приехала! — произнесла Клития, все это время не сводившая с меня восхищенного взгляда.

— В таком случае давайте поднимем бокалы за наше знакомство, — провозгласил Сет.

Клития хлопнула в ладоши, и двое слуг бесшумно вбежали в комнату, неся подносы с бокалами, джином и содовой. Они также подали нам лаймы и сок каких-то тропических плодов.

Клития начала разливать напитки. Клинтон поднял свой бокал и провозгласил:

— За возвращение домой!

— Завещание нас немного удивило, — тихо произнес Сет Блэндфорд. — Мы думали…

— Старина Ральф всегда был непредсказуем, — согласился Клинтон. — Все считали его приверженцем традиций, а он постоянно поступал совершенно неожиданным образом.

— Скажи, Сэйра, — обратился ко мне Сет, — как ты себя чувствуешь в роли владелицы плантации?

— Мне страшновато, — призналась я, — особенно учитывая то, что я в этом совершенно не разбираюсь.

— Вот именно! — воскликнул Сет.

— Она его дочь, а Клитии он оставил ожерелье, — заявил Клинтон.

Клития прижала к груди дрожащие пальцы и опустила глаза.

— На время, — с горечью в голосе возразил Сет.

— Я надеюсь, что угощение вам понравится, — поспешила вмешаться Клития. — Мы очень любим карри. Это национальное блюдо, и такого карри, как у нас, не попробуешь больше нигде в мире.

Ей удалось сменить тему разговора и развеять неловкость. Она начала строить планы на завтра, когда я опять приеду к ней и поближе познакомлюсь с Ральфом, которого так взволновало мое появление в его жизни, а также осмотрю ее сад. Нам предстояло многое обсудить. Вот, например, одежда. У меня есть подходящая одежда?

— Клинтон рассказывал мне о здешнем климате, поэтому я в какой-то степени подготовлена.

— В чем Клинтон совершенно не разбирается, так это в женской одежде.

— Зато он умеет ее ценить, — вставил Сет.

— Сэйре потребуется помощь, и я готова ее предоставить. Я покажу ей, где продаются изумительные ткани. Из шести ярдов выйдет сари, к тому же его не надо шить.

— Моя милая Клития! — воскликнула я. — Ты можешь представить себе меня в сари? Боюсь, что для этого я слишком велика.

— Оно тебе очень пойдет, — заверила меня сестра.

Я покачала головой.

— Я буду чувствовать себя не в своей тарелке. Я не привыкла к такой изящной одежде. Нет, я лучше сохраню верность традиционным английским платьям.

— Я все равно покажу тебе, где купить прекрасный шелк.

— С радостью воспользуюсь твоей помощью.

Она сообщила мне, что от Канди нас отделяет около двенадцати миль, но до Мангании, где мы вышли из поезда, совсем недалеко. Не Канди и не Коломбо, конечно, но магазины там неплохие.

— А я с удовольствием составлю тебе компанию, — улыбнулась Клития. — Сет, мы должны дать в честь Сэйры бал. Ведь все захотят с ней познакомиться.

Когда подали обед, на улице уже стемнело.

— А мы тут натерпелись страху, — сообщил Клинтону Сет, когда мы уже сидели за столом. — Спасали плантацию от листовертки.

— Я уверен, что вы справились, — ответил Клинтон.

— О да. Урожай не пострадал.

— Что бы мы без тебя делали, Сет.

Сет даже порозовел от удовольствия.

Я проголодалась, а карри оказался очень вкусным. Я внимательно прислушивалась к разговору, крутившемуся в основном вокруг проблем, связанных с выращиванием чая. «Они говорят о моей плантации», — изумленно думала я. Невероятно! Я не могла понять, почему отец так распорядился наследством. Плантацию должна была унаследовать Клития. Я понимала огорчение Сета. Хотя Клитии досталось фамильное ожерелье, которое она должна будет передать жене своего сына…

Как ни странно, но в этот момент речь за столом зашла о жемчуге и его добыче. Сет что-то рассказывал об устричных отмелях в Манарском заливе.

— Одного из ловцов схватила акула. Он погиб.

— Кто?! — воскликнул Клинтон.

— Карам.

— Карам! — повторил Клинтон. — Один из лучших моих ныряльщиков. Ну почему он был так беспечен!

— Беспечен! Неужели ты думаешь, что он был неосторожен? У них и заклинатель акул был. Но эта тварь его уже поджидала на дне.

— Карам! Прекрасный ныряльщик! Один из лучших.

— Я слышал, что в этом сезоне улов был неплох.

— Это хорошие новости, — кивнул Клинтон. — Но Карам!

— Что такое устричные отмели? — поинтересовалась я. — Я впервые об этом слышу.

Сет лукаво покосился на Клинтона.

— Это на Клинтона не похоже, — произнес он. — Обычно он не темнит.

— Разве я тебе не рассказывал? — удивился Клинтон. — Мне принадлежат устричные отмели у северо-западного побережья Цейлона. Мы поедем туда, и я все тебе покажу. Но там интереснее всего, когда ловцы собирают моллюсков. Сбор начинается на второй неделе марта. Сезон длится от четырех до шести недель.

— Жемчуг! — прошептала я. — То есть ты еще и жемчугом занимаешься?

— Это второстепенно, — отмахнулся Клинтон.

Сет наклонился вперед.

— Клинтону принадлежит практически весь Цейлон, — произнес он. — Здесь у него чай, на северо-западе жемчуг, в лесах — каучук. Половина судов в бухте Коломбо перевозит грузы Клинтона.

— Мы должны брать от этой земли все, что возможно, — пояснил Клинтон. — Это позволяет местным жителям заработать на жизнь.

— И обогащает тех, кто дает им эту возможность.

— Должны же они получать вознаграждение за свой труд и капиталовложения, — напомнил ему Клинтон.

— Больше всего меня заинтересовала добыча жемчуга, — вставила я.

— Настоящая женщина, — пожал плечами Клинтон. — Если бы ты знала, какой ценой достается жемчуг, ты бы вообще отреклась от жемчужных ожерелий.

— Ты слышала это, Клития?! — воскликнул Сет. — Подумай об этом в следующий раз перед тем, как надеть свое знаменитое ожерелье.

— Я об этом никогда не забывала, — тихо ответила Клития.

Клинтон не унимался.

— Жены и невесты ныряльщиков называют жемчужины «человеческими жизнями».

— Значит, это очень опасно?

— Ты только что слышала, что акула убила одного из моих лучших ныряльщиков. Представь себе такую картину. Лодки отправляются в море в полночь, чтобы достичь устричных отмелей к восходу солнца. В каждой лодке находится около десяти ныряльщиков. Они работают в парах и ни за что не прыгнут в воду, если с ними нет заклинателя акул. Считается, что своими странными напевами заклинатели приводят акул в состояние такого восторга, что они не замечают вторгающихся в их владения людей. Тем не менее каждый ныряльщик вооружен коротким копьем из железного дерева для защиты от акул, оказавшихся неподвластными напевам заклинателя.