— Твое образование не было окончено из-за… какого-то каприза! — отрезала тетя Марта. — У тебя обязательно будет гувернантка. У нашей сестренки Маргарет было слабое здоровье, и она не могла посещать школу. Так вот, у нее всегда была гувернантка… и не одна. Маргарет умерла.

— Надеюсь, не от избытка гувернанток, — хихикнула я.

Честно говоря, мне все труднее было бороться с необъяснимым желанием дразнить теток.

— Ты слишком легкомысленна, Сэйра, а мы говорим о серьезных вещах.

Никто лучше меня не знал, насколько серьезны обсуждаемые нами вопросы. Тем не менее теткам пришлось сдаться, и мы смогли прийти к окончательному решению. Нам с мамой предстояло переехать из дома на Дентон-сквер в Ашингтон-Грейндж.

Шаги в темноте

Несмотря на печальные обстоятельства, вынудившие меня переехать в Ашингтон-Грейндж, я испытывала сильное волнение, впервые к нему подъезжая.

Мы вышли из поезда на станции Эпли, где нас уже ждал экипаж, доставивший нас в одноименную деревушку посреди леса. Деревня представляла собой типично английское поселение — несколько домов, сгрудившихся вокруг церкви, явно норманнского периода. Экипаж неторопливо катился по просеке, и вдруг деревья расступились, и мы очутились в настоящем оазисе, неописуемо прелестном в этот мягкий сентябрьский день. Сады перед домиками были расцвечены яркими астрами, пышными хризантемами и царственными георгинами. В центре деревни зеленела неизбежная лужайка с прудом посередине. У пруда стояла скамейка, а на ней увлеченно беседовали двое старичков. Они любопытным взглядом проводили нашу карету. Затем мы миновали кладбище, отмеченное каменными надгробиями. Некоторые надгробия были совсем новыми, другие покосились от времени. За кладбищем расположился сельский магазин, одновременно выполняющий функцию почты. Тут дорога увела нас в сторону, и вскоре мы уже подъезжали к воротам поместья.

Дом был прекрасен. Серый камень, из которого он был сложен, от возраста приобрел более мягкий оттенок, в центре его украшала арка, а западное крыло венчала башня с зубчатой стеной и узкими щелями бойниц. Эта часть сильно контрастировала с архитектурным стилем остального здания, возведенного явно в более поздний период. Со временем я узнала, что прежде на этом месте возвышалась норманнская крепость, от которой сохранилась одна башня. Весь остальной дом был построен в правление Карла I и чудом уцелел в огне гражданской войны. Тетя Мабель очень гордилась домом и рассказала мне все это, как только поняла, насколько я заинтересовалась его историей.

А пока я просто впитывала изящество и обаяние, непринужденно излучаемые симметричной архитектурой здания и украшающими его классическими статуями и всевозможными завитушками. Дом был не столько велик, сколько очарователен. Построенный в первой половине семнадцатого века, когда архитекторы только начинали пробовать силу, он носил на себе отпечаток многовековых английских архитектурных традиций.

Внезапно я почувствовала, что меня переполняет гордость за то, что я ношу то же имя, что и это благородное сооружение.

Мы проехали под аркой и очутились во дворе, у двери, отворявшейся непосредственно в холл, где нас уже поджидали тетки, на своей территории имевшие вид еще более устрашающий, чем на Дентон-сквер или в Браунс-отеле.

— Добро пожаловать домой, Сэйра, — произнесла тетя Марта, беря меня за руку и клюя в щеку.

— Как хорошо, что ты наконец-то здесь… — начала Мабель.

С мамой они были намного менее приветливы.

— Это удивительный дом, — произнесла в ответ я.

Я попала в точку. Тетя Мабель даже порозовела от удовольствия.

— Нам он тоже нравится, — потупилась она. — Он принадлежит нашему роду уже более двухсот лет.

— Вы, должно быть, устали с дороги, — добавила тетя Марта. — Мабель, попроси Дженнингс показать им их комнаты. Сейчас прибудет и ваш багаж. Тогда вы сможете умыться и переодеться, а после мы поговорим.

Чувствовалось, что тетки торжествуют, хотя и пытаются это скрыть. Но они отчетливо дали понять, что рады только моему приезду, а маму просто терпят. Я не представляла себе, что женщина, привыкшая к заботе и обожанию, сможет долго выносить подобное отношение. К счастью, она была в каком-то оглушенном состоянии и, похоже, ничего не заметила.

Пришла Дженнингс и пригласила нас подняться вслед за ней по деревянной лестнице с прекрасными резными балясинами и перилами.

Поднявшись на второй этаж, мы вошли в длинную, протянувшуюся вдоль всего дома галерею, увешанную портретами Ашингтонов. Я пообещала себе, что в ближайшем будущем обязательно их все рассмотрю. Мои предки! Я столько лет даже не подозревала об их существовании, и вдруг оказалось, что их так много. В одном конце галереи был балкон, на котором некогда во время балов располагались музыканты. Я попыталась представить своих теток на балу. То, что мне представило мое воображение, заставило меня улыбнуться.

Моя комната находилась этажом выше. Она была просторной, с высокими, расписанными херувимами потолками. Тетки позаботились даже о том, чтобы украсить ее цветами. Кровать тоже широкая, с синим пологом. Даже ковер на полу был синим. Окна обрамляли тяжелые синие портьеры, в оконных нишах стояли диванчики. Я подошла к окну, и у меня вырвался непроизвольный возглас восхищения. За окнами расстилались ухоженные лужайки с яркими осенними цветами. В защищенном со всех сторон высокими кустарниками садике до сих пор цвели розы. За садом виднелся огород, а дальше начинался лес. Я впервые в жизни видела такой прелестный вид из окна. «Ашингтон! — подумала я. — Мое родовое поместье». Меня охватило жгучее волнение, которое утихло, как только я обернулась и взглянула на маму. Она была бледна и грустна, а ведь своим очарованием она всегда в значительной степени была обязана своей живости и подвижности. Она мало чем напоминала Айрини Раштон, вокруг которой вращалась вся жизнь в доме на Дентон-сквер.

Мне стало стыдно за проявленную черствость. Конечно же, ее здесь мучают воспоминания. Ведь именно сюда она приехала с моим отцом вскоре после свадьбы.

— Пойдем, посмотрим на твою комнату, — предложила я.

Она располагалась еще выше и была намного меньше и скромнее моей. Тем не менее мне она показалась очень милой, хотя я и разозлилась на теток, так явно подчеркнувших разницу в их отношении к нам. Эту комнату они должны были предоставить мне, а мою комнату — маме. Наверное, я предложу ей поменяться.

— Благодарю вас, — обратилась я к Дженнингс, намекая на то, что мы с мамой хотим остаться одни. — Я смогу сама вернуться к себе в комнату.

Как только Дженнингс вышла, мама бросилась ко мне, обняла меня и прижалась всем телом.

— Не плачь, — попросила я. — Это отразится на твоей внешности.

Это был безотказный ход. Вспомнив о внешности, она тут же взяла себя в руки.

— Это ужасно! — воскликнула она. — О Сиддонс, как я их ненавижу! Мне тут плохо, плохо! На всей земле нет места ужаснее.

— Но ты сама решила, что оставаться на Дентон-сквер мы больше не можем. И куда бы мы пошли?

— Они меня ненавидят, — ответила она. — Они всегда меня ненавидели, с самого начала. Я это почувствовала и тоже возненавидела и их, и этот дом. Тут так страшно. Ты чувствуешь это, Сиддонс?

— Нет, — ответила я, — не чувствую. Он ничем не отличается от других старых домов. Если здесь и есть привидения, то все они наши родственники. Разве тебя это не успокаивает?

— Только не меня. Я им все рано не кровная родня. — Она улыбнулась. — Но это временно. Мне скоро дадут роль. Когда Том узнает, что я действительно уехала, он тут же за мной примчится. Так уж устроен мир.

Ее глаза опять сияли. К ней на мгновение вернулась былая веселость. Она уже видела, как Том приезжает в Ашингтон-Грейндж, и его оттопыренные карманы набиты контрактами. Но ее не так легко уговорить. Публика умоляет ее вернуться? Что ж, пусть помучается немного. Она ее еще не простила.

Я вернулась к себе и обнаружила, что мой багаж уже прибыл. Дженнингс спросила, не хочу ли я, чтобы она помогла мне распаковать вещи. Я отклонила предложение и отправила ее помогать маме.


Тетя Марта не собиралась сидеть сложа руки. Уже на следующий день она заговорила о гувернантке.

— Ну что вы говорите, тетя Марта! — воскликнула я. — Я уже слишком старая для гувернантки. В конце ноября мне исполнится семнадцать.

— И только два года из этих семнадцати ты провела в школе!

— У меня был гувернер! — Я улыбнулась, вспомнив Тоби и одновременно испытав сильнейший приступ тоски. Мне его по-прежнему очень не хватало. — К тому же очень хороший, — грустно закончила я.

— Девочкам следует нанимать только гувернанток. У нашей сестры Маргарет всегда были гувернантки. У нее было слабое здоровье, и ей пришлось учиться дома. Она умерла, когда ей исполнилось восемнадцать лет.

— Как грустно, когда умирает такая юная девушка.

— Она всегда была болезненной. Но ты правильно говоришь, это было очень грустно. Только не слушай слуг. Они начнут рассказывать тебе о том, что иногда она гуляет по галерее в поисках своего жениха. Возмутительный вздор!

— У нее был жених?

— Она собиралась выйти замуж. Разумеется, их разлучила смерть. Так вот, у нее были гувернантки. Я бы предпочла, чтобы ты вернулась в школу, но мы обсудили это с Мабель и решили, что пока здесь живет твоя мама, тебе лучше быть с ней. Она очень необузданная. Ты лучше других сумеешь усмирить ее в случае необходимости.

— Усмирить! Как будто она буйнопомешанная и нуждается в смирительной рубашке.

— Она всегда была легкомысленной, а театральная жизнь не способствует выработке сдержанности. Для нашего брата этот брак стал настоящим бедствием. Но не будем отклоняться от темы. Я немедленно приступлю к поиску гувернантки. Можешь не сомневаться, я отнесусь к этому вопросу со всей серьезностью.