Кимберли Кейтс - Украденные небеса

Нора вздохнула и прошептала:

— Выходит, я во всем виновата?

— Я этого не говорил.

— Не имеет значения. Ты так думаешь. И это избавляет тебя от необходимости смотреть правде в глаза.

— Какой правде?! — взвился Эйдан, уязвленный словами жены. — Что ты хочешь этим сказать?

— Что ты не в состоянии отгородить Кассандру от мира, как бы ни старался. Что ты не всесилен. И что в один прекрасный день она испытает боль — боль от жестоких слов и жестоких поступков, — а ты ничего не сможешь сделать, чтобы избавить ее от страданий.

— Если бы мне не пришлось скакать ночью по холмам, чтобы найти тебя, я был бы на месте в тот момент, когда дочь больше всего во мне нуждалась.

Он обидел Нору. Эйдан это почувствовал, потому что ее боль сжала словно тисками и его сердце. Взглянув на жену, он пробормотал:

— Возвращайся к себе в комнату, Нора. А у меня сейчас важные дела, и мне некогда спорить с тобой.

Он ожидал, что она разрыдается и убежит поступила бы на ее месте любая из знакомых ему женщин, — но Нора, пристально взглянув на него, спросила:

— Так что же ты собираешься предпринять?

— Собираюсь встретиться с мятежником. Я хочу узнать, хватит ли у негодяя духу держать ответ перед мужчиной, а не запугивать невинных детей.

— Эйдан, этот человек ненавидит тебя.

— Тогда, возможно, он не побоится выпустить мне в сердце пулю. Последние двадцать лет мерзавец только об этом и мечтает.

Не сказав больше ни слова, Эйдан вышел из комнаты.

Окрестности Холма ночных голосов хранили тайны задолго до того, как первый бард коснулся пальцами арфы из мореного дуба. Серые камни, торчавшие из земли, вздымались вверх, причудливо изгибаясь, и Эйдан, глядя на них издали, подумал: «Эти камни точно руки, воздетые в попытке вернуть затерявшиеся на небесах сокровища. Или же как костлявые пальцы проклятых людьми грешников, предпринявших отчаянную попытку вырваться из преисподней».

В этом месте, в глубинах ирландских холмов, таилась какая-то таинственная сила, так что не было ничего удивительного в том, что именно здесь Гилпатрик встречался со своими людьми. «Вероятно, решили, что силы, заключенные в этих холмах и в этих камнях, каким-то образом им помогут», — думал Эйдан.

Гилпатрик… Это имя всегда будоражило память Эйдана, и он невольно сжимал зубы от стыда и разочарования, постигшего его много лет назад. Они родились, чтобы ненавидеть друг друга, они с детства росли в ненависти, и оба хранили шрамы как память об одной из своих встреч.

Да, Гилпатрик был его старым противником, опасным и одновременно понятным. Во всяком случае, так он считал до сегодняшнего дня.

Эйдан пустил коня по узкой тропе, ведущей к вершине холма. Он чувствовал, что за ним наблюдают, и временами ему даже казалось, что он слышит щелчки курков и видит поблескивавшие в кустах дула пистолетов.

Эйдан прекрасно знал: Донал Гилпатрик — отнюдь не дурак, иначе давно бы уже болтался на виселице, выданный предателем. К тому же этот человек с детства мечтал о том, чтобы отомстить Кейнам. Так что он, Эйдан, конечно же, поступил крайне опрометчиво, ринувшись ночью на поиски того, кто жаждал его смерти. Однако у него не было выхода, он должен был найти Гилпатрика как можно быстрее и позаботиться о безопасности дочери.

«Но почему же они пытались похитить Кэсси? — спрашивал он себя снова и снова. — Действительно, зачем?»

Ответ мог быть только один: чтобы использовать Кассандру в качестве оружия против него, так как она — единственное оружие, которое дало бы врагам абсолютную власть над ним.

«Нет, — прошептал внутренний голос, — нет, ты ошибаешься. Не только Кассандра, теперь еще и Нора…»

Да-да, конечно, Нора… И ее враги могли использовать как оружие против Эйдана Кейна. Он вспомнил, как жена провожала его в сумерках. Он уже хотел запрыгнуть в седло, но она вдруг положила руки ему на плечи и, пристально глядя в глаза, проговорила:

— Эйдан, ты уверен, что должен ехать? Пойми, Кассандра гораздо больше нуждается в живом отце…

И все-таки он поехал. Он должен был поехать. Что ж, теперь уже недолго ждать встречи с Гилпатриком. Еще минута-другая…

Внезапно тишину ночи разорвал боевой гэльский клич, и с ветки, нависавшей над тропой, на него упало что-то тяжелое. Эйдан ожидал чего-то подобного, но все же не удержался в седле. Нападавший сбросил его на землю, а жеребец, громко заржав, шарахнулся в сторону и почти тотчас же исчез во тьме.

Эйдан попытался подняться на ноги, но навалившийся на него противник — лицо бунтовщика скрывала маска — с силой ударил его кулаком в челюсть. Голова Эйдана откинулась назад, и все поплыло у него перед глазами; ему казалось, он вот-вот лишится чувств.

Но уже несколько секунд спустя, сделав над собой усилие, Эйдан рванулся в сторону и сбросил с себя противника. Затем, опрокинув его на спину, он набросился на него со всей яростью.

Эйдан успел нанести противнику лишь несколько ударов, когда кто-то схватил его сзади за волосы и дернул с такой силой, что он вскрикнул от боли. И тут же во мраке блеснуло лезвие ножа, и острие прижалось к его горлу.

— Успокойся, Кейн, не горячись, — раздался приглушенный голос из-под холщовой маски. — Успокойся, иначе отправишься к праотцам.

— У меня к тебе нет претензий, — проворчал Эйдан. — Я буду иметь дело только с Гилпатриком.

Разбойник хмыкнул.

— Наш хозяин исключительно разборчив, он не с каждым захочет иметь дело. Во всяком случае, он вряд ли снизойдет до того, чтобы общаться с предателями, с такими, как ты, Кейн.

— Но Донал Гилпатрик прекрасно знает, каким образом Раткеннон перешел в руки Кейнов, — добавил второй ирландец. — И помнит, что стало с его отцом и с братьями.

Эйдан стиснул зубы. Ему тут же вспомнился один из рассказов отца о том, как его, Эйдана, дед задумал уничтожить всех лордов-католиков из рода Гилпатриков; он хотел избавиться от тех, кто имел право претендовать на владение Раткенноном. И дед убил всех, лишь маленький Донал чудом остался жив.

— Что же ты молчишь, мерзавец, — прошипел один из ирландцев и вдруг с силой пнул Эйдана сапогом в ребра.

Эйдан громко вскрикнул и застонал; в глазах у него потемнело. Стараясь не потерять сознания, он процедил сквозь зубы:

— Я знаю, что вы все мечтаете о моей смерти. И я с удовольствием предоставлю Гилпатрику шанс проявить свою храбрость в поединке со мной.

— Ты в своем уме?! О чем ты?

Эйдан судорожно сглотнул.

— Я приехал, чтобы вызвать Донала Гилпатрика на поединок.

— Похоже, он и впрямь спятил, — пробормотал один из разбойников. — Что будем с ним делать?..

— Неужели вы боитесь? — продолжал Эйдан. — Неужели боитесь за своего главаря? Что ж, ничего удивительного. Ведь всем известно, что человек, в чьих жилах есть хоть капля английской крови, с легкостью справится с любым ирландцем. Да, я понимаю ваши опасения…

— Лорд Донал, если бы захотел, нарезал бы ремней из твоей шкуры, — заявил разбойник, державший у горла Эйдана нож.

— В таком случае я предлагаю ему попытать счастье. А еще лучше пари. Ставлю на кон тысячу фунтов, что ему меня не осилить. Но, конечно, если Гилпатрик струсит… — Эйдан внезапно умолк, так как понял, что дальнейшее подстрекательство может стоить ему жизни.

Прошло несколько секунд, показавшихся Эйдану вечностью. Наконец разбойник с ножом выругался и проворчал:

— Мы отведем тебя к Гилпатрику и порадуемся, когда он выпустит из тебя кишки. Тулли, надо связать ему руки.

В следующую секунду Эйдану заломили руки за спину и перетянули запястья кожаным ремешком. Затем пленника повели вверх по склону. При этом разбойники то и дело подталкивали его в плечо, которое ужасно болело после падения с седла.

Вскоре послышался гул голосов, а еще через несколько минут Эйдана вытолкнули на освещенную факелами полянку. И тотчас же воцарилась гробовая тишина; все смотрели на пленника с удивлением и с ненавистью.

Эйдан осмотрелся и почти тотчас же увидел Гилпатрика — лицо его было обезображено широким белым шрамом. Но Эйдан прекрасно помнил, каким было это лицо, когда он впервые его увидел — в те мгновения ликующий Донал улыбался, так как ему удалось украсть яблоко в саду сквайра Данби, хотя тот держал там норовистого быка. Впрочем, бык наверняка поддел бы Донала на рога, если бы Эйдан вовремя не протянул мальчишке руку, когда он перелезал через ограду.

Потом они вместе участвовали во многих других проказах, но знали друг друга только по имени — Донал и Эйдан; мальчики даже не подозревали, что являлись заклятыми врагами. Так продолжалось до тех пор, пока отец Эйдана не увидел их вместе…

— Какого черта?! — взревел Гилпатрик. — Как ты здесь оказался?!

— Он ехал сюда с таким видом, словно ему нечего бояться, — сказал разбойник с ножом. — Сказал, что намерен бросить тебе вызов.

Глаза Гилпатрика сверкнули.

— Вызов, Кейн?

— Да, вызов, — кивнул Эйдан. — Хочу сразиться с тобой один на один. Только пусть твои сторожевые псы не вмешиваются.

Ирландец внимательно посмотрел на своего заклятого врага.

— Но почему ты вдруг решился? Вероятно, имеются веские причины, заставившие тебя после стольких лет искать встречи со мной.

— Полагаю, ты жаждешь отомстить мне за украшение, которое я оставил на твоем лице. Вот я и приехал к тебе. Предлагаю заключить пари…

— Пари?! — изумился Гилпатрик. — Но если я выиграю пари? Способен ли ты, Кейн, сдержать свое слово? Но у нас, Гилпатриков, слишком хорошая память. Когда мы в последний раз поверили тому, что говорили нам твои родичи, они заперли нас в зале и почти всех перебили. Даже детей не пощадили.

Эйдан стиснул зубы.

— Мои предки были мерзавцами, не так ли? Они объявили войну даже женщинам и детям. А ты, Гилпатрик? Где же твое благородство, которым ты так кичишься?

— Черт подери, Кейн, что ты имеешь в виду?! На что намекаешь?