Внезапно за его спиной послышались шаги, но Эйдан даже не обернулся, он сразу же понял, что в комнату вошла Нора — она не могла не прийти.

Осторожно приблизившись к мужу, Нора положила руки ему на плечи и тихонько вздохнула. Эйдану хотелось повернуться к ней и обнять ее, хотелось прижать ее к груди, но он по-прежнему сидел, глядя на дочь; его все еще терзала мысль о том, что малышку едва не похитили, а он, отец, не смог ее защитить.

Нора снова вздохнула, и тут Эйдан наконец проговорил:

— Ты знаешь, что Кассандра с ним никогда не расстается? — Он осторожно прикоснулся к медальону на шее дочери.

— Очень красивый, — проронила Нора. — Странно, что я раньше не обращала на него внимания. Много лет назад похожий носила моя мать. Внутри медальона были две миниатюры — она и мой отец. Но после смерти папы мать перестала его носить, и это ужасно меня огорчило.

— О, дорогая…

— Это было давно, Эйдан. А медальон Кассандры действительно очень красивый. Это ты ей его подарил?

— Нет, он принадлежал Делии. Вероятно, его ей преподнес один из любовников. — Эйдан провел пальцами по золотой застежке. — Они всегда дарили ей разные безделушки — бриллиантовые браслеты, кольца, нитки жемчуга для волос. В ночь, когда Делия погибла, она отдала медальон Кассандре, вероятно, чтобы ее задобрить, наверное, боялась, что девочка в момент побега поднимет крик. Мне ненавистен этот медальон. Каждый раз, когда вижу его, невольно вспоминаю, насколько близок я был к тому… Я думаю о том, что едва не потерял Кассандру навсегда. И я до сих пор вижу кровоточащую рану на ее лбу, до сих пор слышу ее крик. Не исключено, что этот медальон подарил Делии тот негодяй, который правил тогда лошадьми. Но, увы, Кассандре ужасно нравится эта проклятая побрякушка. Иногда меня мучает мысль… Мучает мысль о том, что если бы мне удалось избавиться от медальона, то удалось бы забыть Делию — вычеркнуть прошлое из памяти.

Эйдан тяжко вздохнул, потом вновь заговорил:

— Через восемь месяцев после гибели Делии я пробрался к Кэсси в спальню, когда она спала, и, незаметно сняв с ее шеи медальон, спрятал проклятую безделушку. Я хотел его уничтожить, расплющить, разбить молотком… До сих пор не понимаю, почему не сделал этого сразу, как только вышел из комнаты Кассандры. Этот медальон — словно символ моего бессилия, Нора. Бессилия перед Делией.

— Но, Эйдан, почему же…

— Не перебивай, пожалуйста. Так вот, я спрятал медальон. Когда же Кэсси обнаружила пропажу, с ней сделалась истерика — я никогда не видел ее такой… Поэтому пришлось вернуть малышке украшение. Я сделал вид, что чудесным образом нашел его. Тогда я выглядел в глазах дочери настоящим героем.

— Ты действительно для нее герой. Самый настоящий. Когда мне стало ясно, что это она автор писем, приходивших ко мне в Англию, я поняла, насколько сильно она тебя любит.

— Не меня, Нора, а вымышленного человека. Что же касается подлинного Эйдана Кейна…

— Нет, ты герой, Эйдан. Для нее и для меня.

— Но почему? Я с самого начала обращался с тобой просто ужасно.

— Но ты был со мной честен. К тому же ты обожаешь свою дочь и с уважением относишься ко всем обитателям Раткеннона. И ты все-таки не отправил меня в Дублин немедленно, не прогнал меня. Ты позаботился обо мне, Эйдан, пусть даже и не хотел этого.

— Черт побери, Нора, как ты не понимаешь… Ты ужасно наивная, моя дорогая.

— Не такая уж наивная, Эйдан. И знаешь… Ведь ты сегодня сотворил чудо, когда мы были у развалин замка.

Эйдан нахмурился и проворчал:

— Увы, пока я творил это чудо, какие-то негодяи едва не похитили мою дочь. Они угрожали ей, Нора, представляешь?..

— Но, дорогой, ты не можешь повсюду следовать за ней по пятам. Не нужно себя корить.

Тут спящая Кассандра наконец-то выпустила руку отца, и он, поднявшись на ноги, подошел к окну. Первые лучи рассвета уже окрасили горизонт и осветили широкие просторы ирландского побережья — где-то там нашли прибежище негодяи, пытавшиеся похитить его дочь.

— Я ее отец, — проговорил Эйдан сквозь зубы. — И я должен был…

— Должен?.. Что именно ты должен был сделать? Предугадать, что неизвестные в масках попытаются выкрасть девочку из Раткеннона в разгар бала? Звучит абсурдно. Знаешь, я до сих пор не могу понять, зачем кому-то понадобилось делать это на глазах многочисленных свидетелей. Ведь Кэсси часто разгуливает по окрестностям без всякой охраны… Было бы гораздо проще похитить ее именно в это время.

Эйдан с удивлением взглянул на жену — как ни странно, ему такая мысль в голову не приходила.

— Пожалуй, ты права. Но главное сейчас — выяснить, кто эти мерзавцы. И теперь уж я не оставлю Кэсси без присмотра.

— Да, конечно, разумная предосторожность не помешает, — согласилась Нора. — Но все-таки мне кажется, что после случившегося эти люди не отважатся снова напасть на девочку. Во всяком случае, в ближайшее время.

— Я позволю себе усомниться в этом, — проворчал Эйдан.

— Усомниться?

— Видишь ли, они меня ненавидят и жаждут мести. А жажда мести — она лишает человека разума, и тогда уж безумец пойдет на любой риск.

Нора внимательно посмотрела на мужа.

— Ты считаешь, что эти люди хотят отомстить тебе? Считаешь, что только поэтому они решили похитить Кассандру? О, Эйдан, обещай, что не будешь понапрасну рисковать и сообщишь о случившемся властям.

— Надо мной лишь посмеются. Они ненавидят меня ничуть не меньше, чем фермеры, Нора.

— Но в данном случае это не имеет значения. Они обязаны…

— Они сделают вид, что приняли меры. На самом же деле позволят негодяям скрыться. Нет, я сам их найду. Обязан найти, — добавил Эйдан, невольно сжимая кулаки.

Нора подошла к нему сзади и положила руки ему на плечи.

— Дорогой, ты их обязательно отыщешь, я знаю. Но теперь тебе нужно отдохнуть. Ты ничего не сможешь предпринять, пока Калви не очнется от снотворного, которым опоил его хирург. Отдохни, а когда он придет в себя…

— Нет, я обыщу место, где это случилось. И опрошу всех, кто мог хоть что-то видеть.

— Но ты очень устал, Эйдан. Не забывай, ты совсем недавно оправился от болезни. Пожалуйста, пойдем со мной.

— Черт побери, Нора, не вмешивайся, пожалуйста.

— Хорошо, прости.

— Нет, дорогая, это ты меня прости. Я… О Боже, Нора, я даже не могу описать, что со мной творится. У меня душа рвется на части. Я думал, что малышка в безопасности. Верил, что ей ничто не угрожает, что ничего дурного с ней не может случиться. А теперь… Нора, пойми, я должен выяснить, кто посмел… Должен выяснить это как можно быстрее.

— Да, я тебя понимаю. — Она поцеловала мужа в плечо и направилась к двери. У порога вдруг остановилась и, обернувшись, прошептала: — Эйдан…

— Что еще?

— Эйдан, я люблю тебя.

У него перехватило горло, а в груди словно вспыхнуло пламя. Однако он по-прежнему стоял спиной к жене. Лишь когда ее шаги стихли где-то в конце коридора, Эйдан отвернулся от окна и, еще раз взглянув на спящую дочь, вышел из комнаты.

Эйдан твердо решил: он найдет негодяев во что бы то ни стало, найдет их до того, как они попытаются снова посягнуть на Кассандру или на Нору. Он сделает все возможное, чтобы обезопасить дочь и жену.

Нора вошла к себе в комнату и поежилась от холода. Огонь в камине не горел, вероятно, в суматохе, возникшей в связи с попыткой похищения Кассандры, его забыли развести.

«Без пламени в камине комната кажется какой-то незнакомой и неуютной, — думала Нора, вставляя в подсвечник зажженную свечу. — Впрочем, ничего удивительного — сейчас, после случившегося, во всем замке неуютно».

Попытка похищения… Кто же мог задумать такое ужасное злодеяние? Становилось страшно при мысли о том, что могли сделать похитители с невинной девочкой, окажись она в их власти. Власть… Нора не сомневалась, что они использовали бы свою власть в полной мере.

Она подошла к туалетному столику, уставленному флаконами и баночками, и машинально провела пальцем по серебряной шкатулке, принадлежавшей когда-то Делии Кейн, Нора ненавидела эту женщину. Ненавидела за то, что она сделала с Эйданом — ведь оставленное ею наследие до сих пор терзало и мучило его, и он никак не мог избавиться от ужасных воспоминаний.

Тяжко вздохнув, Нора принялась наводить порядок на туалетном столике — несколько флаконов с духами она в спешке опрокинула накануне, когда готовилась к балу.

Минут через пять Нора уже хотела отойти от столика, но вдруг замерла, в недоумении глядя на листок бумаги — его она раньше здесь не видела. Причем листок этот был испещрен до боли знакомым почерком. Судя по всему, записка была написана той же рукой, что и другая, найденная ею в день приезда в Раткеннон, — тогда она и заподозрила Эйдана Кейна в убийстве жены.

Какое-то время Нора смотрела на листок, потом вдруг вздрогнула и бросила взгляд через плечо — ей показалось, что в тени рядом с кроватью кто-то прячется. И ей тут же вспомнились слова Гиббона Кейдегона. Тот говорил, что разбойники упоминали ее имя — якобы Калви слышал это.

Нора отступила от столика и осмотрелась. Нет, в ее комнате никого не было. Да и кто бы из злоумышленников отважился сюда проникнуть? Ведь Эйдан повсюду выставил охрану…

Судорожно сглотнув, Нора снова подошла к столику и дрожащей рукой взяла записку. Немного помедлив, прочитала следующее:

Три опасности подстерегают Раткеннон…

Девочка, ничего не знающая о западне.

Леди, чьим сердцем отныне владеет развратник.

Три ставки, что приведут их обеих к страданиям,

которым не будет конца.

В прошлый раз вы не вняли моим предупреждениям.

Не будьте столь безрассудны теперь.

Не спускайте с девочки сегодня глаз.

Нора в ужасе смотрела на записку. «Неужели это послание появилось на туалетном столике еще до бала? — спрашивала она себя. — Да, наверное, до бала. Просто я, когда собиралась, не заметила ее, так как ужасно торопилась».