Кимберли Кейтс - Украденные небеса

Только безумец отважился бы скакать в одиночку по темной ночной дороге, где одна лишь луна служила маяком, указывавшим путь. Любой благоразумный путешественник заперся бы в карете и окружил бы себя для верности отрядом конной охраны, вооруженной мушкетами. А впереди кареты горели бы фонари, разгоняющие густые тени, во мраке которых могли таиться неведомые опасности.

Но за многие годы, что сэр Эйдан Кейн отправлялся в путь по лабиринту дорог, ведущих в замок Раткеннон, он ни разу не прятался от ночи. Его душа тосковала по ночи, тосковала по ветру и диким просторам. Он упивался непостижимой красотой этой земли. Словно одержимый, пришпоривал он своего жеребца, понуждая его нестись все быстрее. Полы его плаща развевались за спиной, подобно крыльям черного ангела, а черты лица, казалось, были высечены из гранита.

Ночь обступала его кольцом, проникала своим ледяным дыханием за ворот, ерошила рыжевато-каштановые кудри; словно играла с ним, выдавая смутные тени за зловещих обитателей ночи — кровожадных разбойников и безжалостных грабителей, прятавшихся, казалось, за каждым придорожным камнем и за каждым деревом.

Но Эйдан был невозмутим — пустись все воинство Люцифера за ним в погоню, он и тогда не повел бы и бровью. Он стал заложником дьявола задолго до того, как впервые переспал с женщиной, задолго до того, как научился ходить.

В эту ночь Эйдана Кейна гнали вперед совсем другие призраки — духи несчастных, павших жертвами вероломства и предательства многих поколений его предков, Кейнов из Раткеннона.

Можно было не сомневаться: все обездоленные, пострадавшие из-за Кейнов, с радостью ухватились бы за возможность отправить Эйдана в преисподнюю, на встречу с его прародителями, но он и так уже подвергся терзаниям — терзаниям неизмеримо большим. Его мучило постоянное ожидание, ощущение нависшей угрозы, делавшееся все острее и мучительнее с каждым ударом копыт жеребца, мчавшегося к замку Раткеннон.

Раткеннон. Военный трофей. Награда за бесчисленные предательства и коварные измены, ставшие для Эйдана единственным наследием, доставшимся ему от предков.

На протяжении пяти столетий Кейны из Раткеннона исполняли роль остро отточенного клинка, прижатого к горлу западной Ирландии.

И если беспокойные духи кельтов жаждали мести, то теперь — в этом Эйдан не сомневался — они были вполне удовлетворены, ведь последнее время все свои силы он направлял на то, чтобы обеспечить будущее единственного человека, которого рискнул полюбить.

Эйдан еще ниже склонился к шее жеребца, и перед ним вновь возникли видения. Розовощекая девочка с пепельно-золотистыми кудряшками, вцепившись в его руку, тащит его посмотреть то ли на котят, то ли на гнездо с пятнистыми яйцами дрозда. Красивое, как фея, дитя понуждает своего пони перепрыгнуть через забор, ничуть не заботясь, что может упасть на землю.

Кассандра…

Эта девочка была необычайно смышленой и красивой, отважной и обаятельной, ничто не могло затмить исходившего от нее сияния. Ничто, кроме тьмы, поглотившей душу ее отца.

Эйдан усилием воли отогнал терзавшие его мысли. Не может быть, что нет способа помочь Кассандре, защитить ее, отвезти в безопасное место, как он сделал однажды, когда привез ее в ирландский замок у моря.

Вдыхая полной грудью свежий морской воздух, Эйдан пытался избавиться от удушливого запаха — казалось, запах, исходивший от рук любовницы, пропитал его насквозь.

Эти дикие земли всегда были для него словно врата в иной мир, в иную жизнь. Каждый раз, когда он приезжал сюда, он чувствовал себя совершенно другим человеком. Человеком, достойным уважения. Те искры благородства, что еще тлели в его измученной душе, приобретали здесь блеск драгоценных камней.

Но это было лишь жестоким заблуждением, ибо он раз за разом убеждался: человек, въезжающий в ворота Раткеннона, — иллюзия. Но девочка, ожидавшая его в покоях главной башни замка, всем сердцем верила в то, что он настоящий.

Эйдан поднял глаза к великолепным резным башням Раткеннона, уже чуть тронутым мягким сиянием рассвета. Владевший им необъяснимый страх притуплял радость, которую он обычно испытывал при встрече с дочерью. В последний год этот страх все чаще терзал его душу. Его не оставляло чувство беспокойства, неотвязно твердившее, что этот крошечный островок красоты в море безумия и ужаса вот-вот уйдет от него как песок сквозь пальцы.

Доехав до конюшен, Эйдан натянул поводья, заставив Отважного остановиться. И тотчас же к нему вышел низкорослый колченогий мужчина почтенного возраста; Гиббон Кейдегон, главный конюх Раткеннона, уже приступил к исполнению своих утренних обязанностей.

— Добро пожаловать домой, сэр! — воскликнул Кейдегон. Расплывшись в улыбке, он добавил: — Сэр, я знаю одну молодую леди, которая будет в восторге, когда проснется. Она совсем извелась, гадая, приедете вы или нет.

Эйдан спешился и передал Отважного одному из помощников главного конюха. Заставив себя улыбнуться, он проговорил:

— Но я ведь получил приказ малышки предстать перед ее очами как можно быстрее.

Кейдегон хмыкнул:

— Мисс Кассандра уже не малышка, и она непременно напомнит вам об этом. Бедняжка ужасно волновалась, дожидаясь вас. Едва не заболела от переживаний. Последнее время вы были очень заняты, и мы не имели возможности видеться с вами столько, сколько нам бы хотелось. Простите, сэр, что говорю об этом.

Эйдан покраснел и, не выдержав пронзительного взгляда Кейдегона, отвел глаза.

— Я приезжаю, когда могу, — пробормотал он, пожимая плечами.

Пожилой ирландец энергично закивал:

— Да-да, сэр, я знаю… Но мисс Кассандра… Ваша дочь считает дни до вашего приезда. Только вчера вечером я сказал миссис Кейдегон, что не видел девочки, которая бы обожала своего отца так же, как наша дорогая принцесса.

Эйдан невольно стиснул зубы. Если бы главный конюх вонзил своему хозяину в бок вилы, он не смог бы нанести ему более глубокую рану. Но почему же безграничная любовь дочери вызывала у него такое болезненное чувство? И когда это началось? Вероятно, это произошло в тот момент, когда он понял: со временем пелена спадет с глаз Кассандры, и она перестанет видеть в нем героя. К тому же Эйдан прекрасно понимал, что когда-нибудь дочь оставит его, и он уже чувствовал, какой тоскливой станет без нее его жизнь.

— И мисс Кэсси целыми днями хлопотала из-за вашего дня рождения, — продолжал Кейдегон. — Маленькая плутовка даже вынудила возничего Шона отправиться в Дублин, чтобы привезти подарок, который она для вас приготовила. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, сэр. Ваша дочь совсем загоняла бедного Шона, потому что ей очень хочется устроить все наилучшим образом.

— Неужели она отправила Шона в Дублин? Интересно, что она задумала?

— Не имею ни малейшего представления, сэр. Но вероятно, нечто грандиозное. Представляете, девочка даже грозилась, что сама убежит в город, если мы не отправим карету. Уверен, она выполнила бы свою угрозу. Вы же знаете, какой бывает принцесса, когда на нее находит…

Эйдан кивнул и пробормотал:

— Да, прекрасно знаю. Девочка неисправима. Миссис Бриндл постоянно твердит об этом.

— Миссис Бриндл?! — Пожилой ирландец рассмеялся. — Знаете, сэр, я уверен, что она только прикидывается строгой и требовательной, а на самом деле девчонка вьет из нее веревки, как, впрочем, из всех нас. Ведь именно миссис Бриндл позволила девочке поступить по-своему. Вероятно, этот сюрприз очень важен для мисс Кэсси. К тому же, сэр, никто лучше вас не знает, как она умеет уговаривать — всегда своего добивается. Вы и сами не в состоянии ей ни в чем отказать.

— Дело в том, что я не в состоянии и себе ни в чем отказать, — проворчал Эйдан. — И обычно это заканчивается для меня самым плачевным образом. Да, Кейдегон, проследи, чтобы Отважный получил побольше овса.

Кивнув главному конюху, Эйдан направился к замку. Молодой слуга, стоявший у входа, распахнул перед ним массивные двери, все еще украшенные гербом тех, кого Кейны несколько столетий назад лишили этой собственности. Едва взглянув на приветствовавшего его юношу, Эйдан быстро зашагал по коридору. Чувствуя какое-то странное стеснение в груди, он шел все быстрее. Дойдя до лестницы, не выдержал и помчался наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Добравшись до покоев дочери, он на несколько секунд остановился, чтобы отдышаться, а затем осторожно отворил дверь.

Солнечные лучи, проникавшие в комнату сквозь искусную огранку цветных стекол, вставленных в широкие окна, наполняли покои волшебным сиянием. Эти покои являлись самыми лучшими в замке, и едва ли можно было бы придумать что-нибудь более изысканное и роскошное, чем жилище Кассандры. Стены здесь были украшены чудесными коврами, расшитыми много веков назад искуснейшими французскими мастерами. Сказочные единороги, изображенные на коврах, склоняли головы к ногам прекрасных дев, отважные рыцари вступали в поединки с огнедышащими драконами, деревья роняли свои золотые и серебряные плоды в руки детей, а луга и поляны были усыпаны великолепнейшими цветами.

Даже мебель в этих покоях была расписана в духе любимых сказок Кассандры Кейн: на платяном шкафу розового дерева и на комоде водили хороводы нимфы, дриады и изящные феи с прозрачными серебристыми крылышками. А столбики огромной кровати под балдахином были украшены цветочными гирляндами, выполненными столь искусно, что они казались живыми. Постель украшала драпировка яркого синевато-зеленого цвета, а на бархатных портьерах были вышиты крылатые кони, готовые взмыть в воздух.

Но для Эйдана главным чудом в этой комнате всегда была дочка, сейчас сладко спавшая под одеялом, украшенным россыпью золотистых звездочек.

Кассандра — шаловливый ангел, подлинное сокровище, оказавшееся в руках распутника, в руках человека, недостойного столь щедрого дара судьбы. И вот уже много лет сэр Эйдан Кейн думает лишь об одном — как бы не навредить девочке, как бы не погубить ее.