От имени эмира жителям Луйса было велено выдать всех, кто оказывал помощь хуррамитам. В противном случае им, как и обитателям многих других селений, было предписано сняться с места и следовать к берегам Зайенде-Руд.

Вардан оцепенел. Его сердце пронзила дикая боль, в глазах потемнело, голова закружилась. Он сразу понял, что это не шутка, а жестокая правда. Он слышал, как кругом шепчутся люди, но сам не мог произнести ни слова.

— Как можно бросить все и уйти? А дома, посевы, сады, скот!

— Надо взяться за оружие. Топоры, ножи, мотыги — все пойдет в ход!

— За их спиной войско эмира. Они могут привести подмогу!

— Аза нашими спинами — горы. Я еще не встречал человека, который мог бы их одолеть.

— Разве мы можем бежать в горы, бросив женщин, стариков и детей?! Что тогда будет с ними?!

— Арабам прекрасно известно, что все мы помогаем хуррамитам. Это всего лишь предлог. Они уже решили нас выселить, мы ничего не сможем сделать! Если возьмемся за оружие, будет море крови и десятки смертей!

Последнее мнение оказалось верным. Когда глава общины заявил арабам, что жители Луйса не собираются никого выдавать, мусульманские воины не удивились. Они велели людям разойтись по домам, собрать вещи, которые они намерены взять с собой, и ровно через час вновь собраться на площади. Повозки, волов, орудия труда, а тем более оружие брать запрещалось. Арабы выставили охрану на подступах к селению и на горных тропах, дабы ни один из жителей Луйса не смог ускользнуть незамеченным.

Вардан вернулся домой. Женщины метались по комнатам, не зная, что взять с собой, Аревик и Сусанна плакали, Тигран сидел угрюмый и неподвижный.

Вардан тоже молчал и не двигался, хотя, наверное, нужно было помочь жене и матери и успокоить детей.

Долгое время он жил в странном, оторванном от действительности мире, он изнурял себя работой, старался прогнать ненужные мысли и почти убедил себя в том, что худшее осталось позади. Теперь он понял, что жестоко ошибся.

В стенах этого дома Вардан родился, сделал свои первые шаги, здесь мать пела ему колыбельные песни, он срывал плоды с деревьев этого сада и был привязан к этой земле не меньше, чем к заветной мечте. Он любил всех своих животных, лелеял каждую травинку, что выросла на этих лугах. Он радовался, когда по утрам в его сознание суетливо и весело врывались привычные звуки: скрип дверей, голоса людей и животных.

Он думал о многолетнем упорном труде, который оказался напрасным, о мечтах, которым было суждено развеяться, как дым.

— Вардан, как тебе кажется, они позволят нам вернуться? — Голос Гаянэ срывался и дрожал.

Муж долго молчал, потом тяжело промолвил:

— Не думаю.

Видя, в каком состоянии находится сын, Каринэ принялась распоряжаться.

— Скотину и птицу надо выпустить на волю. С собаками сложнее — они побегут следом; как бы арабы их не перебили! Гаянэ, оставь посуду, лучше взять побольше одежды для детей. Шерсть и пряжу положи на место. И ковер нам не унести. А вот овчины возьми. Не забудь швейные принадлежности. Аревик, не бери так много игрушек, тебе придется помогать нести вещи. А вода? Надеюсь, по дороге встретится река или хотя бы ручей? Тигран… — Женщина выпрямилась и оглянулась. — А где Тигран?

Мальчика нигде не было. Они не нашли его ни в доме, ни во дворе. Тигран исчез. Никто не представлял, куда он подевался, и Вардан сходил с ума от тревоги, поскольку приближался час, когда они были должны отправиться в путь.

Каринэ сунулась было на улицу — тут же откуда ни возьмись появился верховой араб; он замахнулся на женщину плетью и что-то прокричал на своем языке.

Аревик знала правду, но она поклялась Тиграну, что будет молчать, и молчала.

Наконец наступило время, когда они были вынуждены покинуть дом. Вардан поднял на руки Сурена, и тот обхватил ручонками шею отца. Мужчина подумал, что, хорошо это или плохо, но семья связала его по рукам и ногам. Он должен думать прежде всего о ней, помнить о чувстве долга по отношению к ней, а не к кому-то или к чему-то еще.

Толпа людей устремилась на церковную площадь. Мужчины волокли нехитрый скарб, женщины пытались успокоить детей, а сами дрожали как осиновый лист. Многие односельчане Вардана глухо роптали.

Мужчина подумал, что вскоре злоба сменится горечью поражения и измученные долгим переходом, раздавленные горем жители Луйса будут заботиться только о том, как выжить, тешить себя надеждой на то, что на новом месте они, быть может, не умрут от голода.

Мелкую скотину завоеватели решили угнать с собой. (Каринэ и Гаянэ плакали в хлеву, целуя и гладя любимых коз). Обнаруженные арабами раненые хуррамиты были убиты, тех, кто их приютил, казнили на площади. Отец Саркис не хотел оставлять церковь; его выволокли на площадь и бросили на камни, в пыль. Мужчины подняли священника и окружили его плотной стеной, готовые встать на его защиту.

Тигран не видел всего этого. Он давно решил убежать и теперь понимал, что дождался самого что ни на есть рокового момента.

Мальчик долго сидел в кустах, прежде чем благополучно миновал посты охраны и вскоре очутился там, где его не могли догнать.

Он не успел взять с собой ни еды, ни воды, но сейчас это не казалось важным. Тигран думал только о том, что наконец-то у него появилась возможность доказать людям, которые в него не верили, презирали за то, что мать родила его от чужеземца, чего он стоит на самом деле.

Он решил, что заберется на большую высоту, найдет место, откуда можно столкнуть камни, и завалит арабов. Тигран с детства знал, как это происходит: один камень увлекает за собой другой, второй — третий, и они превращаются в смертоносный поток.

Сначала мальчика терзало чувство вины: дядя Вардан наверняка станет беспокоиться из-за того, что он исчез! Однако вскоре Тигран перестал думать об оставшихся внизу людях. Таково свойство гор: человек поднимается на высоту, и прошлое остается далеко позади.

Вокруг царило глубочайшее безмолвие, величайшее безлюдье. Казалось, даже ветер не нарушал покоя этого заколдованного пространства. В тишине таяли все звуки: пение птиц, звонкий шелест ручья и жужжание насекомых.

Вскоре Тигран понял, что не знает, куда идти. Он ориентировался в горах далеко не так хорошо, как дядя Вардан или даже его жена Гаянэ! Едва заметные, убегающие ввысь тропинки сулили надежду, но вскоре пропадали так же внезапно, как и начинались.

Ночь застала его в пути. При свете луны земля и небо казались светлыми, а горы — темными. Сколько Тигран ни вглядывался в черноту, он не мог различить их очертаний. Где-то шуршали островки чахлой травы. Хлопали крыльями ночные птицы. Было холодно. Мальчик лег на землю и обхватил руками плечи, но это не помогало согреться.

Тиграну казалось, будто он всю ночь не сомкнул глаз, но на самом деле он спал, вернее, время от времени впадал в забытье.

Его разбудил неповторимый, свежий, острый запах утра, а еще — солнечный свет, не торжествующий и безжалостный, как днем, а ласковый и нежный. Тигран открыл глаза и вместе с радостью, что ночь закончилась, его пронзило чувство одиночества. Мальчик невольно вспомнил мать и едва удержался от слез.

Он поднялся на ноги и увидел… тропу, которую не заметил вчера, когда было темно. Каменистая, мрачная, безлюдная, она ловко петляла меж скалистых обломков и явно вела к перевалу. Стараясь не обращать внимания на чувство неуверенности и голода, Тигран быстро зашагал вперед.

Вскоре он убедился в том, что не ошибся, и ему уже было все равно, кого он встретит, лишь бы выйти к людям. Его наверняка накормят, и, быть может, кто-нибудь подскажет ему, как найти отряд повстанцев, способных помочь жителям Луйса: после дня бесплодных странствий и проведенной в одиночестве ночи Тигран уже не полагался на себя.

Внезапно завидев всадников, мальчик инстинктивно бросился вперед и вдруг остановился как вкопанный. Это были арабы! Он давно привык с ходу узнавать их по одежде, по лицам, по характерной посадке.

Охваченный ужасом, Тигран побежал обратно. В надежде спрятаться, он свернул с тропы и очутился перед крутым подъемом. Не желая сдаваться, мальчик принялся взбираться наверх, но вскоре склон превратился в отвес. Земля осыпалась под пальцами, у Тиграна перехватило дыхание, в глазах потемнело, и… он кубарем скатился вниз, прямо к ногам поджидавших его всадников.

Один из них поднял мальчишку за шиворот, как щенка, и приподнял над землей.

— Куда и откуда ты шел? Где те люди, с которыми ты был? Кто твои отец и мать?

У Тиграна язык будто примерз к гортани — оцепеневший мальчик не промолвил ни слова.

— Не хочешь отвечать? — промолвил араб. — Тогда тебе сюда.

Он почти безо всяких усилий приволок ребенка к краю пропасти и сделал вид, что собирается столкнуть его вниз.

И тогда Тигран отчаянно закричал:

— Моя мама — Асмик Агбалян! Она сражается в этих горах, она приведет за собой много людей и отомстит за меня!

И тут же почувствовал, как сильные руки опускают его на землю.

Глава 9

— Аллах милосерден! Наконец-то эта женщина у меня в руках! — сказал Абдаллах ибн Сабир, человек, который вот уже несколько лет кружил по тайным тропам нагорья. По его лицу скользили отблески жаркого красного пламени; ни на кого не глядя, он черпал ладонью рассыпчатый жирный плов.

— Нам удалось выяснить, что когда-то женщины из знатного армянского рода, рода Агбалян, в самом деле укрывались в селении Луйс, но сейчас они мертвы, — бесстрастно сообщил мужчина по имени Икрам, один из его приближенных.

Абдаллах поднял голову.

— Вот как? То есть по горам разгуливает призрак?