Джек налил вина в свой опустевший бокал, чуть помолчал, кривя губы.

— Тот человек спросил меня о графе Давенпорте, и я ответил, что я его сын. Тогда он сказал, что знает правду о лорде Данфорде и назначил мне встречу. На следующий день я отыскал тот трактир, где он должен был ждать меня. Он долго меня рассматривал, разглядывая моё лицо. Я не выдержал и напомнил ему о причине нашей встречи. Спросил его, что же он знает о моём отце. Вместо этого он спросил меня: «Ты родился в самом начале лета? Тогда, возможно, это я твой отец, Джон». Никто бы на моём месте не поверил бы такому, но для меня это объясняло и безразличие Данфорда, и молчание матери. И Джек Лэнгли рассказал мне, что жил в поместье моего деда, вёл счета. И часто видел леди Сьюзен. Они влюбились, но она уже была помолвлена с Данфордом. Не было никакой надежды на то, что лорд Уэстмор разорвёт помолвку дочери и откажет Данфорду ради какого-то разорившегося дворянина, служащего в его доме. Они тайно обвенчались и собирались сбежать. Но лорд Уэстмор обвинил его в воровстве. И Лэнгли арестовали на глазах у леди Сьюзен. Он мог сколько угодно твердить о своей невиновности. Но что значили его слова против обвинения лорда Уэстмора? Лэнгли был осуждён, а леди Сьюзен вскоре стала женой Данфорда. Я поверил Лэнгли. Но не потому, что похож на него больше, чем на того, кого считал своим отцом все эти годы.

Я в тот же вечер пришёл к матери и назвал ей имя того человека. Она изменилась в лице. Большего подтверждения его правоты и не требовалось.

Мать повторила мне то, что я услышал от Лэнгли. И то, что им удалось тайно обвенчаться, и то, что они были близки. И только после свадьбы с Данфордом леди Сьюзен поняла, что беременна от своего возлюбленного. Матери пришлось заплатить повитухе, чтобы та подтвердила, что я родился раньше срока. Так сын Джека Лэнгли стал наследником лорда Данфорда. Мать умоляла меня больше не видеться с Лэнгли, не рисковать будущим благополучием ради тайн прошлого.

Но я оказался слишком упрям и обижен на то, что мать скрывала от меня правду. И только когда я едва не проговорился Данфорду, я понял, что мать поступала верно, не рассказывая мне ни о чём. Но вопреки просьбе матери я продолжал видеться с Лэнгли. Я думал, он захочет увидеть леди Сьюзен, но он лишь передал ей письмо. А я потом принёс ему её ответ. Наверное, в её письме была просьба, потому что отец заговорил о том, что должен покинуть графство. Я попросил о последней встрече, но так и не дождался отца. Я не мог поверить в то, что отец обманул меня.

По юношеской глупости я обвинил в этом мать. Она же лишь ответила, что это для моего же блага. Мы ужасно рассорились. Едва ли я мог понять тогда всё, что пришлось пережить моей матери, её молчание, её ложь, чтобы защитить меня. Остатки здравого разума удержали меня от того, чтобы раскрыть правду Данфорду, ведь речь шла о чести моей матери. Возможно, Данфорд и не стал бы устраивать скандал, предавая огласке моё происхождение и выставляя себя на посмешище. Но едва ли я мог бы после этого не опасаться за свою жизнь. Мне же хотелось отправиться на поиски отца. Я знал, что мать станет отговаривать меня, но не хотел ей лгать.

Мы долго говорили, помню, как она плакала, снова рассказывая о прошлом. И тогда я уступил. Я решил, что поеду в поместье, а потом разыщу отца. С такими намерениями я отправился в Шотландию. Но судьба распорядилась иначе. И если я в чём и виноват перед матерью, то в том, что не сообщил, что я жив. Может, оно и к лучшему.

Джек замолчал и вновь наполнил бокал.

— Но что случилось?

— Я встретил разбойников, – усмехнулся Джек. – На моё счастье это были не те люди, которые ограбили бы меня или убили. «Ты Джек Давенпорт?» – спросил меня один из них. «Я Джон Давенпорт!» – уточнил я. «А вылитый Лэнгли!» – захохотали они. «Едем с нами, и узнаешь о своём отце», – предложил мне тот же мужчина.

Я надеялся увидеть отца, но в разбойничьем лагере посреди леса его не оказалось. Я был разочарован и встревожен. Если этим людям была известна моя тайна, они стали бы или требовать выкуп или шантажировать. Но тот человек, Уильям, оказался другом моего отца. Они дружили с юности. И когда Лэнгли угодил в тюрьму, Уильяму пришлось бежать на юг. Но и там он вляпался в заварушку и на первом попавшемся корабле сбежал во Францию. Даже пытался жить честно.

И только через много лет вспомнил о давнем друге и подумал, вдруг тот жив. И действительно сумел разыскать друга. Уильям рассказал, что в тот раз, когда мы с отцом должны были встретиться, они не дождались его возвращения. Потом стали искать. И всё же нашли. Но уже мёртвым, в пустоши. Кто-то зарезал его. Я винил в этом себя. Ведь это я просил о встрече. Но Уильяму это показалось глупостью. Он мне сказал тогда: «Джон, мальчик мой, твой дед, лорд Уэстмор отнял у него честное имя, лорд Данфорд отнял возлюбленную. Джек мог умереть и в тюрьме, и не узнав даже о твоём существовании. Но вы всё же встретились. Он говорил мне, что заново обрёл смысл жизни, когда понял, что на самом деле ты его сын. А ради встречи со своей Сьюзи он был готов даже и умереть. Может, так оно и было».

У меня было желание вернуться и рассказать об этом матери. Возможно, так и следовало сделать, прежде чем исчезнуть из её жизни, покинуть пределы Англии.

Кто знает, какой была бы тогда моя жизнь? И я не был бы здесь, не встретил бы тебя, а ради встречи с тобой я снова не задумываясь выбрал бы этот путь…

— Джек, но почему? – не выдержала Элиза.

Захмелевший мужчина рассмеялся.

— А вы хотели услышать нечто иное, моя любовь? Я не говорил, что в одночасье стал жить этой жизнью, едва ступив на берег Франции! Признаюсь, меня охватила жажда приключений и развлечений. И мы с Уильямом путешествовали по Франции под видом господина и слуги. Играли в карты и кости, чтобы добыть денег. Потом приехали сюда, и Уильям представил меня как Джека Лэнгли, сына своего друга. Я был для них ровней, карточным шулером и мошенником. И Уильям рассказал обо мне почти правду, умолчав о том, что я внук лорда. Сейчас из тех людей в живых остался только Симон. Наравне с Уиллом он стал для меня отцом и другом.

И так для меня началась новая жизнь. Я привносил немалый куш игрой в карты. Мы вволю веселились в трактирах и борделях. Я выиграл за то время едва ли не состояние, мне везло невероятно, но всё же иногда я и жульничал. Пока один проигравшийся в прах хлыщ не обвинил меня в мошенничестве и не устроил скандал. Колода была действительно краплёная, но не моя. Уилл посоветовал на время прекратить играть. Но мне всё равно хотелось испытать судьбу. И однажды, когда мы возвращались с выигрышем, на нас напали. Рана Уильяма оказалась серьёзной. Он скончался, хотя нам и посчастливилось вернуться в форт. Казалось, мир снова рухнул. Я жутко напился, а когда протрезвел немного, хотел послать всё к чертям и вернуться в Англию увидеть мать.

Никто не стал меня держать, а Симон даже одобрил решение. И стоя на палубе корабля, я всё еще пытался понять смысл путешествия. Я так и не говорил с матерью. Знал, что она попросит остаться, а как я смогу отказать ей в просьбе? Но я видел её в церкви, совсем близко, а она не заметила меня. Иначе, разве она могла бы не узнать? Я воспринял это как знак. Я не хотел наследства ни от Данфорда, ни от Уэстмора. Не хотел оставаться в Англии и вновь пересёк Ла-Манш.

Я вернулся в Париж, потом и сюда. И застал в форте лишь Симона, Ришара, Мориса с Пьером и Жильбера. Остальных либо убили, либо арестовали полицейские. Едва удалось сохранить в тайне это убежище. Вот тогда я и согласился стать во главе нашей уцелевшей шайки. Но я не знал ни цели в жизни, ни её смысла. Я стал намеренно рисковать, надеясь в близости смерти, в страхе перед ней ощутить особый вкус жизни. И я жил, не отказывая себе в удовольствиях, и пресыщаясь ими. Но от лёгкой наживы я быстро устал, и смерть, и жизнь были одинаково безразличны, а доступность женщин надоела. И я стал ловить себя на мысли, что только любовь вернёт мою душу из ада, в который я сам и вверг её. Настоящая, чистая и искренняя любовь. И сам смеялся над своей наивной мечтой. Разве достоин я любви? Разве я заслужил её? Умею ли я любить?

И вот я встретил тебя, мой ангел! Мир в одночасье воплотился в тебе одной! Как бы я мог тебя отпустить, когда понял, что без тебя мне не нужна жизнь!

Никого и никогда в своей жизни я не любил как тебя. Пусть это украденное счастье, пусть мне придётся расплатиться за него, я не жалею ни о чём. Ты рядом! Ты нужна мне, любовь моя! Ты моё сокровище, моя награда за все годы ожидания и одиночества. Ты знаешь обо мне всё. Суди и осуждай.

Джек посмотрел на девушку. Элиза сидела, прижав кончики пальцев к губам. В её взгляде не было ни жалости, ни презрения. С пониманием глядя на молодого мужчину, Элиза с нежной робостью протянула к нему руку.

— Кто я такая, чтобы судить? – зашептала она. – Даже бог прощает раскаявшихся грешников. Потому что любит всех нас. А я люблю тебя!

— Ангел мой!

Подавшись ей навстречу, Джек обхватил девушку за талию, привлекая к себе, подхватил, приподнимая, и осторожно стащил девушку на пол.

— Джек! Любимый! – улыбалась она.

Разметавшиеся волосы зазолотились блеском огня. Отблески пламени заблестели и в полуприкрытых, потемневших глазах Элизы.

Джек надолго припал к её губам с нежным неторопливым поцелуем. И влюблённые забылись в том счастье, которое так нежданно обрели и так боялись потерять.


Глава 14

Элиза проснулась с новым ощущением счастья. Джека не было ни в постели рядом, ни в комнате. Элиза чувствовала это по знакомой, особенной тишине в комнате.

Открыв глаза и оглядевшись, девушка убедилась в своей правоте. Тем не менее, это не испугало и не обидело её. Джек не уехал бы, не предупредив, даже если бы для этого пришлось бы её разбудить. Элиза села на постели, обхватив колени руками.