Тирелл уже прошел в библиотеку, и Элеонора, опередив Питера, ворвалась туда первой:

— Ти!

Он повернулся. Его костюм, сапоги, даже рубашка были мокрыми и заляпаны грязью.

— Почему ты не у себя в комнате и не отдыхаешь?

Вид у него был мрачный, и у нее сразу появилось дурное предчувствие.

— Я не могла отдыхать, меня мучает тревога. — И специально для Питера вновь широко улыбнулась, выказывая свою радость. — Питер простил меня за все, и мы скоро поженимся.

Его выражение не изменилось. Он пристально смотрел на сестру, как будто подозревая какой-то подвох.

— Я рад, — ответил он сдержанно. — Питер, надо отпраздновать это событие, а ты, Элеонора, не будешь так добра нас оставить?

— Ти, есть дело, которое надо обсудить. — Сердце ее так колотилось, что казалось, вырвется из груди.

— Хорошо. Питер, прости — несколько минут, и я с тобой.

Питер поклонился:

— Беседуйте сколько угодно, — и вышел.

Элеонора, не теряя времени, подбежала и плотно закрыла дубовые двери. Задыхаясь от нетерпения, она смотрела с мольбой на брата.

— Что случилось? Как Шон? Ты видел его?! — крикнула она.

— Да, ты ведешь себя как счастливая невеста, — сказал он хмуро, потом подошел к буфету и налил себе в стакан крепкого ирландского виски.

Она схватила его за руку.

— Не смей меня осуждать за любовь к Шону! Я не могу любить Питера, ты прекрасно это понимаешь. Как он?

— С ним все в порядке, если можно так сказать при сложившихся обстоятельствах. Послушай, я не узнаю его. В кого он превратился?

Она поняла, о чем он спрашивает.

— Его держали в темном тесном подвале, Тирелл, два года он не видел никого, ни с кем не разговаривал и никто к нему не приходил. Все равно что похоронили живьем. А перед тем как бросить его туда и забыть, они его пытали, он был подвергнут бичеванию. А до этого его жена зверски была убита, она умерла на его руках после того, как Рид отдал ее на растерзание солдатам, а приемный сын Шона сгорел в доме, который подожгли англичане по приказу того же Рида. Жена и сын заплатили за его недоказанное преступление. Он полон вины, мучается, его преследуют кошмары.

— Он очень изменился. — Тирелл явно был расстроен.

— Видел бы ты его неделю назад, он учился говорить заново, каждое слово давалось ему с трудом. А ужасные шрамы на его спине! И его глаза — пустые, лишенные жизни и надежды.

Вдруг Тирелл сказал:

— Ты правильно поступаешь, выходя за Синклера.

Она с трудом сдерживала слезы.

— У меня просто нет выбора. Я вступила в сделку с дьяволом — дала согласие на брак с мужчиной, которого не люблю, для того, чтобы освободить другого, которого люблю и всегда буду любить.

Тирелл поставил пустой стакан на столик и погладил ее по плечу.

— Он изменился, и далеко не к лучшему. Я его всегда любил, ты знаешь. Но он не для тебя, Элеонора. Он принесет женщине только страдания и не способен на любовь, о которой ты мечтаешь.

Она понимала, что, возможно, Тирелл прав. Но сердце не слушалось рассудка.

— Перед тем как его схватили, он начал понемногу приходить в себя. Даже научился снова улыбаться! Вспоминать прошлое. Поделился со мной тем, что его постоянно мучает. Я уверена, что, если бы у меня был шанс, я вернула бы прежнего Шона. Но я выхожу за Питера, его отец получит помилование. А Шон останется один на один со своими душевными ранами.

— Он не будет один, — сказал Тирелл резко, — Девлин и Вирджиния помогут. Да и все мы будем рядом.

Она грустно подумала о том, что ее не будет с ним рядом, потому что она будет жить в Чаттоне — верная и любящая жена другого мужчины. Она отвернулась, чтобы Тирелл не увидел выражения печали на ее лице.

Он сказал за ее спиной:

— Это к лучшему, Элеонора, я бы боялся за тебя, останься ты с этим новым Шоном, он опасен.

Она резко обернулась:

— Ты не прав! Шон любит меня, он, как и раньше, отдаст свою жизнь за меня!

— Жизнь с ним будет мрачной и бесцветной, он заставит тебя страдать. Послушай меня, верь мне.

Она промолчала, потому что отдала бы все на свете, чтобы разделить с ним эту жизнь, даже ценой страданий.

— Как с ним обращаются?

Тирелл кивнул:

— Терпимо. Но он не выдержит долгого заключения.

Она вздрогнула:

— Я должна его видеть.

— Нет.

— Я не спрашиваю твоего разрешения. Я поеду к нему одна, даже ночью, без сопровождения. А поскольку я уже побывала в руках ужасного полковника Рида, ты не допустишь второго раза.

— И рискнешь разрушить свой договор с Синклером?

— Нет. Я уже достаточно ему лгала и просто скажу Питеру, что должна навестить Шона.

Тирелл сдался:

— Ладно. Я отвезу тебя завтра, после завтрака.


Элеонора просила Тирелла подождать ее снаружи и в сопровождении помощника Броули направилась по коридору в подвал, где сидел Шон. Она горела желанием его увидеть и одновременно боялась. Подойдя к решетке, увидела, что он лежит на соломенном тюфяке. Сначала она подумала, что он спит. Сегодня после вчерашнего ненастья ярко светило солнце, его лучи врывались в окно камеры. Он не спал, глаза его были открыты, он смотрел на потолок.

— Шон!

Увидев ее, он вскочил и подошел к решетке.

Она сразу увидела на его лице глубокие царапины и свежие ссадины.

— Впустите меня к нему, — попросила она помощника.

— Простите, это запрещено.

— Но он ранен!

— Он ненормальный, — ответил солдат. — Чокнутый, бьется головой о стену. — И, позванивая ключами, вернулся в приемную, закрыв за собой дверь.

— Он прав, — сказал Шон глухо, — ты не должна быть здесь.

Элеонора вцепилась пальцами в прутья, глядя на него с тревогой. Она понимала его состояние, ей хотелось его успокоить.

— Меня на улице ждет Тирелл, я не одна. Я пришла сказать, Шон, тебе не придется здесь долго сидеть. Ты скоро будешь освобожден.

По его глазам было видно, что он не верит ей.

— Ты видела Рида?

— Нет. Нас впустил Броули. — Она просунула руку между прутьев и погладила его влажную щеку. — У меня хорошие новости.

Он пристально посмотрел ей в глаза.

— Какие?

— Отец Питера — родственник премьер-министра. Он сейчас вместе с нашим отцом в Лондоне, тоже хлопочет за тебя, поэтому мы все исполнены надежд.

Он сразу все понял. Лицо его помрачнело.

— У меня нет выбора, — прошептала она, сдерживая слезы, — это был негласный договор — когда помилование будет получено, мы с Питером сыграем свадьбу.

— Я уже все понял. — И вдруг стал задыхаться. Приступ удушья возобновился.

— Дыши! Сделай глубокий вдох, Шон! — закричала она в отчаянии. — Я так люблю тебя, что сделаю все, чтобы тебя освободили!

— Ты все правильно сделала. Этого я и хотел всегда. Тебя никогда не постигнет судьба Пег.

Она видела, что он снова винит себя за гибель жены. Страдания возобновились.

— Но ты женился на ней, ты хотел ее спасти, это Рид приказал ее убить, не ты.

Он вдруг с силой ударил по прутьям решетки так, что они зазвенели.

— Но это моя ошибка! Когда ты поймешь меня? Если бы я на ней не женился, она бы осталась жива. Я должен был защищать ее, а вместо этого привел к гибели.

— Но ты не мог ее защитить, я знаю.

— Я больше не могу увидеть ее лица. Стал забывать ее черты…

Она страдала не меньше, видя, какие муки он испытывает.

— Шон, ты должен отпустить ее. Если она любила тебя, то не стала бы тебя винить, а я уверена, что она по-настоящему тебя любила.

Увидев, как по его щекам катятся слезы, она растерялась.

— Знаешь, Пег всегда смотрела на меня так, будто хотела задать вопрос, но не смела. Но я понимал, она хотела спросить: почему я не люблю ее…

Элеонора молчала, не зная, что сказать. Потом уверила его:

— Но она счастлива была стать твоей женой.

Он закрыл лицо руками и не смог сдержать рыдания.

— Может быть, мне удастся забыть свою вину перед Пег… Но я никогда не забуду Майкла!

Она замерла. О Майкле он упоминал лишь один раз. И вдруг поняла, что ему слишком больно говорить о мальчике. Значит, именно ребенок — ключ к его мучениям.

— Сколько ему было?

Он дико взглянул на нее:

— Шесть. Он был рыжий, как солнечный закат. Он вечно шалил и попадал в переделки. Но я знал, что он пытается шалостью привлечь мое внимание.

Она вытерла слезы и улыбнулась:

— Он обожал тебя, не так ли?

Он лишь кивнул, не в силах отвечать.

— Расскажи мне все, Шон.

— Он ждал меня, когда начался пожар, а я так и не пришел.

Она протянула руки сквозь решетку, ей удалось обнять его, а он вдруг прижался с той стороны к прутьям, как будто хотел в ее объятиях найти утешение, и страшные рыдания сотрясали его тело.

Наконец рыдания стихли, но он некоторое время оставался в ее объятиях. Потом судорожно вздохнул и отступил назад.

— Он был хорошим мальчиком, и я всегда хотел быть ему отцом.

Она подумала, что с рыданиями он выплеснул свою боль и теперь ему станет легче.

— Я предал их обоих!

— Ты пытался остановить бунт, ты забрал свою семью и увез в другую деревню, ты не знал, что Рид приведет туда солдат и отомстит тебе.

— Но если бы я не просидел целый день в пабе, если бы не женился на ней… Я думал об этом все последние годы.

— Ты достаточно себя наказывал, Шон. Прошлого не вернуть. Но ты хороший человек, поэтому тебя полюбила Пег. И Майкл хотел быть твоим сыном. Они оба знали, что ты благородный и достойный человек.

— Я никогда не думал о женитьбе на Пег. Она сказала, что ждет ребенка, сразу после той резни в Килворе. Я был потрясен гибелью людей, она потеряла отца, и я опомнился, когда надо было произнести клятву.