— Я сейчас пойду и принесу нам что-нибудь на ужин.

У нее замерло сердце от радости — она смогла вызвать его улыбку. Постепенно она вернет прежнего Шона. И улыбнулась в ответ:

— Уже темно. Тебе, наверное, лучше не появляться на улице в такой час.

Он продолжал смотреть на нее, уже без улыбки, так, будто видел ее в первый раз, и внимательно изучал каждую черточку и запоминал.

— Но я тоже голоден, — сказал он и добавил: — В темноте даже лучше. Никто не увидит меня, да и гостиница рядом.

— Нет. Пойду я.

Она села на постели, и взгляд его теперь не мог оторваться от ее обнаженной груди.

— Нет.

Она видела в его глазах восхищение и почувствовала силу своей красоты. И не стала прикрываться простыней.

— Шон, я больше не ребенок. Меня не надо охранять каждую минуту. Гостиница за углом…

— Нет. — И краем простыни сам прикрыл ей грудь. — Леди должны быть скромнее, — поддразнил он ее.

Она улыбнулась:

— Но мы давно согласились с тем, что я не леди.

Он снова улыбнулся и встал с постели:

— Как я мог забыть?

Она в свою очередь любовалась им, пока он одевался, и вдруг заметила, что его смущает ее взгляд.

— Леди не должны быть такими бесстыдными.

Она пожала плечами:

— Ты так красив. Почему я не могу смотреть на тебя? Мужчины смотрят на женщин всегда и везде.

Он вздохнул в ответ и надел рубашку, которая уже просохла.

— Но ты не должна… Это неприлично. Ты не понимаешь.

— Ненавижу быть приличной. — И она не лгала.

Он вдруг снова стал задумчивым, в глазах появилось отстраненное, далекое выражение.

Может быть, он вспоминает те далекие времена, когда она была больше похожа на мальчишку-сорванца, чем на дочь аристократа.

— Шон?

Он очнулся от своих мыслей.

— Ты — леди… Просто не такая, как все. Но не должна забывать об этом.

— Я знаю, когда надо быть леди, и веду себя соответственно в обществе, но ненавижу носить платья, разливать чай и танцевать на балах. Никогда толком не умела, да так и не научилась.

Он весело взглянул на нее:

— Только ты способна на такую честность.

— Шон, я снова вижу ямочку!

Он удивленно выпрямился.

— И это замечательно! — Она спрыгнула с кровати и подошла к нему.

Он широко раскрыл глаза. И покраснел.

— Ты должна одеться.

Ей было так хорошо и легко с ним, она даже не подумала о том, что на ней ничего нет. Но, услышав его замечание, схватила простыню и обернулась ею.

— Разве ты не знаком уже с каждым изгибом моего тела? Я совсем не против того, чтобы ты меня разглядывал.

Он покраснел еще больше.

— Эль, надеюсь, так легкомысленно ты ведешь себя только со мной… Другой не поймет и не одобрит подобного поведения.

— О! Ты имеешь в виду Синклера? — Сердце у нее упало.

— И его тоже.

Она схватила его за руку.

— Неужели ты думаешь, что я вернусь к нему? Не может быть… После того, что между нами было сегодня…

Он молча застегивал рубашку.

— Ты не забыл, что мы сегодня весь день занимались любовью?! — Она была поражена до глубины души.

Он снова рассердился:

— Мы об этом уже говорили. Это ничего не меняет.

— Да, но так мы могли считать только до сегодняшнего дня. Кстати, это было твое заявление, с которым я не согласилась.

— Тогда зачем снова спорить?

— Затем, что можно совершить глупость однажды и потом пожалеть, но обманывать хорошего, честного человека после того, как мы оба, по доброму согласию, были любовниками — подло! — Она была в ярости.

Он искоса взглянул на нее.

— Ничего не изменилось. Синклер остается лучшей защитой для тебя. — И направился к двери.

Она была так ошеломлена, что не сразу нашлась что ответить, потом вымолвила:

— Мне не нужна защита от британцев. Почему ты решил, что мне кто-то станет угрожать?

Он посмотрел наконец ей в глаза:

— Я был заперт в клетке, как животное. Это был ад… Я сходил с ума! На этот раз, если поймают, меня повесят. А что будет с тобой? Ты хочешь провести свою жизнь в Тауэре? Или предпочтешь стать женой Синклера, который обеспечит тебе счастливое будущее?

Она пыталась погасить ярость, старалась понять его.

— Ты преувеличиваешь. Никто не запрет меня в Тауэр. Почему ты так боишься за меня? Это связано с Майклом?

Он не отвечал.

— Я не могу выскочить из твоей кровати и дать клятву верности Питеру, — сказала она горячо. — Неужели ты не понимаешь, что это невозможно!

С его губ сорвались проклятия.

— Я знал, что нельзя было поддаваться, но ты снова соблазнила меня! Я ведь уже договорился, что завтра тебя отвезут домой. Ты обещала, что скажешь Питеру, что невинна.

— Ничего подобного я не обещала, — задохнулась она от возмущения, — и твое решение было принято до того, как мы провели в постели весь день. И ты наслаждался моим телом и ласками.

Он предостерегающе поднял руку:

— Не начинай снова.

— Что — не начинать? Я уже совершила ошибку, когда хотела взывать к твоей честности. Но ты отказался жениться на мне, — горько заключила она. Эль очень хотела оправдать Шона во всем, но его отказ причинял боль. — Я не так глупа, чтобы разыгрывать вновь битую карту.

— Скажи тогда, в какую игру ты сейчас играешь? — Он сердито сверкнул глазами.

Она проглотила комок в горле.

— Я не оставлю тебя в таком бедственном положении, Шон. И повторяю это вновь. Ты отправишься в Америку один, но кто там позаботится о тебе? Ты считаешь, что никто не может тебе помочь, но ты не прав. Я могу. Потому что я — твоя вторая половина.

Он побледнел.

— Я скорее умру, чем позволю тебе рисковать или подвергну опасности.

Он отказывался ее слушать, а она не могла понять до конца, чего он так страшится. Все разговоры заходили в тупик.

— А я скорее умру, чем покину тебя.

— Нет! — Он был вне себя от ее упрямства. — Да когда ты, наконец, поймешь? Со мной ты в опасности. Если бы я не вернулся за тобой, ты сейчас была бы замужем за Синклером. Была в безопасности и дома. Проклятье, Эль! Пойми же ты, наконец!

Ее мучило, что он так жесток и непреклонен после того, что они недавно испытали вместе.

— Если бы ты хотел меня просто отослать домой, я бы еще поняла. Но послать меня к другому мужчине! В глубине души ты хочешь остаться со мной, я вижу. Я тебе нужна, не отрицай этого.

— Мне никто не нужен! — крикнул он. — Я нуждаюсь только в воздухе, воде, пище. Вот ты всегда нуждалась во мне, и тогда, и теперь.

Она отпрянула от него в ужасе.

— И перестань настаивать на своем. Я никогда не просил твоей… любви. Никогда… И сейчас не буду. — Чувства переполняли его, и он начал произносить длинные фразы. Словно учился говорить заново. — Если бы судьба сложилась по-другому, возможно, мы могли быть вместе. И я мог при других обстоятельствах просить твоей руки. Но сейчас ты помолвлена, и так должно быть. Забудь все! Забудь это! — Он жестом показал на постель. — Тебе надо выйти не за меня, а за Синклера. Не за преступника, которого ждет виселица. И если окажется… Если вдруг окажется, что ты носишь моего ребенка, он воспитает его как своего, как проклятого англичанина. Он никогда не подвергнется унижениям, несправедливости, преследованиям! — Шон так ударил по столу, что бутылка упала на пол.

Элеонора вздрогнула.

— Ты прав. Я всегда нуждалась в тебе и всегда любила тебя. И чем ты ответил? Ты ненавидишь мою привязанность, тебе противно мое доверие и, значит, моя любовь тоже, которую недавно я подарила тебе?

— Это нечестно.

— А честно было оставить меня четыре года назад, зная, что я буду тосковать без тебя! И ни одной весточки с тех пор. Возможно, ты проводил время в чьих-то объятиях… Честно вдруг вернуться, сбить меня с толку и увезти в день свадьбы? А потом положить меня в свою постель, но отказаться от обязанности джентльмена жениться? Это честно, Шон?

Он молчал.

Но ей трудно было остановиться.

— Ты нанес мне рану, когда оставил меня, и потом, когда вернулся, еще больше заставил страдать. В детстве и юности ты ни разу не обидел меня, вспомни. Ты был моим героем.

— Молчи, — прошептал он.

— Может быть, тебе не нравилась девчонка, которая шпионила за тобой, ты не нуждался в дружбе юной девушки, стирающей в кровь руки, чтобы помочь тебе строить дом. Но дело в том, что ты прекрасно обошелся бы и без меня.

— Прости меня.

— Нет! Ты все время поучал меня, теперь позволь и мне высказаться. Так вот — я нужна тебе. Ты страдаешь из-за смерти Майкла, после двух лет тюрьмы, и еще есть причина, я не знаю пока какая. Я тебе нужна, как никогда! Больше чем воздух, вода и пища!

Он схватился за спинку стула побелевшими пальцами.

— И знаешь, что еще я поняла сегодня?

Он молчал, взгляд был неподвижен.

— Я все равно люблю тебя всем сердцем — и не прежнего Шона, а того, каким ты стал.

Он закрыл глаза.

— Тогда ты сошла с ума.

— Наверное, ты прав. Но правда мне открылась сегодня. Ты бежишь от смерти Майкла. Пусть так. Но от меня убежать не удастся. Я хочу стать твоей женой. И если придется ждать, стану ждать столько, сколько понадобится.

Он резко побледнел:

— Нет, Эль!

Она вся дрожала и чуть не плакала:

— Я не поеду домой и не выйду за Синклера.

— Я сказал — нет! — прорычал он. — Да когда ты поймешь? Я женился на Пег. Я не могу жениться на тебе!

Глава 14

Элеонора была уверена, что ослышалась. Он не мог жениться на другой женщине — это абсолютно невозможно! Но ее уверенность поколебалась, когда она увидела его красное лицо и сердитые глаза. Она почувствовала, что ей сейчас станет дурно. Так ослышалась она или нет? Или ей снится страшный сон?