Бренда Джойс - Украденная невеста

Она слышала, как он колотит в дверь:

— Эль! Открой!

Она отозвалась по-детски обидчивым голосом:

— Не открою!

Несмотря на свои рассуждения, она ненавидела его сейчас за то, что он предпочел другую. Ненавидела его и всех этих девиц, преследующих его чуть ли не с детства.

— Эль, открой дверь и впусти меня. Я весь промок… мне холодно!

— Сомневаюсь, — отозвалась она, — мне кажется, ты слишком разгорячился! — И, несмотря на свою обиду, кажется, уже готова была простить его. Потому что ей самой хотелось быть его женщиной, она любила его, несмотря ни на что, а после той ночи сгорала от страсти!

Ему нужна женщина, и она готова стать ею. Она смутилась от собственных мыслей. Ну почему ее тело не слушается разума? И почему она горит как в лихорадке, стоит ему взглянуть или дотронуться до ее руки?

— Открой дверь… Проклятье… Нам надо поговорить!

Она подошла к двери, отодвинула засовы и отступила назад.

Он вошел, мрачно взглянул на нее и снова закрыл и запер дверь.

— Послушай, ты уже взрослая… Сколько можно шпионить за мной?

— Я не шпионила, — солгала она, но тут же увидела из окна Кейт, и ноги сами понесли ее вниз во двор. — Нам нужна вода, ты забыл ведро, и я решила спуститься, чтобы принести тебе его.

— Нет, ты за мной следила.

Он скрестил руки на груди, а Элеонора не могла не думать о том, как он хорош сейчас, в этой рубашке с распахнутым воротом, облепившей его стройный торс. Она понимала, что неприлично долго смотрит на него, но не могла отвести взгляд. Что, если она снова ляжет с ним в постель? Поможет это прогнать демонов, терзающих его во сне? Ведь если не она, будет другая, а поскольку она все равно уже потеряла невинность…

— Послушай, — хрипло произнес он, — я не хочу Кейт.

Она взглянула на него:

— Нет, хочешь, я видела.

Он вдруг покраснел:

— Нет, я хочу не Кейт.

Наступило молчание, она слышала пульсирующий шум крови в ушах.

— Что ты хочешь сказать? — тихо спросила она.

Он беспомощно махнул рукой. И взглядом, от которого у нее забилось сердце, окинул ее фигуру. Потом закрыл глаза, как будто запрещая себе смотреть на нее так.

Она перевела дыхание. Он намекает на то, что хочет ее? Его взгляд на этот раз был слишком красноречив. Она понимала, что не станет противиться, потому что сама сгорает от желания, еще сильнее, чем раньше.

Он явно был смущен, в нем шла борьба.

— Эль, послушай… Я не спал с Кейт… Не спал и не собираюсь.

— Почему? Раньше ты не был столь разборчив.

Он стоял спиной, опустив голову на грудь, и молчал.

Она глубоко вздохнула, чувствуя, что дрожь не прекращается. Она подошла и положила руку на сплетение шрамов.

— Не понимаю. Ты мог с ней сейчас заниматься любовью.

— Перестань…

Она провела рукой вдоль спины и почувствовала, как он вздрогнул. И вдруг прижалась губами к затвердевшим полоскам вздувшейся кожи под мокрой рубашкой.

Он замер и, понимая, что его сопротивление сломлено, она прислонилась к нему грудью и, обнажив его спину, начала покрывать ее частыми поцелуями. Он задрожал и прошептал:

— Ты что?.. Хочешь, чтобы я опять сделал тебе больно?

Она, не прекращая целовать его, ответила:

— Нет, ты не сможешь сделать мне больнее, чем сделал.

И стала целовать его шею, кожа там по сравнению со шрамами на спине была гладкой и нежной.

Он развернулся к ней лицом, глаза лихорадочно блестели.

— Почему? Зачем ты пытаешься меня соблазнить снова?

В его голосе слышалась паника. И он уже не мог скрыть сжигавшего желания.

— Потому что я тоже хочу этого! Я, наверное, тоже обладаю диким темпераментом! — И потому что я люблю тебя, — подумала она, но не сказала вслух. — Ты изменился. Но я все равно люблю, и принимаю тебя таким, и хочу быть с тобой. Даже больше, чем раньше.

В нем явно происходила борьба.

— Но ты понимаешь, что я груб, несдержан и не могу дать тебе любви, снова принесу тебе только страдания.

— Нет, это не так. — И понимала, что он прав. Но это не имело значения. Все планы, все рассуждения улетучились, и осталась лишь эта убогая комната и Шон рядом.

— Тебе надо вернуться в Адер, — он отвернулся, — ты должна выйти за Синклера.

— А ты должен покинуть страну. Я все это знаю. Но какое отношение это имеет к нашей страсти и любви сегодня?

Она слышала его тяжелое дыхание.

— Шон?

Тон его стал умоляющим.

— Я не могу дать тебе любви.

— Я ничего не прошу у тебя сейчас. Кроме того наслаждения, которое ты мне дашь. И именно это я имела в виду.

Он вспыхнул от ее откровенности.

— Я прошу тебя доставить мне наслаждение, Шон. И немедленно.

По блеску его серых глаз она поняла, что победила. И вот уже она в его объятиях, их губы слились, поцелуй был длительным, оба дрожали от нетерпения.

— Эль, — прошептал он, — Эль.

Он нетерпеливо расстегивал на ней рубашку и, оторвавшись от ее губ, вопросительно заглянул в глаза. Потом поднял и отнес на постель. На этот раз он не спешил, и его опытные ласки подняли ее на пик наслаждения. Она и не подозревала, что можно испытывать такое блаженство в объятиях мужчины. Он еще колебался, прежде чем овладеть ею, но она торопила сама:

— Скорее, Шон. Я люблю тебя…

Их тела соединились, долгожданное ощущение пришло, подхватило и понесло, в комнате раздавались страстные стоны, и наконец их крик вознесся к потолку, когда оба достигли кульминации. И наступило блаженное изнеможение.

Когда пелена рассеялась, она увидела, что он смотрит на нее вопросительно, и успокоила его улыбкой.

Как она могла любить его так сильно? Этого чужого, незнакомого Шона, который причинил ей столько страданий? Его страсть ничего не значила, это не было любовью, и хотя перед этим она уверяла себя, что больше не станет добиваться его любви, поняла, что все равно ждет его признания.

Она села и набросила на себя край простыни.

— Эль?

— Все в порядке. Это было… потрясающе.

Он внимательно смотрел на нее, она постаралась беззаботно улыбнуться.

— Как это прекрасно, оказывается, заниматься с тобой любовью — это все, что мне нужно от тебя.

Он смотрел на нее как на лохнесское чудовище.

— Но ты хочешь того же, правда? Страсть, постель, пылкая любовница.

Он сел и отвернулся.

Потом встал с постели, приводя в порядок одежду.

— Я пойду за водой, чтобы ты могла помыться.

Она не хотела мыться. У двери он обернулся:

— Ты так прекрасна, Элеонора…

Ей не понравилось ни выражение его лица, ни тон, которым он это произнес, как будто за этим дальше должно было последовать но…

— Но ты заслуживаешь большего, чем просто постель. — И добавил: — Прости меня.

Она лишь натянула выше простыню и молча смотрела, как он вышел за дверь.

Комната вдруг показалась пустой. Всего несколько минут назад они занимались здесь любовью, и он был близок ей, как никогда. Надежды рухнули, когда стало ясно, что он сожалеет о том, что произошло, хотя на этот раз все было так прекрасно. Она знала, что на его долю выпало страданий больше, чем может вынести обыкновенный человек, но не могла понять одного: почему он отказывается разделить с ней свою тяжесть, принять несомненный факт, что они нуждаются друг в друге, почему всячески противится той любви, которая возникла между ними и растет с каждым днем?

Она оделась, стараясь не позволять отчаянию овладеть собой, все еще пытаясь понять и объяснить его поведение, но не находила объяснения. Если бы она знала больше о тех годах, что он провел вне дома, она смогла бы лучше его понять. Но времени почти не осталось, он скоро покинет страну, а ей придется вернуться домой.

Она поморщилась от боли, наступив босой ногой на какой-то острый предмет. Посмотрев вниз, с удивлением обнаружила на полу маленький, искусно вырезанный из дерева кораблик, очевидно, он выпал из кармана бриджей Шона. Она подняла вещицу — это был одномачтовый кораблик, и, конечно, это была игрушка для ребенка.

Она застыла в недоумении. Почему Шон хранил ее? И сколько еще секретов у него осталось? Сначала Пег и теперь ребенок?

Он вошел в комнату, их взгляды встретились, но он сразу отвел глаза и прошел к деревянной кадке для купания в углу комнаты.

— Я наполню ее водой, и ты сможешь здесь вымыться, — не глядя на Эль, сказал он. Вылил воду из ведер в кадку и хотел снова выйти, но Элеонора остановила его:

— Шон, подожди.

Он застыл на пороге и предупредил сдавленно:

— Не стоит начинать разговор.

— Но я не понимаю тебя! — воскликнула она в отчаянии, не в силах сдерживаться.

— Я знаю… — Он обернулся, и она увидела в его глазах отчаяние. — Я стал другим, мы с этим оба согласились. Я был честен с тобой, когда сказал, что не могу дать тебе того, что ты просишь, ничего, кроме страсти, и ты сказала, что поняла и принимаешь условия. Но ты не была до конца честной со мной, не так ли?

Она поколебалась с ответом.

— Я думала, что меня устроит лишь разделенная страсть. Я ошиблась.

Он побледнел.

— Я принесу еще воды.

Она подошла и схватила его за руку.

— Но для меня это оказалось больше чем страсть, Шон.

Он посмотрел на нее недоверчиво:

— Откуда ты можешь знать? Ты была невинна до той ночи. И я не хочу сейчас это обсуждать. — Он выдернул руку и вышел.

Она опустилась на стул, сразу обессилев, и увидела, что все еще держит в руке кораблик. Он сказал, что их страстные объятия ничего для него не значат. Она сама вынуждает его сказать ей прямо в лицо неприятную правду, но напрасно, потому что ей очень трудно ее выносить.