– Не сейчас, – холодно вмешался судья, и хотя Уиллоу не могла видеть лицо отца, она знала, что и его взгляд был устремлен на Гидеона. – Мы сами о себе позаботимся.

Люди сняли тела со спин лошадей и унесли их куда-то. Когда Девлин пытался увести Уиллоу домой, она бросила на Гидеона злой взгляд.

– Иуда! – прошипела она на прощание.


– Нет! – закричала Дафна, заламывая руки. – Нет, Гидеон, это неправда! Ты лжешь, чтобы заставить меня уехать домой… Ты…

– Дафна, он мертв, – настаивал Гидеон, бросив взгляд на обезумевшую Хильду. – Все кончено. Собирай вещи, и я отвезу вас с кузиной на станцию. Если ты поторопишься, то еще успеешь на поезд.

– Нет… Я должна встретиться с ним сегодня ночью… Гидеон взял ее за плечи.

– Стивен мертв, – повторил он.

При этом Хильда зарыдала, а Дафна вырвалась из его рук, как и Уиллоу раньше. Воспоминание об этом наполнило его болью.

– Дафна…

– Оставь меня в покое! – завизжала она.

– Хильда, – сказал Гидеон, все еще удерживая Дафну, – пожалуйста, собери вещи.

Хильда поспешила прочь, а Дафна вскрикнула от боли, не желая смириться, и, всхлипывая, упала Гидеону на грудь. Он обнимал ее, пока не прошла первая волна горя.


Голова у Уиллоу болела. Там, где когда-то находилась душа, зияла пустота. Яркое летнее солнце, так радовавшее ее всегда, теперь казалось просто ослепительным. Она вошла в помещение похоронного бюро.

– Я бы хотела осмотреть тела, – сказала она. Глаза ее были сухие и пустые.

Гробовщик был грузным, лысеющим мужчиной, с мокрой на груди от пота рубашкой.

– Вам вниз по улице, миссис Маршалл, – сказал он, перекладывая бумаги на столе и не поднимая на нее глаз.

– Дальше? Что…

– Они преступники, мэм, – напомнил ей гробовщик развязным тоном. – Вы хотите их видеть? Прекрасно. Они напротив конторы вашего мужа.

Уиллоу повернулась и поспешила на солнцепек, где даже ветерок не приносил облегчения. Она забыла об отвратительном обычае выставлять тела преступивших закон на публичное обозрение.

Так все и было. Стивена, Коя и Рэйли привязали к щитам и прислонили к деревянной стене под крышей конторы шерифа – конторы Гидеона – лицом на улицу. Кой и Рэйли, головы которых не были закрыты, невидяще смотрели в вечность.

Не замечая суетливого фотографа, который устанавливал свою камеру в нескольких шагах, Уиллоу спокойно подошла к братьям. Она встала на цыпочки и закрыла глаза Кою, потом Рэйли.

– Уиллоу!

Словно лунатик Уиллоу повернулась, чтобы увидеть говорившего с ней. Рядом стоял Норвилл Пике-ринг, держа в руке блокнот и карандаш, тень на глаза отбрасывал зеленый козырек.

– Ты все записываешь для газеты отца, Норвилл? – спросила она каким-то чужим голосом. – Ты оставил местечко в этом выпуске для перечисления их грехов?

Норвилл вздохнул и протянул к ней руку, но отдернул ее, заметив угрозу в глазах Уиллоу, вызванную его движением.

– Я думал, отец отвел тебя домой, – нерешительно предположил он. Кадык на его шее ходил вверх-вниз.

– Да, отвел, – тем же безжизненным голосом ответила Уиллоу, подняв подбородок. – Но я там не осталась.

– Тогда позволь мне отвести тебя, пожалуйста. Тебе не надо здесь находиться… Ты не должна видеть…

– Что мне не следует видеть, мистер Пикеринг? Что плата за грехи – смерть? – Она помолчала. Ветер раздувал ее юбки. Потом продолжила: – Ты собираешься написать и обо мне? Твои читатели, полагаю, будут очень заинтересованы в том, что лично я думаю, особенно в горе. К тому же они все, как один, придут смотреть на Коя А Рэйли.

– Уиллоу! – прохрипел Норвилл.

– Отойдите! – проворчал фотограф. – Мне нужно сделать снимки!

Уиллоу повернулась к нему, мгновенно оживившись, вырвала из рук фотоаппарат, бросила на землю, наступила на него одной ногой, а потом и другой, ощутив дикое наслаждение, когда он раскололся.

– Прекратите! – взревел фотограф. – Проклятье, это ведь дорогостоящее оборудование!

Уиллоу опустила каблук на стеклянный объектив. Какая жалость, стекло скрипнуло под ногой и покрылось сетью трещин.

Побледнев, высокий костлявый фотограф хотел схватить Уиллоу, но его опередил более удачный защитник – Норвилл Пикеринг. Пытаясь сдержать разозлившегося фотографа и в то же время оттащить Уиллоу от аппарата, он зарычал:

– Бога ради, кто-нибудь позовите судью Галлахера или шерифа!

– Уберите эту кошку! – вопил фотограф. Уиллоу обеими руками подобрала юбки и стала прыгать на уже разбитом аппарате, как в детстве на кровати.

– Он стоил сотню долларов! – последовал гневный протест.

Вдруг сильная рука обхватила Уиллоу за талию, крепко прижав ее к твердому, как камень, бедру. Она пиналась, вырывалась и визжала, но все тщетно. На этот раз Гидеон не собирался отпускать ее.

Его карие глаза остановились на Норвилле и неистовом фотографе, которого тот пытался удержать.

– Я заплачу за фотоаппарат, – спокойно сказал Гидеон.

– Чудесно! – ревел фотограф. – А как же мои снимки банды Галлахера? Как теперь, черт возьми, я сделаю фотографии?

К этому времени вокруг уже собралась толпа, возможно, горожане наблюдали за ними несколько минут, но до сих пор Уиллоу не замечала их.

Даже не посмотрев на жену, которую он удерживал одной рукой, Гидеон холодно ответил:

– Боюсь, на этот раз вам не повезло. – Его взгляд перекинулся на двух мужчин, стоявших ближе всех. – Уберите тела с улицы! Сейчас же!

– Но, шериф, мы всегда…

– Уберите их, – прошипел Гидеон.

С обиженным видом они сделали то, что им велели, и толпа стала рассеиваться. Норвилл наклонился поднять свои очки, упавшие во время драки, а фотограф пригрозил:

– Я вытрясу из вас эти сто долларов, маршал!

– Отлично, – ответил Гидеон, и потерпевший поражение фотограф поплелся, ворча, к ближайшему салуну.

– Пусти меня! – прошипела наконец Уиллоу. Гидеон с легкостью держал ее, не обращая на нее никакого внимания.

– Норвилл!

Норвилл выпрямился, надев на нос очки.

– Да?

– Благодарю вас.

Норвилл взглянул в покрасневшее от бешенства лицо Уиллоу и печально улыбнулся.

– К вашим услугам, Маршалл, – сказал он, а потом, почувствовав неловкость, повернулся и поспешил в редакцию газеты.

– Убери от меня свои руки, Гидеон Маршалл! – выдохнула Уиллоу.

Сделав ей это одолжение, Гидеон отпустил ее:

– Иди домой, Уиллоу.

– Не указывай мне, что делать, ты, жалкий, кровожадный…

Гидеон не сводил глаз с Уиллоу, рука его потянулась к шерифской звезде на пиджаке и ловко отколола ее.

– Ты пойдешь домой, – выдавил он, – и останешься там, миссис Маршалл, пока я не приду за тобой.

– Черта с два! Не пойду!

– Черта с два, пойдешь. И пошевеливайся, дорогая, пока я не забыл, что ты сегодня пережила, не затащил тебя в участок и не отшлепал как следует!

Что-то в его взгляде остановило Уиллоу, и она проглотила слова, готовые сорваться с языка.

– Мои братья мертвы, – деревянным голосом сказала Она как бы против своей воли.

– Да, – ответил он, все еще не отводя взгляда от жены.

– С-спасибо, что велел внести их внутрь, Гидеон. Гидеон молчал.

– Я хочу видеть их, – прервала она молчание. – Пожалуйста. Хоть разок, до того… до того…

Он поднял руку.

– Хорошо, – сказал он и впустил ее в участок, где Кой, Рэйли и Стивен лежали, привязанные к деревянным щитам.


Хильда рыдала, не в силах забыть свое второе ужасное приключение на Западе.

– Дафна, пожалуйста, – причитала она. – Не заставляй меня возвращаться одной! Что я скажу твоему папе? Что, если нас снова ограбят? Что, если…

– Тише, – перебила ее Дафна, сжимая пухлые руки кузины. – Ты будешь в полной безопасности.

– Это после того, как дядя Джек узнает, что я оставила тебя здесь?

Дафна вздохнула, у нее не было сил спорить.

– Бог в помощь, Хильда. И скажи, пожалуйста, папе, что у меня все будет в порядке в Вирджинии-Сити…

– Хорошо! – пролепетала Хильда, покрываясь красными пятнами. – Дафна Робертс…

– Отправляемся! – крикнул кондуктор.

– До свидания, – твердо настаивала Дафна, целуя влажную щеку кузины. – Храни тебя Бог, Хильда.

Хильда нехотя села в идущий на восток поезд, прижимая платок к глазам.

Дафна проводила отъезжающий поезд, помахав Хильде, пока та не скрылась из вида. Потом медленно повернулась и пошла к центру города.


Сухие, глубокие всхлипывания Девлина разрывали сердце Дав Трискаден, словно когти свирепого зверя. Что могла она сказать, когда неизбежное произошло? Конечно же, ничего. Она могла лишь обнять его, разделив с ним боль.

Он отодвинулся от нее и обхватил голову руками, а Дав похлопала его обеими руками по широким отяжелевшим плечам.

– На его голове был мешок… голова прострелена… – бормотал он.

– Знаю, Девлин, знаю.

– Они радуются – все эти безмозглые косоглазые белки так рады, что это случилось… что Тадд застрелил моего Стивена…

– Нет, Девлин.

– Ивейдн была бы рада. Она его ненавидела. Дав продолжала гладить его:

– Так нельзя, Дев. Ты же знаешь, так нельзя.

– Я много лет искал его. Ты знала, что я искал его, Дав? А он не поверил, что я люблю его… Стивен не верил!

– Он знал это, милый!

– Нет! Он умер, считая, что его отцу наплевать…

Дав потянула Девлина за плечи, и он, словно ребенок, прижался к ее великодушной груди, разбитый своим горем.

– Ш-ш-ш, – мягко успокаивала она. – Ш-ш-ш.


В комнате было сумрачно, стоял тяжелый запах. – Сказав Кою и Рэйли последнее «прости», Уиллоу прошла мимо них, остановившись возле фигуры в капюшоне, которая была когда-то Стивеном – красавцем, заблудшим Стивеном. Боже милостивый, чем будет мир без него, без его дружбы, его смеха, его любви?