В этот миг дверь комнатушки открылась и вошел сам Гидеон. Вид у него был неестественно решительный.

– Здравствуйте, судья Галлахер, – сказал он. Кивок в сторону Уиллоу должен был означать приветствие.

Судья Галлахер расправил широкие плечи и прижал ладонь к ладони, вероятно, для того, чтобы не дать рукам сцепиться у Гидеона на шее.

– Если бы вы, мистер Маршалл, не были сыном моей жены, – сказал он ровным голосом, – я бы переломил вам хребет, как куриную косточку. Что все это значит?

Гидеон стиснул зубы, пытаясь не встретиться взглядом с Уиллоу.

– Поверьте, сэр, я не хотел этого делать. Но мне пришлось – ради вашей дочери и ради себя самого.

Уиллоу опустила глаза, не в силах взглянуть на него. Какую дуру он сделал из нее той давней ночью и какой острой была боль даже теперь!

Откашлявшись, Гидеон продолжал:

– Несколько лет назад, когда ваша дочь училась в школе в Нью-Йорке, мы с братом решили сыграть с ней шутку. Я только что вернулся домой из Европы, ну, и мы были пьяные.

Как бы там ни было, в тот же вечер я встретил вашу дочь и сблизился с ней. Мы решили, что попросим кого-нибудь из наших друзей изображать священника и… – Гидеон замолчал, увидев, как краска смущения появилась на лице Уиллоу, доставляя ей болезненные ощущения. – По какой-то причине я, наверное, никогда не пойму этого, но мисс Галлахер согласилась выйти за меня замуж.

Уиллоу почувствовала кожей вопросительный взгляд отца и вздрогнула. Боже, если бы человек мог умереть по своей воле!

Голос судьи был удивительно спокоен, несмотря на подобные обстоятельства.

– Ты соблазнил мою дочь, Гидеон? – напрямую спросил он.

– Нет, – ответил Гидеон. – Я повез ее в гостиницу и… – он помолчал, снова откашлялся, – и понял, что делаю. Конечно же, я не мог сделать это до конца.

– Конечно, – согласился судья презрительно. – Я бы мог тебя повесить, понимаешь, и был бы абсолютно прав.

– Да, сэр, – ответил Гидеон с достоинством. – Думаю, могли бы.

Наступила неловкая тишина, которую нарушил судья:

– Но если свадьба была просто фарсом, то что ты здесь делаешь?

Наконец, Уиллоу смогла поднять глаза и отыскать взглядом это красивое лицо, которое она любила уже многие годы, с того самого дня, когда впервые увидела его портрет в суетливой гостиной миссис Ивейдн Маршалл. В ответе на вопрос отца словно заключался весь смысл ее существования.

Встретившись взглядом с Уиллоу, Гидеон вздохнул. На щеке дрогнул мускул.

– Недавно я обручился с одной женщиной в Нью-Йорке, и поэтому брат был вынужден сообщить мне правду. Шутку сыграли и со мной, как и с Уиллоу. Священник был настоящий, и церемония тоже. Свадьба, которую мы считали просто шуткой, зарегистрирована в Нью-Йорке, и боюсь, она считается настоящей.

– Боже мой, – выдохнул судья.

«Слава Богу», – подумала Уиллоу, которая уже давно придумывала какую-то убедительную причину, чтобы избежать венчания с Норвиллом Пикерингом. Теперь ей была гарантирована передышка на несколько недель или даже месяцев.

– Ты мог бы прислать телеграмму или что-нибудь еще! – сердито проворчал судья. – Боже правый, что, если бы ты не приехал вовремя?

– Из письма матери я понял, что свадьба назначена на июль. Мне нужно было съездить сюда по делу – железная дорога и все такое, – так что, я полагал, у меня достаточно времени. И кроме того, мне казалось, что такой деликатный вопрос нужно решать с глазу на глаз.

Уиллоу вздохнула и посмотрела вниз, на сложенные на коленях руки. На кончике большого пальца блеснула непрошеная слеза.

Отец нежно погладил ее по плечу.

– Пойду сделаю необходимое заявление. – Дверь открылась и закрылась, и он ушел.

Гидеон подошел к Уиллоу и сел перед ней на корточки, как когда-то в том далеком отеле, где ей так хотелось, но неловко было сказать, что хочется разделить с ним ложе. Он поймал ее руки и нежно сжал их, как и тогда.

– Извини меня, Уиллоу, – сказал он, и это тоже было словно эхо прошлого.

После того как новость стала известна, в церкви началось волнение, и Уиллоу слышала, как кричал оскорбленный Норвилл. Она молилась, чтобы он не встретился ей сейчас и чтобы он не слишком сердился, что их соглашение нарушено.

Уиллоу заставила себя посмотреть в эти карие глаза. Ею овладело сильное желание дотронуться до волос Гидеона, провести пальцами по его чисто выбритым щекам, но она держала руки на коленях. Что говорят в подобной ситуации? Как могла она отблагодарить его за невольное освобождение? Мог ли Гидеон Маршалл разглядеть в ее лице, несмотря ни на что, любовь, которую она к нему чувствовала?

В этот момент дверь с грохотом распахнулась, заставив Уиллоу вздрогнуть, и в комнату ввалился Норвилл Пикеринг с суровым, покрасневшим от злости лицом.

Гидеон медленно встал. – Ты и вправду замужем за этим мерзавцем? – спросил несостоявшийся жених.

Уиллоу снова опустила голову, чтобы скрыть улыбку превосходства на губах.

– Думаю, да, – тихо сказала она.

От гнева Новилла маленькая комнатка, кажется, сотрясалась.

– Ты мне за это ответишь, мой дорогой, – сказал он Гидеону.

Аристократичный рот Гидеона немного скривился, и он развел руками. Вызов Норвилла его очень позабавил, хотя Уиллоу, которая наблюдала за ним краем глаза, показалось, что он старается это скрыть.

– Мне нечего сказать в свою защиту, – признался Гидеон.

Голос Норвилла звучал раздраженно:

– Я этого так не оставлю! Уиллоу встала, подняв голову:

– Не будь идиотом, Норвилл. Драка ничего не решит, тем более в доме Божьем.

– Это фарс! Боже мой, Уиллоу, как ты могла меня так обмануть?

Уиллоу пришлось молча выслушать его. Она не могла сказать ему все, что думала. Своей властью Норвилл Пикеринг мог уничтожить ее брата, а она не могла подвергать опасности жизнь Стивена.

– Я… я не хотела обмануть тебя, Норвилл, – сказала она с почти непритворной мягкостью в голосе. – Ты, конечно же, понимаешь, что эта жестокая выходка поразила меня так же, как и остальных. Представь себе, что я чувствовала, Норвилл! Я была молода и поверила мистеру Маршаллу, что он любит меня и имеет самые честные намерения…

– Ну, братец! – выдохнул Гидеон, поднимая глаза к небу.

Уиллоу метнула на него уничтожающий взгляд и снова переключила все внимание на то, чтобы успокоить раздраженного Норвилла.

– Пожалуйста, – к горлу подступил комок, – дорогой. Ты должен поверить, что я стала невинной жертвой этой злобной шутки!

Норвилл поднял выступающий подбородок.

– Я отомщу за твой позор, дорогая, – поклялся он.

Гидеон издал звук, который можно было принять за смешок или же за вздох, и отвернулся. Куртка натянулась на широких плечах, когда он согнул руки.

Получив удовлетворение, Норвилл выбежал из комнатки, оставив дверь широко распахнутой. Уиллоу немедленно подкралась к Гидеону Маршаллу и сильно ударила его сзади ногой под правое колено.

Он взвыл от неожиданной, как она надеялась, боли и повернулся к ней лицом.

– Какого черта ты это сделала? – скрипнул он зубами.

Уиллоу свирепо посмотрела на него.

– А какого черта ты думаешь, что это я сделала? – выпалила она в ответ.

Он невольно ухмыльнулся и пробежал оценивающим взглядом по ее полной груди, потом вернулся к взволнованному лицу.

– Думаю, я заслужил это.

– И не только это! – сказала Уиллоу в бешенстве. Одному Богу известно, какие разговоры теперь пойдут о ней. К вечеру все в Вирджинии-Сити узнают, какую дуру он сделал из нее дважды. – Ублюдок! – добавила она.

Гидеон ухмыльнулся, подняв указательный палец, словно делая ей выговор.

– Это дом Божий, дорогуша, – напомнил он ей.

– Если бы Бог следил за своими обязанностями, крыша уже давно свалилась бы на твою пустую голову!

Гидеон вздохнул, и его руки легли на плечи Уиллоу со странной нежностью. Это прикосновение разбудило в ней бурю нежелательных чувств. Он порывисто вздохнул и нежно посмотрел на нее.

– То, что я сделал в Нью-Йорке, непростительно, я знаю. Мне очень жаль, Уиллоу, правда. А поскольку прошлого не изменишь, ты должна принять мои извинения.

К горлу подкатил комок, и поэтому Уиллоу ничего не могла сказать.

Гидеон поднял бровь. Летнее солнце играло в его темно-золотистых волосах.

– Почему в тот вечер ты согласилась выйти за меня? Ты ведь меня не знала.

Щеки Уиллоу покраснели, а глаза наполнились горючими слезами. Тогда она уже знала Гидеона Маршалла и уже любила его, потому что он был человеком с портрета в гостиной. Но как могла она честно ответить на этот вопрос, чтобы снова не выказать себя полной дурой?

– Наверное, я была помешана или что-то в этом роде! – зло сказала она.

– Уиллоу, ты меня действительно так ненавидишь? В конце концов, я мог бы тогда в гостинице заняться любовью с тобой и скомпрометировать тебя в полном смысле слова, но ведь я этого не сделал.

Щеки ее побледнели, и она вздрогнула от унижения и разочарования, вспомнив ту прекрасную, ту ужасную ночь.

До того как она успела придумать подходящий ответ на его слова, в комнатку вошли судья Галлахер и сама Ивейдн Маршалл. Лицо ее выражало удивление и раздражение одновременно.

– Гидеон!

Гидеон снова вздохнул, и на его лице появилось выражение досады перед тем, как он повернулся к матери.

Вероятно, он знал, как и Уиллоу, что «чувствительной» Ивейдн пришлось дать нюхательной соли, чтобы она могла прийти повидаться с сыном.

– Меня уже не признают? – спросил он притворно.

Ивейдн улыбнулась, раскрыв сыну материнские объятия.

– Мы не ждали тебя раньше следующего месяца! – прощебетала она.

Гидеон бросил взгляд на Уиллоу, стоявшую в подвенечном платье, и пожал плечами:

– Судя по всему, даже лучше, что я приехал раньше.

Грозный взгляд Ивейдн кольнул Уиллоу. Она, вероятно, уже убедила себя в том, что во всей этой неприятной истории виновата ее приемная дочь, а не сын.