Линда Миллер - Уиллоу

Мария расплылась в улыбке.

– Но ведь это яйца! – прокудахтала она, прекрасно зная, какое это мучение для них. – Яичница с перчиком и лучком для аромата!

Захарий охнул, зажал рукой рот и побежал к ближайшему выходу.

Теперь мстительный взгляд Марии остановился на Гидеоне.

– Яйца – смешная штука, сеньор, – продолжила она. – Мне как-то попалось одно совершенно тухлое и как вода жидкое…

Гидеон издал приглушенный звук и бросился вслед за братом.

– А Гидеон с Захарием не проголодались? – весело спросила Уиллоу, садясь за стол на кухне, чтобы позавтракать. Настало утро, в летнем небе светило теплое солнышко, и она снова была в хорошем настроении.

Мария, стоявшая у плиты, смеялась низким грудным смешком.

– Нет, chiquita, они не голодные. Они, по-моему, любуются петуньями, которые мы посадили у забора.

Уиллоу нахмурилась. Ей вовсе не казалось, что Гидеон или Захарий очень увлекаются цветами. Она пожала плечами. Потом она покажет им беседку с белой сиренью и розами.

– Папа приходил домой прошлым вечером?

– Нет, – ответила Мария.

– Думаешь, он у Дав Трискаден, так скоро после… Мария уверенно покачала головой:

– Нет. Он взял с собой матрас с одеялом, еду и кофейник.

– Поскорее бы он вернулся, – сказала Уиллоу. – Мне бы не хотелось уехать к Гидеону, не сказав сначала об этом папе.

На лице Марии сияла улыбка, когда она подошла к столу и налила Уиллоу горячий свежий кофе.

– Он не рассердится, chiquita. Он знает, что жена должна жить со своим мужем.

– Я буду скучать по тебе, Мария.

Слезы сверкнули в добрых глазах экономки.

– Ты будешь недалеко от Марии, – сказала она, вероятно, больше для собственного утешения.

Не донеся вилку до рта, Уиллоу осенило:

– Я спрошу Гидеона, можно ли тебе жить у нас! Мария печально покачала аккуратно причесанной головой:

– Нет, сеньорита… сеньора. Кто же будет готовить и стирать для папы, если меня здесь не будет?

Уиллоу не сомневалась, что Дав Трискаден устроится в этом доме, как только позволят приличия, но, вероятно, она была не из тех, кто готов посвятить себя выпечке хлеба и мытью полов. Уиллоу молча согласилась с доводами Марии и сосредоточилась на завтраке.

Когда он был съеден, обе женщины занялись сбором белья, кухонной утвари и занавесок, чтобы отвезти все это в загородный дом, который теперь станет домом Уиллоу. Несмотря на то что все эти годы за ней присматривала Мария, Уиллоу очень хотелось самой попробовать вести хозяйство.

Складывая одеяла и покрывала, Уиллоу напевала что-то про себя, но вдруг остановилась, почувствовав присутствие Гидеона на пороге спальни. Вспомнив его вчерашний холодный тон, она замерла, не желая или будучи не в силах заговорить первой.

– Кажется, я без конца перед тобой извиняюсь, – сказал он прямо из-за спины, и от самой его близости у Уиллоу заныло сердце.

– Тебя не было всю ночь, – сказала она; в ее словах не было ни злости, ни обвинения.

– Меня не было большую часть ночи. Я спал в гостиной.

Уиллоу ощутила внезапное желание обернуться и влепить мужу звонкую пощечину, но она подавила его. Однако у нее побелели суставы пальцев, когда она схватила стеганое одеяло, которое укладывала в ящик с бельем.

– Почему же ты не пришел ко мне в комнату? Последовала короткая пауза, а потом:

– А ты была бы рада мне, Уиллоу?

Она повернулась к нему, таща за собой одеяло. Золотые молнии сыпались у нее из глаз.

– Нет!

Гидеон пожал плечами и развел руками.

– Мне нечего сказать, – сказал он. – Ты простишь меня, Уиллоу?

Комната, казалось, наполнилась ароматом белой сирени, вплывавшим через открытое окно.

– Гидеон Маршалл, ты собираешься быть хорошим мужем, – спросила она, – или бесстыжим распутником?

– Полагаю, от моего ответа зависит моя судьба? Уиллоу покраснела:

– Зависит!

Он устало улыбнулся:

– Тогда я буду хорошим мужем.

Несмотря на свою рассудительность, Уиллоу поверила ему.

Когда Девлин Галлахер вернулся из своего затворничества в горах, он увидел, что Хуан и Паблито грузят ящики и корзины в повозку. Все сразу же поняв, Девлин ощутил щемящее одиночество.

Уиллоу уезжала.

Смирившись с этим, Девлин отмахнулся от предложенной Паблито помощи и сам отвел лошадь в стойло, дав ей воды и корма. Он уже направлялся к дверям конюшни, когда к нему подошел Гидеон Маршалл. Вид у него был решительный и нервный одновременно.

– Ты уж лучше не обижай мою дочь, – грубовато сказал Девлин.

Гидеон слабо улыбнулся. Было ясно, что ему не нравится мысль, что он ставит Уиллоу между мужем и братом, и это хоть как-то утешало Девлина.

– Не буду, – пообещал Гидеон.

– Я думал, ты к этому времени уже уедешь, – заметил Девлин, потирая рукой ноющую шею, когда они выходили из полутемной конюшни на яркое солнце. Он начинал стареть; слишком стар, чтобы бродить в горах и спать на земле.

Гидеон засунул руки в карманы.

– Уиллоу не хотела уезжать, не поговорив сначала с вами. – Он помолчал, потом откашлялся. – В общем-то и я тоже.

Девлин понимающе посмотрел на зятя:

– Спасибо.

Гидеон только кивнул; у него на щеке дергалась мышца, а глаза, которые он отводил в сторону, снова пристально посмотрели в лицо Девлина. Судья понял, он хотел сказать что-то еще.

– Я бы выпил чашечку кофе у Марии прямо сейчас, – заметил Девлин. – А ты?

Гидеон снова кивнул, и у него покраснела шея, а потом и уши.

Все сразу же поняв, Девлин улыбнулся про себя.

Подав молча кофе, Мария вышла из кухни. Гидеон с Девлином сидели за столом, обхватив ладонями чашки.

Гидеон снова откашлялся:

– Сэр…

Девлин немного подождал, прикусив нижнюю губу, чтобы не улыбнуться или, того хуже, не рассмеяться.

– Да, – сказал он наконец, не в силах удержаться и подняв бровь.

Гидеон заерзал на стуле.

– Мы… ну… Уиллоу и я уже были вместе. Девлин отпил горячий кофе, и, проглотив, обжегся им.

– У тебя, должно быть, есть какой-то повод, чтобы рассказать мне об этом, парень. Но я не совсем понимаю, какой именно, – смог он сказать.

– Вы имеете право знать, что это никакое не притворство, я имею в виду наш брак, – выпалил Гидеон, недоверчиво глядя на Девлина и снова покраснев до ушей.

– Правда?

Гидеон решительно покачал головой:

Честно говоря, не скажу, что люблю вашу дочь, вот. Не знаю, люблю или нет. Но я буду хорошо обращаться с Уиллоу, обещаю.

Тебе придется сдержать это обещание, – спокойно предупредил его Девлин. – Есть две вещи, которые я не потерплю, Гидеон, и это уже твоя забота. Никогда, ни по какой причине, даже в ярости, не смей бить мою девочку. И никогда не предавай ее с другой женщиной.

Гидеон сжал зубы и хотел было заговорить, но Девлин резко оборвал его:

– Я знаю, что ты скажешь. Не мне советовать быть верным жене. Но у меня есть на это право, потому что моя дочь будет страдать и потому что мне лучше, чем кому-либо еще известно, сколько боли и неприятностей может принести такое самопрощение.

– Вы хотите сказать… Девлин снова перебил:

– Я говорю, что мне жаль того, что я сделал твоей матери, Гидеон. Я сказал это ей и говорю тебе. Только попробуй опозорить Уиллоу, и я отстегаю тебя. Если ты считаешь, что это пустая угроза старика, то снова подумай об этом.

Гидеон отвел глаза, молча размышляя над словами Девлина.

– Незадолго до своей болезни твоя мать сказала мне кое-что, врезавшееся мне в память до самой смерти, что бы я ни делал, – тихо продолжал Девлин. – Она сказала, что не могла простить мне не моих похождений, а того, что люди жалели ее из-за моего поведения. Ивейдн ненавидела меня за это, и я не виню ее.

Карие глаза скользнули по лицу Девлина, их выражение нельзя было прочесть.

– Когда вы женились на моей матери, вы просили ее оставить меня и брата в Нью-Йорке?

Прямота вопроса несколько ошеломила Девлина, но он быстро ответил:

– Конечно, нет. И она не хотела оставлять вас – она неделями плакала.

– Почему же она не боролась с дедушкой? Девлин вздохнул, откинувшись на спинку стула и вспоминая.

– Здесь тогда все еще было много индейцев, и единственным законом была бдительность. Твой дедушка убедил Ивейдн, что с ним вы будете в безопасности, что там вас ждет лучшая жизнь, доктора, хорошие школы.

Гидеон на минуту отвернулся, и в этот краткий миг Девлин понял, насколько похожи были Стивен и этот молодой человек. Он снова успокоился.

В тишине вошла Уиллоу, сияющая и счастливая. Она бросилась в объятия Девлина, едва не опрокинув его стул. Он засмеялся и прижал ее к себе. Теперь он улыбался, разделяя ее очевидную радость, хотя и знал, что позже будет горевать о том, что потерял ее.

Какое-то чувство заставило Венсела Тадда в то июньское утро не пойти ни в его любимый салун, ни в комнату, которую он снимал в пансионе миссис Портер, несмотря на то что ему было жарко, хотелось пить и вообще силы покинули его. Вместо этого, ругая себя самого, он направился в магазин.

Сам вид милого личика заставил его остановиться на месте. Уиллоу была одна, погруженная в осмотр фарфорового сервиза, что позволило Венселу свободно наблюдать за ней.

Он почувствовал угрызения совести, которые сменили усталость от многодневного и безрезультатного преследования Стивена Галлахера. Она все это время здесь, эта девчонка, – Господи, почему он раньше о ней не подумал? Если она была так близка со своим братом, значит, она иногда встречалась с ним, и все, что нужно делать Венселу – просто следить за ней. Он мог бы одним легким движением исцелить свою израненную гордость и получить вознаграждение.

Вот она повернулась и увидела его, и даже ее незаметно скривившиеся губы убедили его в том, что он прав. Она знала его и презирала, а это значит, что она, возможно, видится со своим братом довольно регулярно.