Как-то давным-давно она подслушала, как Стивен занимался любовью на сеновале с одной из своих женщин. Они не знали, что Уиллоу была там, и она не могла убежать, охваченная любопытством и страхом, что ее поймают.

Было много возни и много шума, и они оба – Стивен и та женщина – иногда вскрикивали, словно корчились в невыносимой агонии.

Уиллоу испугалась, но, к ее удивлению, Стивен и его женщина оказались совершенно здоровыми, когда она увидела их позже. Глаза женщины как-то по-особенному сияли, а Стивен ей улыбался, точно эти двое разделяли какую-то известную только им шутку.

Руки Гидеона ласкали бока Уиллоу, а его рот пировал у нее на груди, и она начала дрожать под ним одновременно от страха и желания. Будет ли он любить ее тем же сладким и бесстыдным способом, как тогда на холмах? Тогда она кричала. От этого стонала и молила, словно в муках, женщина Стивена?

Уиллоу была полна смущения и желания, страха и страсти.

– Гидеон, Гидеон… – твердила она как в беспамятстве.

Его ответом был хриплый смех и слова:

– Скоро, колдунья. Ты еще не готова.

Его рот спускался все ниже, оставляя на тебе теплые поцелуи, которые словно ножики кололи Уиллоу, давая ей острое наслаждение.

– Г-готова? – шептала она, перебирая пальцами его волосы.

Теперь он был у самого входа в ее женственность; его дыхание, несмотря на ветерок из окна, согревало все ее тело, заставляя каждый его дюйм трепетать. «У-у-у-у», – сказал он, припав к ней ртом. Это нежное движение было таким пронизывающим, что удовольствие от него было похоже на боль.

Уиллоу задрожала. Руки Гидеона поймали ее бедра, подняв их выше, и удовольствие стало настолько сильным, что Уиллоу показалось, что больше она не вынесет его.

– Гидеон, Гидеон! – кричала она, когда внутри поднялась горячая волна, которая медленно угасла, оставив ее вздрагивающей и обессилевшей.

Он нежно положил ее на кровать. Глаза его заволакивало пеленой, когда он пробежал взглядом по ее обнаженному телу, требуя его. Осторожно, чтобы не придавить ее своим весом, Гидеон опустился на Уиллоу, и она почувствовала, как от напряжения и желания дрожат мускулы его загорелого тела, а жаркое касание его члена было волнующим и приятным.

– Красивая… – сказал он рассеянно, пряча лицо в спутанных волосах Уиллоу.

Уиллоу неподвижно лежала под ним, пресытившись, но чувствуя, что ее желание снова просыпается, разбуженное властью его тела, запахом его волос и кожи.

– Иди ко мне, – сказала она.

Со стоном Гидеон раздвинул ее ноги, нежно отыскивая вход.

– Колдунья, – выдохнул он, и вот уже он был в ней, но только совсем чуть-чуть.

Инстинктивно Уиллоу схватила обеими руками его твердые ягодицы, прижимая его сильнее. Он застонал, словно от ужасной боли.

– Полегче, ради Бога, тебе будет больно, если мы поспешим.

Уиллоу вдруг вспомнила слова Марии. Она говорила, что сначала будет больно, но желание Уиллоу было сильнее страха.

– Пожалуйста, Гидеон, – сказала она приглушенным ласковым голосом.

Осторожным толчком Гидеон до конца вошел в нее. Уиллоу ощутила резкую боль, но она быстро прошла, и Уиллоу вцепилась в него, когда он стал выходить. Конечно же, это еще не конец магической загадочной церемонии!

Гидеон вернулся, на этот раз сильнее и увереннее, и Уиллоу растворилась в жаре, несмотря на нежность его движений.

Теперь движения его тела подчинялись ритму его страсти, убыстряясь с каждым толчком. Он повторял ее имя снова и снова хриплым голосом, и Уиллоу, ослепленная потоком новых ощущений, позволила этому голосу увлечь себя к восхитительному оргазму, который ожидал обоих.

Они лежали неподвижно в сладком изнеможении какое-то время, потом с нервным смешком Уиллоу объявила:

– Ты меня раздавишь.

Гидеон немедленно сполз, лег на спину. Он прерывисто дышал, уставясь в потолок, будто видел небо сквозь него.

– Небольшая месть, – ответил он, – за то, что ты только что сделала мне.

Уиллоу села; если бы у них были одеяла, она бы натянула их на себя.

– Извини меня! – вспыхнула она. Гидеон рассмеялся.

– Успокойся, колдунья, – сказал он. – Я не издевался над тобой. Если ты собираешься спросить меня, то да. То, чем мы только что занимались, может сделать тебя беременной.

Уиллоу сглотнула. Их союз, несмотря на весь его огонь, был непрочным, и внезапно она почувствовала себя совершенно одинокой, хотя Гидеон был так близко, что она могла дотронуться до него.

– А что, если у меня будет ребенок, Гидеон? Что тогда произойдет?

Своей сильной мужской рукой он накрыл ее все еще пульсирующую грудь.

– Тогда мне придется разделить с тобой это, – ответил он.

Слезы сверкнули в глазах Уиллоу; увидев их, Гидеон спустил ее ниже, так что ее голова легла ему на плечо. Его тело тоже было потным от напряжения, с которым он взбирался на вершины страсти.

– А что, по-твоему, должно случиться, Уиллоу? – тихо сказал он, вороша рукой ее волосы. – Ты вообразила, что я брошу тебя и моего ребенка, даже не оглянувшись?

Уиллоу пожала плечами:

– Откуда мне знать, что ты сделаешь, Гидеон Маршалл? Ты для меня незнакомец, портрет, который ожил.

Он усмехнулся; звук был глубокий, грудной, гремевший в ушах у Уиллоу.

– Я Ланцелот, – сказал он.

Уиллоу вскинулась бы снова, если бы он не остановил ее.

– Ты знаешь об этом?

– Об этом нетрудно было догадаться, колдунья. Надеюсь, ты понимаешь, что я сделан не из масляных красок и холста, а из плоти и крови.

Уиллоу густо покраснела, так как не было смысла отрицать это.

– Я много думала о тебе, но никогда у меня не было разгадки этому, – призналась она.

Гидеон засмеялся:

– Что же, скажите на милость, прекрасная девица, вы воображали?

У Уиллоу комок подступил к горлу от девической наивности ответа, который она должна была дать.

– Я… я думала, ты будешь… ну, я знала, что ты будешь внутри меня, но я не знала, как это. Я не знала, что мы будем двигаться так…

На этот раз Гидеон не смеялся, и юмор в его голосе был мягче.

– Ты думала, я просто собираюсь прыгнуть на тебя, а потом лежать там?

– Да, – призналась Уиллоу.

Какое-то время они лежали молча, рука Гидеона медленно перебирала волосы Уиллоу. Наконец, повернувшись к ней снова и оказавшись сверху – его губы были всего в дюйме от ее губ, – он выдохнул:

– Никогда не бойся, моя госпожа. Я останусь с тобой и убью драконов для тебя.

Пьянящее чувство охватило Уиллоу, но она ощутила и грызущее сомнение. Убьет ли он и ее брата?

Его рот накрыл ее губы, немного сонно, хотя и настойчиво.

Уже спускалась ночь, когда они наконец-то оделись и вернулись в город.


К величайшему облегчению Гидеона, все соболезнующие ушли к тому времени, когда они с Уиллоу добрались до дома судьи Галлахера. Только Захарий оставался там, и хотя у него совсем не было настроения препираться с братом, Гидеон мог как-то смириться с его присутствием.

Захарий молчал, пока Уиллоу не поднялась наверх; ее распущенные волосы развевались за спиной, а щеки пылали. Потом в тишине гостиной Галлахера он поднял свой бокал бренди в явно недружелюбном и насмешливом приветствии:

– У некоторых весьма интересный способ бороться с горем.

Гидеон напрягся, но потом ему захотелось расслабиться. Чтобы помочь себе в этом, он налил себе в стакан виски отчима.

– Она моя жена, – сказал он после долгой паузы.

– Уж мне ли это не знать лучше других? – сказал Захарий. Прислонившись к каминной полке, он принял вид совершенно расслабившегося человека, но из долгого опыта Гидеон знал, что его брат был словно свернувшаяся змея, готовая нанести укус в любую минуту.

Гидеон смерил Захария уничтожающим взглядом:

– Послушай, Захарий, я все это терпеливо сносил. Когда я узнал, что ты сделал, мне хотелось выпустить тебе кишки, но я не сделал этого. Так почему бы тебе просто не заткнуться, пока не поздно?

Захарий как-то презрительно хмыкнул, самодовольно ухмыляясь.

– Ты, случайно, не заблуждаешься, воображая, что являешься достойным противником для меня, братишка?

– Это не заблуждение, и ты это знаешь. Захарий улыбнулся, обнажив свои ослепительно белые зубы, но слегка побледнел.

– Хорошо, Гид, хорошо. Маму похоронили только сегодня, и никто из нас ничего такого не думает.

В этих словах был скрытый укол, задевший гордость Гидеона. Был ли он неправ, забывшись в сладостном огне с Уиллоу в этот печальный день? Он сделал вид, что не заметил намека брата.

– Не сентиментальничай, Захарий, – сказал он хрипло, – мы с матерью не были слишком уж близки, ни ты, ни я, так что давай не будем притворяться. В сущности, она просто бросила нас.

Захарий сделал большой глоток из своего бокала.

– Гид, она не оставляла нас, просто дедушка не дал ей забрать нас на Запад после того, как умер отец, вот и все.

Это было весьма резонно, но все равно не вполне укладывалось в голове Гидеона. Ивейдн вышла замуж за Девлина Галлахера спустя всего несколько недель после смерти первого мужа, оставив двоих сыновей на попечении строгого, но справедливого свекра. Их воспитали в достатке, но в то же время и достаточно сурово, чтобы мальчики стали настоящими мужчинами. И тем не менее то обстоятельство, что Ивейдн ушла, даже не попытавшись бороться за своих сыновей, обескураживало его.

– Возможно, судья не позволил бы ей привезти нас, – предположил Захарий, прервав молчание. – Ты когда-нибудь думал об этом, Гид? Может, ему не хотелось, чтобы под ногами все время крутились дети другого мужчины.

Гидеон все эти годы часто думал об этом, но теперь, встретив судью, он увидел его совсем в ином свете. Несмотря на разгульный образ жизни, Девлин Галлахер не был из тех, кто увиливает от ответственности, даже если она только частично его.