Кэтрин приняла душ и надела строгую белую блузку и черную юбку-карандаш, сделала макияж и задумалась, как поступить с волосами. Обычно перед выступлением Кэтрин собирала их в хвост, но Уорвик сказал, что она гораздо лучше выглядит с распущенными волосами. Собрать? Оставить? Собрать? Оставить?

– Оставлю распущенными, – в конце концов решила Кэтрин, и темные кудри рассыпались по плечам.

Она нанесла еще один слой блеска для губ и, перелистывая заметки к докладу, села у окна с видом на озеро. Выступление и было целью ее приезда в Перли-холл, но после встречи с Уорвиком она почти забыла о работе. На этот раз любовь определенно одержала победу над литературой.

Несмотря на то что Робин забылась только перед рассветом, проснулась она около семи часов утра и ощутила странную бодрость. Бренди дейм Памелы действительно помог уснуть, и сейчас, когда наступил новый день, она чувствовала себя готовой к борьбе за свою личную жизнь.

Выбравшись из постели, Робин натянула джемпер, который надевала вчера ночью, – блеснула серебряная брошь, и она погладила лошадку, вспоминая лицо Дэна перед расставанием. Пришлось закрыть глаза, потому что эта картина причиняла боль.

– Дэн, – прошептала Робин.

Но существовало еще кое-что, точнее, кое-кто, о ком она должна подумать в первую очередь, и это был Джейс. Как теперь поступить с Джейсом?

– А что сделала бы Элизабет Беннет? – обратилась Робин к пустой спальне.

Она взяла подушку с кресла у окна и, отыскав книги, которые выиграла, села на широкий подоконник и выбрала чудесное издание «Гордости и предубеждения». Провела кончиками пальцев по белой с золотом обложке и подумала, что на свете нет ничего прекраснее нового издания любимой книги.

Робин пропустила лекцию на тему «Чему нас может научить Джейн Остин», но ей не нужны были чужие советы: она сама знала, где искать ответ. «Гордость и предубеждение» – роман о предложениях руки и сердца, удачных, неудачных, нелепых. Робин помнила почти все эпизоды слово в слово и сейчас, листая новенькие страницы, нашла главу, которую хотела перечитать. Речь шла об отказе Элизабет Беннет выйти замуж за мистера Коллинза.

«Вы не можете сделать счастливой меня, и, по моему глубокому убеждению, из всех женщин на свете я меньше всех могла бы составить счастье такого человека, как вы».

Робин очень нравились уверенность и сила воли Элизабет, которую она проявила в этом разговоре. Это была одна из черт, располагающих к ней читателя. Кроме ума, проницательности и привязанности к сестре, Элизабет обладала смелостью и независимостью суждений. В эпоху, когда брак был единственной карьерой, доступной женщине, Лиззи рискнула всем, отвергнув претендента, готового обеспечить ей безбедную жизнь.

А за этим последовало потрясение от согласия Шарлотты Лукас. Робин, вспоминая эти строки, всегда испытывала ужас и отвращение, несмотря на то что роман был прочитан множество раз. Брак был единственным шансом Шарлотты получить собственный дом, собственную жизнь. Что же она сказала тогда Лиззи? «Я ищу крова над головой».

Робин перевела взгляд на изумрудно-зеленую лужайку за окном и поблагодарила свою счастливую звезду за то, что родилась в двадцатом веке. Она, конечно, любила читать о дамах эпохи Регентства, воображать себя в узорчатом муслине, но на самом деле жизнь женщины тогда была гораздо тяжелее. Да, в двадцать первом веке исчезли хорошие манеры и старинные обычаи ухаживания, но, по крайней мере, женщина в наши дни может самостоятельно решать, как ей жить, без страха остаться нищей.

Она не нуждалась в Джейсе, чтобы обрести крышу над головой: у нее был собственный дом и, в отличие от Шарлотты Лукас из «Гордости и предубеждения», перед ней открывались широкие возможности. Ей не нужно выходить замуж за Джейса. Так почему же она согласилась? Неужели только из-за того, что все смотрели на нее и ждали слова «да»? А что, если бы она сказала «нет»? Что произошло бы после этого? Она представила себе вчерашнюю сцену, Джейса, сидящего высоко на спине Персея, и невольно улыбнулась. Он был уверен в ее согласии. Наверное, поэтому мужчины так часто делают женщинам предложение в общественных местах – в таком случае гораздо больше шансов на то, что она согласится из страха перед неприятной сценой. Но ведь нельзя же связывать себя на всю жизнь с нелюбимым человеком только ради того, чтобы избежать нескольких неприятных минут?

Робин вздохнула. Дело ведь не только в этом. Ее терзало прежнее чувство – ощущение того, что она навеки связана с Джейсом. У нее никогда не было другого мужчины. Она в нем уверена. Допустим, при виде его сердце у нее не трепетало от счастья, напротив, большую часть времени он ее чертовски раздражал, но они прекрасно знали друг друга, и в этом, как ни странно, было что-то комфортное, уютное.

– Как с моей работой, – призналась Робин самой себе.

Все в ее жизни было так просто. Она ходила в ту же самую школу, что и ее мать. Поступила на первое же место, куда ее приняли, и с тех пор там и работала. Она не встречалась ни с кем, кроме Джейса. Всегда выбирала легкий путь, потому что было страшно что-то менять. Но перемена тоже может принести радость – этому ее научила Джейн Остин. Элизабет и Дарси пришлось столько узнать о самих себе, изменить свой образ мыслей, взгляды на мир, и только после этого они смогли обрести счастье. Энн Эллиот превратилась из зависимой и наивной девушки в женщину, которая знает себя и не боится принимать самостоятельные решения, а милая Кэтрин Морланд смогла отбросить свои детские представления о жизни и принять реальность – и в том числе своего возлюбленного Генри Тилни.

В книгах Остин речь идет о взрослении, самопознании. Счастливая развязка наступает не просто так – герои идут к ней трудной дорогой, а это никогда не привлекало Робин. До сегодняшнего дня.

Теперь она знала, что делать.

Уорвик пел в ванной. Он любил петь, но только тогда, когда никто его не слышал. Сегодня это была «Somebody to Love» группы «Куин», и звуки собственного голоса казались ему весьма приятными, хотя любой из соседей мог бы с этим поспорить.

Миновала очередная волшебная ночь в Перли, и Уорвик невольно улыбался, вспоминая о том, как он провел ее, – с Кэтрин. Как хорошо ему было рядом с ней. Когда он с ней, ему так… спокойно, в душе царит такая безмятежность. С Кэтрин он мог быть самим собой, а ведь он до сих пор не рассказал ей правду.

– Но я расскажу. Обязательно расскажу. В свое время. Все образуется, – обратился он к своему смутному отражению в запотевшем зеркале, но прозвучало это неубедительно. – Просто дай мне радоваться жизни в этот уик-энд.

Но радоваться жизни Уорвику было не суждено. Едва он оделся, как запищал телефон. Пришло сообщение от Нади Спаркс, его агента.

«Возможно, все-таки приеду на бал! Еще позвоню. Н.»

У Уорвика пересохло в горле. Надя имела в виду воскресный бал в Перли. Это было весьма престижное мероприятие, и люди, связанные с издательским бизнесом, всячески стремились оказаться в числе участников.

«Только не Надя», – думал он, быстро набирая ее номер.

Однако попал на голосовую почту и, выругавшись, отключился. Этого он совершенно не ожидал. Уорвик, конечно, обожал своего агента, но ему не хотелось встречаться с ней здесь. Она представляла Лорну Уорвик, а в этот уик-энд он был отнюдь не Лорной Уорвик, и всего, что грозило разоблачением, следовало избегать любой ценой.

В восемь часов Робин спустилась вниз. В холле никого не было, кроме дворецкого Хиггинса, который в это утро был облачен в ярко-синий жилет с блестящими серебряными пуговицами.

– Доброе утро, мисс, – поздоровался он.

– Доброе утро, – отозвалась Робин. – Я бы хотела увидеть Джейса – моего… э… жениха.

– Разумеется, мисс. Следуйте за мной.

Он повел ее в сторону библиотеки, открыл какую-то дверь, которую Робин раньше не замечала.

– Это Западная гостиная, – объяснил он. – Я взял на себя смелость сервировать здесь завтрак на двоих.

– О, огромное спасибо, – пробормотала Робин, заметив на столике поднос с овсянкой, фруктами, тостами, чаем и соком для нее и Джейса.

После вчерашнего происшествия они совершенно этого не заслуживали.

Дворецкий поклонился и вышел. Робин повернулась к Джейсу – из-под простынь виднелась лишь его лохматая голова. Она присела на стул около импровизированной кровати, размышляя о том, не следует ли его разбудить.

«Как легко сейчас просто взять и уйти», – подумала она.

Но бегство ни к чему не приведет, а Робин была настроена разобраться в их отношениях раз и навсегда.

– Джейс, – прошептала она.

Тот не пошевелился.

– Джейс!

– А?!

Он резко сел. Волосы торчали во все стороны, он морщился от страшной головной боли с похмелья.

– А, это ты, – буркнул Джейс, явно недовольный видом женщины, которой вчера сделал предложение.

– Ну конечно это я. А ты кого ожидал увидеть?

– Я подумал, может быть, это тот диковинный парень в жилете. Он возился тут, но я притворился, что сплю. А он все время кашлял.

– Это Хиггинс, дворецкий. Он принес нам завтрак.

Джейс снова поднялся, отбросил простыни и вдруг заметил, что раздет:

– Какого черта?

– Твою одежду выстирали и выгладили – вот она, – сказала Робин, указывая на стул, где были аккуратно сложены вещи Джейса.

– Вот черт! Надо почаще сюда заглядывать, – хмыкнул он, вставая и быстро одеваясь.

– Тебе вообще не следовало сюда приходить, – помолчав, произнесла Робин.

– Что значит – не следовало? – резко обернулся Джейс.

– Джейс, о чем ты думал?

Он надел брюки, а затем уставился на Робин с таким видом, словно она говорила на иностранном языке.

– О чем я думал? – повторил он, наморщив лоб. – О тебе. Я думал о тебе.

– Но раньше-то ты никогда обо мне не думал.

– Да о чем ты говоришь?!

Робин вздохнула:

– Надо наконец взглянуть правде в глаза. У нас с тобой ничего не получается.

Джейс ответил не сразу, потому что заметил завтрак и жадно набросился на еду.