– Ну что ты, спешить некуда, – возразила Робин.

– Но ты же уезжаешь в понедельник, – напомнил он.

– Ах да, правда, – вздохнула Робин.

– Что, Перли тебя уже околдовал?

– Думаю, да.

Взгляды их встретились. У него были удивительные золотисто-карие глаза, в которых плясали веселые искорки.

– Когда я еще не жил здесь, а только приезжал в гости, то чувствовал себя точно так же. Мне становилось все труднее и труднее уезжать, так что в конце концов я сдался.

– Тебе повезло, – сказала Робин. – Жаль, что я не могу остаться.

Он улыбнулся:

– Мне тоже. То есть я хотел сказать: мне тоже жаль, что ты уезжаешь.

Дэн засмеялся. Робин нравился его смех. Он был громкий, жизнерадостный и совершенно естественный.

– Значит, это нужно всем женщинам? – спросил он.

– Что?

Дэн помахал книгой.

– Романтика? – уточнила Робин.

– Нет, – ответил он, снова открывая первую страницу. – Холостой «молодой человек, располагающий средствами».

– Ах, ты нас раскусил, – хмыкнула она. – Таких женихов хотела заполучить миссис Беннет для своих дочерей. Когда прочитаешь дальше, поймешь почему.

– А сегодня? Чего хотят женщины сегодня?

Робин взглянула ему в лицо:

– Не думаю, что ответ на этот вопрос можно найти в книге.

– Ну а ты сама, Робин, чего хочешь в жизни?

Она сглотнула и мысленно задала себе вопрос: почему это его интересует? Не то чтобы она возражала. Ей даже нравилось. Джейс никогда не задавал подобных вопросов. Если он что-то и спрашивал, то только нечто вроде: «А что у нас сегодня к чаю?» или «У тебя кетчуп есть?»

– Чего я хочу? – повторила она. – Ну, наверное, найти работу, которая мне будет нравиться, жить в месте, которое мне нравится.

– А сейчас у тебя нет ни того ни другого?

– Моя работа – это просто средство не умереть с голоду, приходится ее терпеть, – покачала головой Робин.

– А как насчет твоего… друга?

– Джейса? – Робин сделала глубокий вдох. – Не знаю, чего он хочет от жизни, но думаю, не того же, чего и я. По крайней мере, в последнее время.

– Он не понимает Остин? – спросил Дэн, и во взгляде его вспыхнул насмешливый огонек.

– Нет, – вздохнула Робин. – Но хуже то, что он не понимает меня.

Они умолкли. Робин взглянула на озеро. На воду, громко хлопая широкими крыльями, опускались два белых лебедя. Птицы сделали красивый вираж и одновременно коснулись поверхности водоема, подняв фонтаны брызг, а затем сложили крылья и словно превратились в божественно прекрасные статуэтки.

Вдруг Робин почувствовала на себе пристальный взгляд Дэна.

– Что такое? – прошептала она.

– Как он может не понимать тебя?

Робин на миг подняла на него глаза и отвернулась, не зная, что сказать.

– Я лучше пойду в дом, – поднимаясь со скамьи, наконец произнесла она.

Дэн тоже встал.

– Спасибо за книгу, – сказал он. – Постараюсь вернуть ее в целости и сохранности.

– Так будет лучше для тебя, – улыбнулась она и зашагала к дому.

Войдя в холл и стараясь не попадаться никому на глаза, Робин почувствовала, что сердце как-то подозрительно быстро бьется.

– О боже! – воскликнула она, отчаянно пытаясь изгнать из мыслей образ Дэна, выбирающегося из бассейна.

Она не будет больше думать о его стройном, подтянутом теле, не будет вспоминать капли воды, блестевшие на руках и груди. Это никуда не годится.

Но ее мысли невольно уносились в запретную область. Как раз в этот момент запищал телефон. Она рискнула включить его на полчаса, и, разумеется, там оказалось полдюжины голосовых и текстовых сообщений от Джейса.

Она прочитала последнее:

«Хочу увидеться вечером. Заеду в восемь».

Робин застонала. Неужели он научился читать ее мысли на расстоянии?

Глава 17

Когда все участники свободной дискуссии заняли свои места за большим круглым столом в библиотеке, Кэтрин заметила отсутствие Робин. Она принялась было размышлять, куда могла подеваться ее новая подруга, но затем появился Уорвик, сел рядом, и Робин была забыта.

Кэтрин с нетерпением ждала возможности обсудить творчество Остин со взрослыми людьми. Как часто ее раздражало равнодушное отношение студентов колледжа к шедеврам мировой литературы! Ей было практически не с кем поговорить о любимых книгах, разве что с виртуальными друзьями в «Республике Пемберли». Именно поэтому она любила уик-энды в Перли.

«Единственная проблема в том, что приходится делиться мыслями в том числе и с субъектами вроде миссис Сомс», – подумала Кэтрин, глядя, как ее непримиримая оппонентша входит в библиотеку и устраивается напротив.

Кэтрин вздохнула. А она-то надеялась, что миссис Сомс устроит себе долгую сиесту.

Миссис Сомс принадлежала к той категории людей, которые возбуждают неприязнь одним своим видом. У нее было широкое, неподвижное, словно высеченное из камня, лицо и прищуренные глазки, которые жгли собеседника, как два уголька. Присутствие ее сильно нервировало докладчиков. К тому же обычно она сидела в первом ряду и, словно стервятник, ждала, пока выступающий не сделает ошибку. Она неизменно замечала все оплошности и тут же их исправляла. И всегда всем была недовольна. «Нельзя ли переставить стулья? Я не могу сидеть лицом к окну», «Здесь слишком холодно», «Здесь слишком жарко», «Почему-то нам не сказали, где туалеты». И так далее, и тому подобное – непрекращающаяся гневная тирада, направленная против всего мира и его обитателей.

Кэтрин старалась не встречаться взглядом со старой каргой. В комнату вошла дейм Памела, которая должна была вести дискуссию. Как обычно, актрису встретили восторженными аплодисментами. На ней было красивое воздушное платье и шаль цвета малинового сорбета, блестящие серебристые волосы были зачесаны наверх и украшены темно-красной розой. Памела смотрелась как кинозвезда до кончиков ногтей, и Кэтрин, одетой в облегающее изумрудное платье и совсем недавно вполне довольной собой, вдруг показалось, что ее наряд выглядит убого и безвкусно.

– Благодарю вас! – начала дейм Памела. – Для меня это мероприятие всегда было одним из самых интересных. Все мы имеем возможность обменяться мыслями и мнениями о наших любимых романах. Джейн Остин оставила нам шесть совершенных литературных произведений, и, несмотря, увы, на небольшое их число, они позволяют нам провести немало приятных часов. Итак, кто хотел бы выступить первым? Может быть, кто-то желает рассказать нам о своем любимом романе – о «своем любимом дитяти», если цитировать Джейн?

Воцарилось молчание. Этот феномен знаком любому преподавателю и лектору: никто не хочет говорить первым.

В конце концов Дорис Норрис сделала решительный шаг вперед и взяла со стола новенькое издание «Нортенгерского аббатства».

– Это моя любимая книга, – начала она. – Признаюсь, она стала таковой не сразу, но с годами выросла в моих глазах из-за своего юмора и замечательной героини Кэтрин.

– И героя, – добавила ее соседка.

– О да! Великолепный мистер Тилни! – вздохнула Дорис. – Как можно устоять перед мужчиной, который так превосходно разбирается в муслине!

Присутствующие заулыбались.

– Но у вас совершенно новая книга, – заметил кто-то, взглянув на «Нортенгерское аббатство». – Предполагаю, что предыдущая оказалась зачитанной до дыр.

– Она упала в канал во время катания на барже, – объяснила Дорис. – Даже не помню, сколько книг зачитала до дыр за свою жизнь, но я всегда стараюсь отложить немного денег с пенсии, чтобы покупать новые издания. Наверняка вы все согласитесь, что это одна из насущных жизненных потребностей.

Все закивали.

– А я как-то раз уронила «Доводы рассудка» с Коба в Лайм-Реджисе, – заговорила дама по имени Роуз.

Ей было где-то за пятьдесят. Кэтрин вчера вечером обменялась с ней несколькими словами и узнала, что она приехала на конференцию со своей сестрой Робертой.

– Ужасная потеря, – продолжала она. – Я долго искала книгу, надеялась, что ее вынесет на берег приливом, но больше ее не видела.

– Погодите, я еще не показала вам, в каком состоянии моя книга! – воскликнула другая женщина, поднимая над головой свои излюбленные «Доводы рассудка» с треснувшим корешком, с которого стерлось название, с совершенно испорченной, свернувшейся в трубку обложкой. – Она сопровождает меня всюду. Живет у меня в сумочке, и я никогда не выхожу из дому без нее. Скорее забуду мобильник или помаду. Больше всего на свете я боюсь застрять где-нибудь в ожидании – у врача или в пробке – и оказаться без любимого романа Остин.

– У меня то же самое, – подхватила Роберта, сестра Роуз. – Только это «Чувство и чувствительность». Я испортила уже три книжки, но не выбрасываю их. Они для меня как старые друзья.

– Я прекрасно вас понимаю, – заговорила дейм Памела. – Во время съемок, когда наступает этот ужасно долгий перерыв между сценами, я беру «Гордость и предубеждение», и время пролетает незаметно. На самом деле, я порой огорчаюсь, когда меня зовут на съемочную площадку.

Все рассмеялись.

– «Гордость и предубеждение» – моя любимая книга, – начала женщина с хрипловатым голосом, наклоняясь и извлекая стопку романов из сумки с надписью «Я люблю мистера Дарси». – Я вожу с собой несколько изданий, – продолжала она, раскладывая на столе разнообразные книги.

Здесь был и томик в красивой пастельной обложке, и издание с кадрами из фильма Би-би-си с Колином Фертом и Дженнифер Эль, и книга с изображением Киры Найтли и Мэтью Макфейдена из экранизации Джо Райта, и многие другие, включая несколько прекрасных экземпляров на иностранных языках.

– Карла, вы читаете и на других языках?! – воскликнула Роуз.

– О нет, – ответила Карла. – Но они нужны мне для коллекции. У меня еще много чего есть.

Все в предвкушении уставились на женщину, которая рылась в недрах хозяйственной сумки, извлекая книгу за книгой. Кэтрин решила, что Карле немного за сорок. У нее была очень эффектная внешность, светлые волосы коротко подстрижены. Одета она была в дорогой, сшитый на заказ костюм, на безымянном пальце левой руки искрился бриллиант размером с голубиное яйцо. Но не блеск драгоценного камня завораживал собравшихся – все смотрели только на книги. Воистину это была коллекция страстной поклонницы Остин. При виде подобного разнообразия заголовков разбегались глаза. Здесь были продолжения, сиквелы, практически все, что имело хоть какое-то отношение к любимому произведению Карлы – «Гордости и предубеждению».