Говоря так, она осторожно спустилась на ветку ниже. Спускаться с дерева в дорогом и легком платье надо было весьма осторожно. Дэниел уже ждал внизу, пока она не достигла самой нижней ветви. Он протянул к ней руки, и было бы слишком глупо отказаться от его помощи. Он взял ее за талию, а она положила руки ему на плечи и позволила поставить себя на землю.

– Джулия. – Он не отпустил ее талию, и они стояли так близко друг к другу, что, поверни она голову, они бы столкнулись носами или их губы встретились бы вновь. Однако она не повернула головы. – Обещай мне одно. Обещай, что не выйдешь замуж за Фредди. – Она почти готова была пообещать ему луну с неба и несколько звезд в придачу, особенно когда стояла вот так и чувствовала его физическое притяжение. Но на самом деле ничего не изменилось. Он объяснил ей вещи, над которыми она никогда не задумывалась и которые помогли ей понять, почему в течение одного года он так резко изменился и почему смех и проказы ушли из его жизни, чтобы никогда не вернуться. И она лишь теперь поняла, почему он всегда относился к ней враждебно. Но враждебность между ними все еще сохранялась, и она не должна была ни в чем отчитываться перед ним.

– Фредди – не твой отец, Дэниел, – заявила она. – Никто не может быть точной копией другого человека. И я еще не приняла решение, за кого мне выйти замуж. Возможно, я вообще не выйду замуж ни за одного из кузенов и сохраню хоть часть своей свободы.

– Это не ответ. Обещай мне.

– Я не могу ничего обещать, Дэниел.

– Ты просто не хочешь. – Его тон снова стал жестким.

– Я не могу.

– Потому что именно я прошу тебя об этом.

Граф повернул голову и впился в ее рот. Он целовал ее свирепо, открытым ртом несколько долгих минут, пока ее голова не закружилась и она не приникла к нему, а вся боль прошедших двух дней неожиданно сконцентрировалась в этом объятии с человеком, который сделал ей предложение и которого она отвергла. С человеком, который не любил ее и которого она ненавидела – раньше ненавидела. С мужчиной, который мог вызвать у нее слезы без всякой видимой причины.

Вдруг он разжал объятия, и Джулия почувствовала себя ограбленной и брошенной. Граф нагнулся, чтобы поднять ее ридикюль и шляпку, и, выпрямившись, протянул их ей. Его глаза смотрели жестко.

– Ты глупая девушка, Джулия. Ты готова броситься навстречу собственной гибели, только чтобы досадить мне, ведь так? Возможно, мне следует посоветовать тебе выйти за Фредди. Тогда, может быть, ты отвергнешь его.

Она всунула ноги в туфельки и дрожащими руками завязала ленты шляпки под подбородком.

– Я сделаю то, что сочту разумным и правильным для себя. Я – не твоя мать и не твоя сестра. Тебе не нужно взваливать на себя еще и мои заботы, Дэниел.

Она повернулась и направилась к дому, а он пошел рядом, не предлагая ей руки. На обратном пути они не обмолвились ни словом.

* * *

Фредерик стоял наверху подковообразных ступеней насвистывал. Но его веселость была наигранной и предназначалась слугам в холле за его спиной. Он не испытывал радости. Сузив глаза, он смотрел на дорогу, которая скрывалась за деревьями.

Интересно, подумал он, почему они направились к озеру вместо того, чтобы идти прямо к дому? Почему? Судя по тому, что эти двое испытывали друг к другу, они должны были вернуться кратчайшим путем, чтобы поскорее избавиться от неприятного каждому из них общества.

И почему Дэн прилепился к ней в деревне и даже ходил с ней по гостям, которые ничего для него не значили? Фредерика не удовлетворили предположения Камиллы, что, как новый граф Биконсвуд, Дэн чувствовал себя обязанным нанести визит наиболее важным семьям в деревне. В конце концов, Примроуз-Парк не принадлежал ему. Если только он не надеялся заполучить и его.

Дэн увлек ее от озера и в день пикника, когда Фредерик намеревался закрепить свои позиции и выпить с ней чаю. И тогда, как и сейчас, ни один из них не торопился вернуться назад.

Может быть, он недооценивает Дэна? – подумал Фредерик. Возможно ли, что он заинтересован в Джули или в Примроуз-Парке? Могло ли случиться так, что он был одним из претендентов на ее руку, хитрым и коварным? И существовал ли хотя бы крошечный шанс, что Джулия предпочтет его? Перспектива получить титул графини и огромное состояние была весьма притягательна. Конечно, он не считал, что Джули можно поколебать меркантильными соображениями. Но не может ли притяжение Дэна, человека, который никогда не любил ее и которого она всегда ненавидела, быть столь же сильным? Притяжение противоположностей? Отношения любовь – ненависть?

Это казалось вполне реальным.

Фредерик перестал насвистывать и усмехнулся. Однако его веселость продолжалась недолго. В другой ситуации он приветствовал бы достойного противника и даже дал ему фору. Это придало бы азарт игре. Но к сожалению, данная игра была такова, что выигрышем становилось его благополучие, да и что там говорить – вся его дальнейшая жизнь.

Он оказался прав, почувствовав смущение и недовольство, когда один из кредиторов нашел его в Примроуз-Парке. Разумеется, вслед ему и остальные обнаружили его местопребывание. По возвращении из деревни его ждало особенно неприятное письмо. Оно было от кредитора, который потерял сразу и терпение, и чувство юмора. Или почтенный мистер Фредерик Салливан немедленно заплатит свои долги, или ему придется столкнуться с серьезными последствиями. И сумма долга была настолько велика, что Фредерика бросило в холодный пот.

Единственный путь, который мог спасти его от унижения броситься к ногам отца, – но даже значительное состояние отца понесло бы ощутимый ущерб после оплаты всех его долгов – или от долговой тюрьмы, – это уговорить Джулию выйти за него замуж. В ближайшее время. Прежде чем закончится месяц. Все удовольствие, заключавшееся в игре-ухаживании за ней, непоправимо ушло, так как он больше не мог позволить себе играть спустя рукава. Он должен выиграть во что бы то ни стало.

И будь проклят Дэн и его хитрые уловки, если он включился в это состязание! Дэн и так получил достаточно. Больше чем достаточно. И, насколько Фредерик знал, ему были чужды расточительность и дорогие привычки. Кроме того, в Лондоне его ждала молодая и очаровательная мисс Морристон. Нельзя позволять человеку быть таким жадным.

Фредерик подождал некоторое время, но те двое не появились из-за деревьев. Чем бы они ни занимались там, у озера, они явно не торопились. Ему пришлось приложить значительные усилия, чтобы восстановить привычное добродушное выражение лица, прежде чем войти в дом.

* * *

Джулия опоздала к обеду. Не потому, что была так занята днем, что не оставила себе достаточно времени, чтобы переодеться и привести себя в порядок. Она совсем не была занята. Вернувшись домой с озера, она уединилась в зимнем саду и села на подоконник, спрятавшись за шторой от любого, кому случится туда забрести. Она сжала согнутые колени руками, устремив невидящий взор на увитую розами беседку, и задумалась.

И вдруг ее осенило. Она понимала, что это глупо. И невозможно. И крайне нежелательно. Ей оставалось только гадать, всегда ли это было так или случилось недавно – со времени его приезда в Примроуз-Парк накануне дедушкиной смерти. Или еще позже. Только сегодня днем. Неужели она влюбилась в него именно сегодня, когда он поведал ей свою историю? Или эта история просто обнажила правду, которая существовала всегда?

А какую правду? Наверняка это не было правдой. Это слишком смешно и нелепо. Однако, надо признать, он возбудил ее интерес. И как все женщины – неумные создания, хотя глупо стричь всех под одну гребенку, – она влюбилась в довольно грустную историю. А скорее в мужчину, главного ее участника.

Да, несомненно, глупо и смешно рассматривать это всерьез. Завтра утром она посмеется над собой. Она отложит все это на утро, если, конечно, сможет заснуть. Или спокойно обдумает все случившееся сегодня днем и поймет, что не могла бы сочувствовать мужчине, не влюбившись в него. Вот уж действительно приятное открытие. Впервые со времени далекого детства она, кажется, полюбила Дэниела, Ведь любовь вырастает из понимания и сочувствия.

Но ничего хорошего не получалось. Было бессмысленно пытаться сохранить здравомыслие. Джулия знала это из опыта. У нее эмоции и интуиция всегда побеждали здравый смысл. Это факт, и, кроме того, она знала, что хороший ночной сон, если он вообще придет, ничего не изменит. Случилось то, что, она знала, однажды должно было случиться с ней, то, чего она так долго ждала. Именно по этой причине она отвергла всех своих поклонников. Она всегда знала, что однажды полюбит и не сможет выйти замуж, если – или пока – этого не случится.

То, что произошло, было бессмысленно, нерезонно и нежелательно. Она вовсе не желала влюбляться в Дэниела, но влюбилась, и все тут. Она могла наконец выразить это словами, даже не произнося их вслух.

Она любила Дэниела. Слова звучали странно. Невероятно. Но они удивительно согревали душу. Дэниел!

Итак, все было испорчено. Любая надежда на то, что она сможет остаться в Примроуз-Парке, исчезла, Надежда, что она могла бы стать членом семьи, которая ей всегда казалась родной, но на деле никогда не была таковой, ушла навеки. Теперь она не сможет выйти замуж ни за кого из кузенов – ни за Малькольма, ни за Леса, ни за Фредди. И уж конечно, не за Дэниела. Потому что, даже если его можно было бы спровоцировать повторить свое предложение, – а он сказал, что не сделает этого, – она все равно не приняла бы его. Немыслимо выйти замуж за человека, который ее не любит и которого она любит с такой страстью. Лучше уж выйти замуж за Фредди, который не будет требовать любви, или за Леса, который не будет на это надеяться.

Правда, она вообще может не выходить замуж. Ни за кого. Никогда. Пусть это звучит несколько мелодраматично. Ведь любовь, если ее не поддерживать, умирает – через год, или десять лет, или через сто. Возможно, если это случится, она сможет полюбить снова? Кто знает? Всегда есть надежда на счастливый конец, пока живешь и дышишь.