Единственным изъяном в ее плане было присутствие кузины Бет и миссис Милхаус. Ни одна из этих леди не была близка с ней, и было бы трудно объяснить им все.

Эванджелина пошепталась с миссис Милхаус, и добрая женщина пригласила кузину Бет зайти к ней и уютно посидеть в ее гостиной. Эванджелина пообещала вскоре присоединиться к ним.

Она проводила дам до входной двери, потом вернулась в гостиную, где теперь оставались только мужчины. Сердце ее колотилось; она ужасно нервничала. Но она должна была сделать то, что запланировала. Да, должна!

Она посмотрела на Остина. Ох, как он был великолепен в темном сюртуке и в лайковых бриджах. Кружевные манжеты ниспадали на его сильные руки, — на руки, которые так ласково поглаживали ее, когда они лежали в постели. Эти же руки возбуждали ее, вызывая желание, пробуждая в ней женщину.

Его гладкие волосы, как всегда, были стянуты в хвостик, а рыжеватые пряди сверкали в залитой солнцем комнате. Темные же глаза, сейчас спокойные, прошлой ночью говорили о разрывающих его душу страданиях. Прошлой ночью ей хотелось только одного — сделать счастливым его.

И сейчас она сделает это… своим способом.

Эванджелина закрыла за собой дверь и стала перед мужчинами. Мистер Сьюард перехватил ее взгляд, и она едва заметно кивнула ему. Затем громко проговорила:

— Джентльмены, прошу внимания!

Разговоры в комнате стихли. Все мужчины посмотрели на нее. Остин же нахмурился.

Эванджелина глубоко вздохнула:

— Ну, давайте!

И все как один, повернувшись к ее мужу, вытащили из карманов смотанные веревки. Сьюард отдал приказ — и мужчины, накинувшись на ошеломленного Остина, повалили его на пол.


Глава 27


— Какого черта?..

У Остина перехватило дыхание, когда он рухнул на ковер и Осборн коленом нажал на его грудь. Он прерывисто дышал, размахивая руками, потом схватил Осборна за ногу и опрокинул его на спину.

Остин уже собирался подняться, но Сьюард успел броситься на него. Молодой человек был полон энергии, которой Остин лишился за десять трудных лет на море. Он едва успел блокировать руки Сьюарда, но тот снова вцепился в него.

Кто-то схватил Остина сзади. Остин ударил нападавшего локтем и услышал, как выругался Уиттингтон. Проклятый англичанин! Тут подскочил еще один мужчина, схватил капитана за руку и заломил ее ему за спину. И тотчас же веревка впилась в его запястья.

Но что же происходило?.. В ходе схватки он заметил Эванджелину, державшуюся в стороне. Она зажала рот руками. Это она дала мужчинам сигнал напасть на него. Неужели и она, и Уиттингтон, и все члены его команды заодно с Гейнсборо?

Остина охватил гнев. Неужели он нашел женщину своей мечты только для того, чтобы его мечта оказалась обманом? Ему следовало бы знать, что покоя трудно добиться. Наставник предал его. Он едва пережил этот удар. Теперь настала очередь Эванджелины выступить против него, и от этого его сердце истекало кровью.

Уиттингтон крепко обмотал веревкой запястья Остина, но тот, изловчившись, нанес локтем удар в живот Сьюарду. Молодой человек вытаращил глаза, вскрикнул и сложился пополам.

Остин пытался освободиться от пут, но Уиттингтон держал его. Но тут капитан, резко развернувшись, все же вырвался и снова ударил Осборна, когда тот напал на него.

Веревка ослабела и свалилась с запястий капитана. У Осборна на боку висела сабля — часть его офицерской формы. Пытаясь сохранить равновесие, Остин ухватился за ремень, на котором висела сабля, сорвал ее и стал в углу, спиной к стене.

Сабля звякнула, когда он достал ее из ножен. Остин держал оружие перед собой, и острое лезвие ярко сверкало.

Уиттингтон шагнул к нему, и Остин приготовился нанести удар. Он ощутил вкус желчи во рту и соленый привкус крови — красные капли уже окрасили его кружевные манжеты.

Мужчины настороженно смотрели на него, и тут Эванджелина хлопнула в ладоши.

— Вы должны взять его любой ценой, джентльмены! Вы обещали!

Остин тихо сказал:

— Первый, кто приблизится, умрет.

Все мужчины, кроме Уиттингтона, отошли в сторону. И все они молчали. Остин взглянул на Эванджелину и произнес убийственно спокойным голосом:

— Это ты все устроила?

Она кивнула:

— Для твоего же блага, Остин.

— И ты — моя жена. Не тебе решать, что для меня хорошо.

Один из офицеров пробормотал:

— Она хочет вам добра, сэр.

Остина снова охватил гнев.

— А что хорошо для меня?! Тюрьма?! Я спросил тебя как-то давно, сколько пройдет времени до того, как ты меня выплюнешь, Эванджелина. Ты помнишь? Теперь я это знаю.

Она закусила губу.

— Речь не идет о тюрьме.

— Значит, казнь? Быстро и чисто, я надеюсь.

Тут заговорил Сьюард:

— Мы только хотим доставить вас на корабль.

— На корабль? На какой корабль?

— «Кристина-Мария», сэр. Он отплывает этим вечером.

— Куда? В Англию?

— Полагаю, в Китай, — ласково сказал Уиттингтон; казалось, что-то его развеселило.

— Будь ты проклята, Эванджелина! Почему ты хочешь, чтобы меня заперли на этом корабле?

— Капитан согласился освободить тебя, когда корабль выйдет в открытое море.

— Удачи ему, — пробормотал Осборн.

— Капитан причалит к берегу в Индии и там сойдет на берег, чтобы побыть со своей семьей. А вы, сэр, возьмете на себя командование кораблем, — добавил Сьюард.

Остин прищурился, глаза у него отчего-то пощипывало.

— Почему я должен брать на себя командование чужим кораблем? Я вышел в отставку.

— Потому что ты не можешь выйти в отставку, — заявила Эванджелина. — Ты должен вернуться в море, Остин. Это единственный способ для тебя быть счастливым.

Он медленно опустил саблю.

— О Боже… Так это все из-за этого? Ты не веришь, что я хочу оставаться с тобой?

— Может, и хочешь. Сейчас. Но позже ты возненавидишь меня. Ты будешь ненавидеть меня за то, что я привязала тебя к жизни, которая не по тебе. И ты уйдешь.

Щеки ее стали мокрыми от слез; слезы выкатывались из-под очков и капали с губ.

Голос Остина стал мягче.

— Но почему ты отсылаешь меня в море, если боишься, что я уйду?

— Потому что я не хочу наблюдать, как ты день за днем будешь все больше испытывать недовольство своей жизнью. Теперь, когда мы женаты, тебе не нужно чувствовать себя обязанным заботиться обо мне. Ты уже обо мне позаботился, поэтому можешь заняться своими делами.

Остин сжал кулаки.

— Ты действительно так считаешь? Но как же…

— И еще — твоя гордость, — перебила Эванджелина. — Ты не хотел, чтобы обо мне заботился лорд Рудольф. Ты считаешь, что никто не сделает это лучше тебя.

Остин кивнул:

— Это правда.

Она смахнула слезы тыльной стороной ладони.

— Вот видишь?

— Проклятие, Эванджелина! Ты считаешь, что я преследовал тебя всю дорогу до Гаваны, чтобы освободить от этих злодеев, только из чувства вины? Ты думаешь, я считал себя виноватым, когда ты стояла в моей каюте в одной сорочке, пытаясь смыть порох? Ты думаешь, мне было какое-нибудь дело до гордости в ту первую ночь, когда ты пришла в мою каюту и позволила поцеловать тебя? Нет, я хотел тебя. Проклятие, как же я хотел тебя… Я сгорал от желания. Я взял бы тебя тогда, но мне помешал мятеж. Еще немного, и ты стала бы моей в ту самую ночь.

Лорд Рудольф широко ухмылялся. Другие мужчины делали вид, будто их не было в комнате. А Сьюард при этом чуть ли не плакал.

Остин прошел мимо лорда Рудольфа и приблизился к жене.

— Ты думаешь, я бегал за тобой по побережью Атлантики, боролся за свою жизнь и держал тебя в объятиях только из гордости?

Эванджелина сглотнула.

— Да.

— Ты маленькая дурочка. Почему, как ты думаешь, я спешил домой, готовый наконец осесть на берегу?

— П… потому что ты думал, будто обязан это сделать.

— Потому что я люблю тебя, Эванджелина.

Она подняла на мужа широко раскрытые глаза, из которых катились слезы.

— Любить?

Сердце у него разрывалось.

— Да, черт побери! Я полюбил тебя с того момента, как ты проникла в мою каюту и принялась расстегивать свое платье. Я любил тебя, когда ты смеялась над ветром и морем, а я целовал тебя. Я любил тебя, когда ты обнимала меня и делала так, чтобы я забыл волны, которые едва не убили меня. Я любил тебя, когда ты сжигала секретные бумаги под носом у Гейнсборо, даже если тогда мне хотелось свернуть тебе шею за это. Я любил тебя, когда ты позволила мне любить тебя на ковре, в гостиной миссис Милхаус.

Эванджелина покраснела и поднесла ладони к щекам.

— Остин, ради Бога…

Он протянул к ней руки.

— Я люблю тебя и сейчас.

Ее глаза стали серыми озерами страдания.

— Но как долго это продлится? Сколько пройдет времени до того, как ты начнешь винить меня в том, что я лишила тебя радости жизни?

Он засмеялся:

— Эванджелина, ты дала мне радость жизни. Теперь я понимаю, что раньше никогда никого не любил, потому что никогда не чувствовал ничего похожего.

— Ты любишь свою жизнь на море, — прошептала она.

Он взял ее за подбородок и заглянул ей в лицо:

— Так ты не поняла?.. Я обратился к морю, чтобы оно отвлекло меня от одиночества. Но с тех пор как ты со мной, мне все равно, на суше я, или на море, или на вершине горы. Не море мне нужно, Эванджелина. Мне нужна ты.

Сьюард тихо всхлипнул у него за спиной.

— Если тебе все равно, где быть — на море или на суше, — запинаясь, проговорила Эванджелина, — то я выбрала бы море. Просто так, на всякий случай.

Остин погладил ее по щеке.