Эванджелина ворвалась в каюту. Остин стоял, обнаженный по пояс, и тело его поблескивало от влаги. Сапоги валялись рядом, и у босых ног образовывались лужицы. А юнга подходил к нему с одеялом.

Эванджелина подлетела к Остину и обняла его. Она слышала, что он что-то говорил, но не могла разобрать ни слова.

— Ваш кофе, сэр, — послышался голос Сьюарда у нее за спиной. — Кок добавил туда немного бренди. Выпейте.

— Оставь! Мы идем прежним курсом?

— Да, сэр. Шторм ослабевает. Все э… в порядке?

— Да. Со мной все будет хорошо. А вы молодец, Сьюард.

— Спасибо, сэр. Но я просто выполнял свой долг, сэр.

— Вот и хорошо. Возвращайтесь на палубу. Вы там нужны.

— Да, сэр. Эй, Сирил! Иди со мной, парень.

Послышались легкие шаги юноши, поспешившего покинуть каюту. Сьюард последовал за ним, и дверь закрылась.

Эванджелина, прижавшаяся к мускулистой груди Остина, понятия не имела, остались они одни в каюте или нет. Но ей было все равно. Она вцепилась в него так, будто собираясь никогда не отпускать. Влажные завитки волос на его груди щекотали ее щеку, и она слышала, как уверенно и спокойно колотится у нее под ухом его сердце.

Его пальцы погрузились в ее волосы, и он прошептал:

— Теперь все хорошо, Эванджелина.

— Я думала, ты исчез навсегда…

Он прижался щекой к ее виску.

— Я жив и здоров.

— Но такой холодный… — Под ее руками его тело было холодное как лед. И все еще влажное. — Тебе нужно согреться.

Она натянула одеяло на его обнаженную грудь и потянулась за чашкой с кофе, от которого поднимался пар с горьковатым запахом. Внезапно руки ее задрожали, и она чуть не пролила напиток. Но Остин вовремя перехватил чашку и залпом осушил ее.

— Тебе нужно снять мокрую одежду, иначе ты простудишься насмерть. Скорее… Я пришлю к тебе Сирила, — пролепетала девушка.

Она направилась к двери.

— Эванджелина, не уходи!

Она обернулась.

Остин поставил чашку на стол и тихо проговорил:

— Я не хочу, чтобы ты сейчас уходила.

— Но за тобой нужно ухаживать…

Его лицо казалось таким изможденным, как будто он состарился лет на десять за последние пять минут.

— Если ты уйдешь, мне покажется, что вода смыкается надо мной, что меня снова тянет вниз. Останься со мной. Я не хочу чувствовать… это.

Какие-то нотки в его голосе тронули ее.

— Но тебе нужно высохнуть. Тебе нужно раздеться.

— Не беспокойся об этом.

Остин полностью закутался в одеяло — от шеи до коленей, и под одеялом его руки задвигались — он раздевался прямо перед ней.

Инстинкт подсказывал Эванджелине, что нужно отвернуться или закрыть глаза, но это было бы странно. Ведь одеяло полностью закрывало его, и она ничего не могла увидеть.

Его брюки упали на пол с «мокрым» всплеском, а за ними последовали подштанники.

Эванджелина уставилась на мокрые вещи. «Ведь он сейчас — обнаженный, — промелькнуло у нее. — Правда, под одеялом».

— Иди сюда, Эванджелина, — поманил он ее.

— Но я… — Она судорожно сглотнула.

— Не красней, моя сирена. Я вспоминаю, как однажды ты вошла в мою каюту и бесстыдно расстегнула свой корсаж.

— Это было… другое.

— Ах да, ты принимала участие в мятеже. Это все объясняет. — Его улыбка стала лукавой. — Я был готов отправить корабль в ад ради наслаждения с тобой. И сейчас я чувствую то же самое.

— Ты никогда не покинешь свой корабль.

— Нет, покину. Ради тебя, сирена. А теперь иди сюда.

В его темных глазах плясало пламя, и его взгляд разжигал в ней огонь. Кровь в ее жилах вспыхнула, сердце заколотилось. «Иди к нему!» — кричала ее душа.

Она медленно сделала к нему шаг. Потом — другой. Мисс Пейн была бы в шоке, если бы увидела ее сейчас.

Ей следовало бы повернуться и бежать, спасая свою добродетель.

Но мисс Пейн принадлежала другому миру.

И Эванджелина сделала два последних шага.

В следующее мгновение Остин распахнул ей свои объятия и привлек к себе.


Глава 18


Ее волосы казались такими теплыми под его руками. И Остин, взлохматив их, запустил пальцы в шелковистую массу. Он наклонился, прижался щекой к ее щеке и тихо проговорил:

— Твоя песня, сирена, вернула меня к жизни, когда я тонул. Теперь дай мне почувствовать себя живым.

Он распахнул свое одеяло, и Эванджелина тут же отвела глаза. Но потом, как будто не могла справиться с собой, все же посмотрела на него.

Ее лицо запылало, а он засмеялся. Невинная, а такая чувственная! Он обнял ее и привлек к груди, окутав одеялом ее и себя. И тотчас же ее теплые руки легли ему на спину. Полностью одетая, она прильнула к его обнаженному телу, стараясь прижаться к нему покрепче.

— Эванджелина, — пробормотал он в ее волосы. — Ты так приятно пахнешь…

Ее руки задвигались, разжигая в нем огонь.

— Ты все еще холодный. Твоя кожа как лед.

— Так согрей меня, моя сирена.

Горячими ладонями она принялась поглаживать его, но ее движения были медленные, неуверенные. Она провела руками по спине Остина и вдруг нахмурилась, как будто пыталась сосредоточиться. А он, закрыв глаза, прижался лбом к ее лбу.

— Как приятно чувствовать тебя, моя сирена…

И тут черная вода нахлынула на него, поглотила, утаскивая от прелестного создания, которое он держал в своих объятиях. Легкие его сжались, он задыхался, сердце ж колотилось как сумасшедшее.

Остин громко вздохнул и открыл глаза.

— С тобой все в порядке? — спросила Эванджелина. Она смотрела на него с беспокойством.

Высвободившись из ее объятия, он прохрипел:

— Да, в порядке… — Он снова привлек ее к себе. — Со мной все будет хорошо. Только не дай мне утонуть, Эванджелина.

Она ничего не ответила, но ее руки снова обхватили его. Остин положил голову ей на плечо, но на сей раз не закрыл глаза — он смотрел на ее изящную белую шею и на шелковистый локон, спускающийся по ее плечу. Он любовался ею и вдыхал ее чудесный запах. О, она была… настоящая, необычайно теплая в его объятиях.

Остин положил руку на спину девушки и еще крепче прижал ее к себе. Ее бедро тотчас прижалось к его восставшей плоти, отчего сердце у него забилось быстрее.

Ее губы коснулись его влажных волос, и она шепнула:

— Тебе нужно поспать.

Он покачал головой:

— Нет-нет. Когда я закрываю глаза, то вижу воду. И она меня забирает. Я не хочу спать. Мне это будет сниться…

Эванджелина повернула голову так, чтобы ее губы оказались поближе к его губам. Холодные стекла ее очков коснулись его лба.

— И все-таки тебе нужно отдохнуть. Ложись. Ты дрожишь от холода.

Но возможно, это была дрожь желания — горячая кровь струилась по его жилам.

Он поднял голову и отвел локон с ее лба.

— Останься со мной.

Она посмотрела на него с тревогой, но тут же кивнула:

— Ладно, хорошо.

Остин осторожно снял с нее очки и положил их на стол позади нее. Затем наклонился и провел губами по ее лбу, стирая морщинку. После чего взял за руку и повел к койке.


Ноги Эванджелины дрожали, когда она шла следом за Остином. А он, наклонившись, сдернул с кровати покрывало. Одеяло соскользнуло с его плеча, и обнажилась почти вся спина.

Эванджелина как завороженная смотрела на его мышцы, перекатывавшиеся под кожей. Какой же он сильный!.. И все-таки, когда он сказал ей, чтобы она с ним осталась, голос у него дрожал.

Остин взбил подушки и с улыбкой посмотрел на девушку:

— Мне будет очень тепло с тобой.

Сердце Эванджелины на мгновение остановилось.

— Койка… слишком узкая.

Он сел на постель и снова улыбнулся:

— Если мы будем лежать рядом, то да.

Тут она заметила царапины на его плечах и спине, как будто кто-то — Олбрайт? — дрался с ним. Когда он снова посмотрел на нее, в темной глубине его глаз она прочитала желание, но также и страх.

Она протянула руку и провела по темной полосе на его плече. Он вздрогнул — как будто это легчайшее прикосновение доставило ему боль.

— Это нужно перевязать.

— Потом. — Он крепко схватил ее за запястье. — Сейчас мне нужно лекарство для души. А остальное подождет.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь.

— Что ты хочешь… чтобы я сделала? — Ее губы едва шевелились.

Он коснулся крючка у нее на корсаже.

— Сними вот это.

Ей стало ужасно жарко, особенно между ног. Ах, мисс Пейн было бы стыдно за нее…

Эванджелина расстегнула верхний крючок, потом перешла к следующему. И, как ни странно, руки у нее совсем не дрожали, не то что в первый раз, когда она пришла соблазнять Остина по заданию Анны.

Эванджелина осторожно отстегнула корсаж от юбки, и тускло-коричневая ткань упала на пол (косточки в корсаже служили ей корсетом, и теперь ее груди были свободны под сорочкой). Затем она развязала тесемки, удерживающие ее юбку, и юбка упала на пол. И ей вдруг показалось, что она сбросила кокон — скучную жизнь старой девы — и вылупилась из скорлупы, чтобы расправить крылья и взлететь к новой жизни, полететь в объятия мужчины, смотревшего на нее горящими глазами.

Она отправила на пол свою нижнюю юбку вслед за верхней, потом развязала ленточки рубашки.

Грудь Остина бурно вздымалась и опускалась. Когда же рубашка соскользнула с ее тела, он прохрипел:

— О, моя сирена!.. Перед твоей красотой я лишаюсь сил.

Она в смущении пробормотала:

— Но я… Я совсем не красивая. И слишком тощая к тому же.

— Кто тебе это сказал? Я вызову его на дуэль.

— Ну… почти все так говорили. Всю мою жизнь.