Она раскраснелась, глаза ее блестели. Не подумав, даже не имея возможности подумать, он крепче обхватил ее талию. Улыбка сошла с ее лица, но блеск в глазах стал ярче. Он находился в такой близости, тело его было таким крепким, и смотрел он на нее так, словно они знали друг друга не один день, а всю жизнь.

Ей бы хотелось, чтобы это было так. Ей отчаянно хотелось, чтобы они знали друг друга, чтобы он был тем человеком, с которым она могла бы поговорить, чем-то поделиться, к которому можно было бы хоть немного прильнуть. Он гладил ей затылок, и она дрожала, хотя его пальцы были теплыми.

— Должна предупредить вас… — начала она, но внезапно почувствовала, что ее сердце забилось чаще, чем ей бы хотелось.

— Предупредить меня? О чем?

Это было какое-то сумасшествие! Это было совершенно неправильно! Дилан совсем забыл о работе, охваченный внезапным, диким желанием испытать ее! Пусть сумасшествие, пусть неправильно, но ему хотелось прижаться к ее губам и получить ответ.

Нагнув голову, он наблюдал за ней. Солнце ярко освещало ее лицо, но глаза потемнели и насторожились.

— Здесь тропинка, — предупредила она, откинув на дюйм назад голову, то ли смутившись, то ли поддразнивая его. Не отрывая от него глаз, она раскрыла губы и шепнула: — Стало скользко!

— Да, я заметил. — Пальцами он обхватил ее шею и притянул к себе. Их губы оказались совсем близко. Казалось, их разделял только шепот.

Тоска, потребность… Эбби думала, что покончила с этим, но они снова вернулись к ней с новой, ужасающей силой. Ей очень хотелось уступить нахлынувшему чувству, дать волю своему темпераменту, о котором она давно забыла.

— Не надо! — сказала Эбби.

Дилан прижался губами к ее губам и почувствовал ее соблазнительную дрожь. Он знал женщин, и знал их методы соблазнения.

— Я уже! — шепнул он в ее крепко сжатые губы.

— Нет! — Эбби обмякла, ее рука спокойно лежала на его груди; — Нет, пожалуйста, не надо! — задыхаясь, произнесла она, умоляюще глядя на него полузакрытыми глазами.

Дилан почувствовал уважение к женщине, так искусно симулирующей свое нежелание, и даже некоторую вину, хотя его переполняло желание. Однако он сумел справиться с ним и отпустил ее.

— Ну что ж, как пожелаете! — проворчал он, холодно взглянув на нее.

Его тон несколько задел ее, но она не хотела сейчас об этом думать. Осторожно обходя скользкие участки, она направилась к дому. Сняв грязные ботинки у заднего входа, она набрала из корзины яиц, прошла в кухню и сложила их в раковину.

— Через несколько минут я накормлю вас горячим завтраком!

— Не торопитесь! — бросил он, проходя мимо нее к себе.

Эбби аккуратно вымыла каждое яичко. Работа помогла ей прийти в себя и немного успокоиться. А для нее самым главным было спокойствие в доме. Она не могла допустить, чтобы случайное объятие с человеком, которого едва знает, это изменило. Да и он разве не отпустил ее, не колеблясь ни секунды? Она уложила яйца в картонную коробку, которую всегда держала под раковиной. Он совершенно безопасен. Лишь один раз она пожалела об этом.

Да и вообще она никогда не отличалась особой сексуальностью. Ведь в этом ее упрекал и Чак. Она просто исполняла свой супружеский долг. Эбби вытащила из холодильника бекон и бросила несколько ломтиков на разогретую сковородку, безучастно наблюдая, как бекон начинает пузыриться и сжиматься. Она была Чаку хорошей женой, надежной, верной, ответственной и сочувствующей, но не пламенной любовницей!

Этого в ней не было. Она налила в кофейник воду. Она счастлива быть такой, как есть, и хотела такой и оставаться! Глубоко вздохнув, она разжала руки. Сверху спускался Дилан.

— Я не спросила вас, какими вы любите яйца? — начала она, заметив, что он устанавливает на стойку диктофон. — Эбби занервничала. — Вы что, собираетесь здесь работать?

— Да, по-моему, здесь прекрасно! — Дилан освободил себе место и сел. — А яйца я люблю не очень прожаренные. Послушайте, Эбби, я не жду, что вы будете кормить меня три раза в день!

— Чек, который вы выдали на расходы, вполне достаточен для этого!

Она разбила над сковородой яйцо.

— Я думал, у вас целый штат!

— Штат чего? — Она разбила второе яйцо, а затем и то, на которое он посмотрел. — Вы думали, что здесь будут горничные, повар, швейцар? — Эбби весело рассмеялась и, тряхнув волосами, сосредоточилась на готовке. — И кто же вас заставил так думать?

Он машинально включил диктофон.

— Рокуэлл был богат, вы его наследница. Большинство женщин в вашем положении имели бы одну, а то и двух служанок.

Она стояла спиной к нему, так что он не видел ее лица.

— Я не очень люблю, когда вокруг меня люди. Большую часть времени я провожу здесь. Было бы безумием, если бы кто-то за меня убирал.

— А до смерти вашего мужа у вас не было прислуги?

— Здесь не было — в Чикаго. — Она выключила огонь под сковородой. — Это было до и сразу же после рождения Бена. Мы жили в доме его матери. У нее был полный штат прислуги. Чак много путешествовал, и мы еще по-настоящему не были семьей, поэтому не решили, где поселиться.

— Его мать… Она вас не одобряла?

Эбби, не дрогнув, поставила перед ним тарелку:

— Кто вам это сказал?

— До меня доходили слухи. Это часть моей профессии. Нелегко, наверное, было жить в доме Дженис Рокуэлл, когда она не одобряла ваш брак?

— Думаю, несправедливо говорить, что она не одобряла. — Эбби снова принялась за кофе, тщательно подбирая слова. — Она была предана Чаку. Вы, вероятно, знаете, что после смерти мужа она воспитывала его одна. Чаку тогда было только семь лет. Нелегко воспитывать детей без поддержки.

— Вам это хорошо известно.

Она задержала на нем ровный взгляд:

— Да, известно. Во всяком случае, Дженис всячески опекала Чака. Он был динамичным человеком, привлекательным для женщин. А вокруг автогонщиков всегда формируются группки фанаток.

— Вы не были фанаткой?

— Я никогда не посещала гонки. Мы всегда путешествовали, играли в клубах и тому подобное. Я даже не знала, кто такой Чак, пока мы не встретились в первый раз.

— В это трудно поверить.

Она разлила кофе в чашки на стойке:

— Дженис тоже так считала.

— И обижалась на вас?

Эбби сделала успокоительный глоток кофе:

— В ваши обязанности что, входит вкладывать слова мне в рот?

Ее не так-то легко было выбить из седла. Ему казалось, что все ее ответы заготовлены заранее.

— Нет. Продолжайте.

— Дженис не обижалась лично на меня. Думаю, она ревновала бы Чака к любой женщине, отнявшей у нее сына. Но, так или иначе, мы с Чаком прожили хорошую жизнь!

Пока он не собирался развивать эту тему.

— Почему вы не рассказываете, как вы встретились с Чаком?

Это было легко. Об этом она могла рассказывать кому угодно и сколько угодно.

— Наша семья выступала с концертом в Майами. Мои родители написали небольшую комедию и несколько песенок. Мы с сестрами репетировали свои песенки под популярную тогда молодежную музыку. Боже, а какие на нас были костюмы… — Рассмеявшись, Эбби взялась за уборку кухни, продолжая свой рассказ. — Но это был наш семейный бизнес! Я всегда считала, что главную роль в ансамбле играет Шантел. Она у нас была ошеломляющей и, хотя не обладала диапазоном Мадди, умела подать песню! Проходившие гонки привлекли в город механиков, водителей, поклонниц и спонсоров. Наш зал всегда был набит до отказа!

Дилан следил, как Эбби с улыбкой суетится на кухне, предаваясь приятным воспоминаниям.

— Популярность нашего ансамбля выросла так, что каждую ночь нам приходилось отбивать от поклонников нашу Шантел! Однажды поздним вечером к нам в дом заявился Чак с Бредом Биллинджером.

— Биллинджер теперь не участвует в гонках?

— Да, он бросил это дело после гибели Чака. Они дружили. Очень крепко дружили. Я с ним не виделась несколько лет, но на день рождения и каждое Рождество он присылает мальчикам подарки. В тот вечер они устроили пирушку у нас дома. Много шумели, безобразничали почти до середины ночи. Работая в клубах, мы привыкли к такой жизни, ночным застольям, шуму, гаму, выпивкам, ну да что я вам рассказываю, будто вы сами не знаете, как это бывает!

— Могу представить!

— Мы всегда держались втроем, я присматривала за сестрами, поскольку Шантел имела обыкновение хватить лишнего, а Мадди была готова удрать с первым встречным, болтавшимся за кулисами! Поэтому я наклонялась к микрофону и отпускала какую-нибудь шутку, что-нибудь о следующем номере, который обещает быть таким опасным, что нам нужна полная тишина. На нас не обращали особого внимания, но мы продолжали. Затем мы исполняли «Где-то…» из «Вестсайдской истории». Ну, вы же знаете, о чем я?

— Да, слышал. — Дилан прислонился к спинке стула и закурил. В восемнадцать лет справляться с пьяницами и назойливыми поклонниками! Она не такая мягкая кошечка, какой кажется на первый взгляд.

— Я смотрела туда, откуда в основном доносился шум, а Чак смотрел прямо на меня. Я испытывала странное чувство. Во время концерта люди смотрят на сцену, но редко смотрят именно на тебя. Во время антракта Шантел заметила, что с меня не сводит глаз супергонщик. Так я получила первый намек на то, чем Чак зарабатывает на жизнь. Шантел всегда читала колонку сплетен.

— Теперь она сама стала их героиней.

— И получает от этого огромное удовольствие.

Порывшись в ящиках стола, Эбби извлекла крышку от стеклянной банки и подала в качестве пепельницы.

— Простите, больше у меня ничего нет.

— Крис мне уже рассказал о вашем отношении к курению. Значит, это была любовь с первого взгляда?

— Да. — Как это объяснить? Человеку, сидящему напротив нее не кухне, никогда не понять чувств наивной восемнадцатилетней девушки. — Можно сказать и так. Чак досмотрел все представление до последнего номера, затем вернулся и представился. Может быть, отчасти его обаяние заключалось в том, что я не знала, какое впечатление он должен на меня произвести. Он очень вежливо пригласил меня пообедать. Было уже за полночь, а он пригласил меня пообедать!