– Значит, нам надо познакомиться поближе.

– Нет, не надо! – Как все-таки ловко он умеет заговаривать зубы! Ведь она собиралась с самого начала задать ему настоящую трепку, но совсем забыла об этом. – Может быть, вы действовали из лучших побуждений, но вам не следовало идти к Джошу.

– У вас удивительные глаза, – чуть прищурившись, перебил Байрон. – Не знаю отчего. Может, оттого, что они такие большие и темные, а лицо – узкое? Но они производят совершенно потрясающее впечатление.

– Это одна из ваших примочек?

– Нет, просто наблюдение. Я вдруг заметил, что ваше лицо состоит из сплошных контрастов. Чопорные высокие скулы, широкий чувственный рот, нос с горбинкой, огромные, как у лани, глаза… Все это, казалось бы, не может сочетаться, а у вас сочетается. Лучше, конечно, если бы вы не были такой бледненькой и усталой, но и теперь ничего – это придает вам налет некоторой щемящей хрупкости.

Кейт вскинула голову.

– Не такая уж я хрупкая. И не усталая. А главное – мое лицо не имеет ни малейшего отношения к теме нашего разговора!

– Наверное, но оно мне нравится. Должен сказать, оно мне и раньше нравилось – когда вы сами мне еще совсем не нравились. Что-то я совсем запутался… Слушайте, Кейт, – сказал он, кладя руку на ее сцепленные пальцы. – Зачем вы так стараетесь меня от себя отвадить?

– Ничего я не стараюсь! Просто я – не в вашем вкусе, а вы не в моем.

– Это верно, – согласился он. – Но иногда хочется попробовать чего-нибудь… новенького, непривычного.

– Я вам не экзотическое блюдо! – Кейт вырвала руку и отпихнула от себя тарелку. – Я пришла сюда, чтобы, как вы выразились, «цивилизованно побеседовать», а вместо этого…

– По-моему, мы прекрасно беседуем.

– Не смейте говорить со мной таким рассудительным тоном! – Она зажмурилась и начала считать до десяти, но сосчитала только до пяти. – Ненавижу рассудительный тон! Я согласилась поужинать с вами, чтобы все до конца прояснить, но стоит вам заговорить подобным образом, я сразу начинаю злиться. Я прошу вас об одном: перестаньте вмешиваться в мою жизнь! Не знаю, как втолковать вам это, чтобы вы наконец поняли.

– Я понял. – Поскольку тарелки опустели, Байрон собрал их и отнес в раковину. Потом снова сел, вынул из кармана сигару, закурил. – Но есть одна загвоздка: я начал испытывать к вам интерес.

– Неужели?

– Вам трудно в это поверить? – Байрон выпустил дым и задумчиво посмотрел на нее. – Сначала мне тоже не верилось. А потом я понял, в чем дело. Я люблю всякие загадки и головоломки. А еще больше люблю их решать. Хотите кофе?

– Нет, я не хочу кофе! – Неужели он не видит, как ее бесит его манера перескакивать с темы на тему, да еще этим его ленивым южным говорком?! – И не хочу, чтобы меня разгадывали: ничего загадочного во мне нет.

– Ошибаетесь. Сами посудите, Кейт: вы продираетесь по жизни, царапаясь и кусаясь. Все топливо, которое вы потребляете, расходуется на вечную борьбу. У вас прекрасная семья, крепкая почва под ногами, блестящие мозги, но вы так рьяно вгрызаетесь в любую мелочь, словно у вас ничего важнее в жизни нет. И всегда доводите дело до конца. И вдруг, когда с вами поступают страшно несправедливо, оскорбляют, выгоняют с работы, которая является главным смыслом вашего существования вы опускаете руки и ровным счетом ничего не предпринимаете.

Каждое его слово ранило ее, словно бритва. Да, все верно, но для этого есть причина! И этой причиной Кейт не могла ни с кем поделиться. Даже самым близким людям не рассказала она о том, что мучает ее больше всего. Так при чем здесь Байрон де Витт?!

– Я делаю то, что считаю нужным. Я здесь не за тем, чтобы вы анализировали мои поступки.

– Я не закончил, – мягко заметил он. – Вы вся – клубок противоречий. Вы сильная женщина, но боитесь показать свою слабость. Вы практичная женщина, но не следите за своим физическим состоянием, хотя крайне истощены. Вы честная женщина и тем не менее отказываетесь признать даже на мгновение, что нас влечет друг к другу. Вот почему вы заинтересовали меня.

Кейт медленно встала, желая показать Байрону, а заодно и самой себе, что ему не удалось выбить у нее почву из-под ног.

– Я понимаю, вам трудно – даже, наверное, невозможно – представить, что вы кому-то безразличны. Так вот я не слабая, я не больная, и меня ничуточки к вам не тянет!

– Что ж, – задумчиво сказал он и тоже встал. – Сейчас мы это проверим. – Он подошел к ней вплотную. – Если, конечно, вы уверены, что не ошибаетесь.

– Я не ошибаюсь. И не хочу я ничего…

«Хватит! – решил Байрон. – Женщины могут спорить до скончания века». И он закрыл ей рот поцелуем. Кейт заколотила руками по его груди, и тогда он крепко обхватил ее и прижал к себе.

Байрон провел языком по ее губам и с радостью почувствовал, что они разжались. «Кажется, в рай ведет еще одна дверь, хоть она и открывается со скрипом», – мелькнуло у него в голове.

Слегка отстранившись, он взглянул в затуманенные глаза Кейт и, чтобы закрепить проверку, еще раз поцеловал ее. Она задрожала, и Байрон теперь не знал, кто из них двоих удивляет его больше.

– Я не… я не могу… О Боже! – Руки, упиравшиеся в его грудь, сжались в кулаки. – У меня нет на это ни времени, ни желания.

– Нет желания? Но почему?

«Потому что кружится голова, сердце готово выпрыгнуть из груди, и кровь с удвоенной силой побежала по жилам. А это ни к чему хорошему не приведет!» Но сказала Кейт совсем другое:

– Потому что ты не в моем вкусе! Его рот растянулся в улыбке.

– И ты не в моем. А вот надо же…

– Такие мужчины, как ты, – все мерзавцы!

Кейт прекрасно это знала; если она хоть на секунду сосредоточится, то сумеет дать ему достойный отпор. Но ее руки вдруг сами собой скользнули по плечам Байрона, обвили шею…

– К черту! – пробормотала Кейт и страстно впилась в его рот.

Байрон всегда подозревал, что Кейт не сторонница спокойных и неторопливых действий, постепенного и сладостного совращения. Но такого он не ожидал. Пламя ее губ способно было спалить любое препятствие. Он и сам не заметил, как сладостная нега сменилась в нем ослепляющей страстью.

Ее податливое тело уже не казалось ему тощим и угловатым, а чувственный рот готов был вобрать его в себя целиком. «Какой, оказывается, сексуальный аромат у мыла!» – мельком подумал Байрон, покрывая поцелуями ее лицо, шею, грудь.

– Это просто потому, что я давно не занималась сексом, – выдохнула Кейт, все еще пытаясь быть логичной.

– Конечно-конечно… – Он провел рукой по ее бедрам, и из груди Кейт вырвался не то стон, не то хрип.

– Год, – лепетала она. – Вообще-то даже два, но после первых нескольких месяцев уже не… Господи, ласкай меня! Если ты остановишься, я закричу!

Но где? Байрон не на шутку запаниковал: в его доме действительно почти не было мебели, а он ведь еще ничего про нее не знает – не знает, что ей нравится, что нет.

– Пойдем наверх, – прошептал он, инстинктивно начав расстегивать белую блузку, и чертыхнулся, так как пуговицы плохо слушались. Если бы Байрон мог в эту минуту хоть немного соображать, он бы поразился тому, что у него дрожат пальцы. – Пойдем наверх. Там кровать.

Но Кейт отчаянно схватила его руки и прижала их к своей груди.

– Здесь есть пол! Он тихо рассмеялся.

– Мне начинают нравиться практичные женщины.

– Господи, ты ничего не понимаешь…

И тут ее словно ударило. Первая волна боли накатила так внезапно, что Кейт задохнулась от неожиданности.

– Что? Что с тобой? Я сделал тебе больно?

– Нет, ничего, – Кейт согнулась пополам. – Обычный приступ. Это… – Ее снова скрутило от боли; в животе полыхал огонь, все тело покрылось холодным потом. – Подожди минуту…

Если бы Байрон не успел вовремя подхватить ее, она бы упала.

– Черт тебя побери! – сквозь зубы выругался он. – Я немедленно везу тебя в больницу!

– Нет, подожди… – корчась от боли, Кейт прижала руку к груди. – Отвези меня домой.

– Черта с два! – Он сгреб ее в охапку и понес к выходу. – Сейчас ты будешь делать то, что тебе говорят.

И Кейт промолчала. Она уже не могла сопротивляться: все силы уходили на то, чтобы превозмогать боль.

Байрон вывел машину на дорогу. Он видел, как Кейт достала из кармана таблетки и проглотила одну, но ничего не сказал, только набрал телефонный номер.

– Мама? Да, это я. Ничего, я знаю, что ты была занята. Слушай, у меня тут одна знакомая, я сейчас везу ее в больницу. У нее боли в животе. И приступы, кажется, повторяются довольно часто. Сколько весит? Наверное, около ста фунтов. Рост примерно пять футов семь дюймов, возраст под тридцать.

– Это обычный стресс! – выдохнула Кейт. – А еще твоя паршивая еда…

– Да, это она говорит, язык у нее как бритва. Не знаю, – он коротко взглянул на Кейт. – У тебя были полостные операции?

– Нет. Оставь меня в покое!

– Да, она живет в постоянном стрессе и все эмоции держит при себе. Мы ели минут сорок пять назад, – отвечал он на короткие, быстрые вопросы. – Нет, ни алкоголя, ни кофеина. Но вообще-то она живет на одном кофе и глотает желудочные таблетки, как шоколадки. Что? Есть ощущение жжения? – снова обратился он к Кейт.

– Это просто несварение желудка, – пробормотала она.

Боль снова вернулась. Конечно же, несварение! Господи, пожалуйста, пусть это будет несварение!

– Да, жжение есть. – Байрон что-то выслушал и мрачно кивнул: от вопросов матери он делался все угрюмее. – Часто бывает сосущая боль в области грудины?

– Не твое дело!

– Сейчас ты не будешь меня сердить, ладно, Кейт? Так часто или нет?

– Да! Ну и что? Я не хочу в больницу.

– А ощущение, что желудок сжимается?

Поразительно, с какой точностью его мать угадывает все ее симптомы! Да кто она такая, в конце концов?! Кейт закрыла глаза и перестала отвечать.

Байрон еще немного послушал мать, потом с силой нажал на газ.

– Спасибо, я так и думал. Сделаю все, как надо. Я тебе перезвоню. Пока, – положив трубку, он уставился прямо перед собой. – Поздравляю, идиотка. У тебя самая настоящая язва желудка!