— Меня беспокоит не то, что с твоим видом что-то не так, а то, что с ним как раз все в порядке.

Я гляжу на него, пока он стоит там с открытой дверью, впуская внутрь ночной воздух. На его лице насмешливое выражение «дамы вперед», и его этот рыцарский жест бесит меня еще больше.

— Я не твоя, чтобы беспокоиться об этом, — бормочу я, проталкиваясь мимо него.

— Но это не останавливает меня, — выкрикивает он, закрывая и запирая дверь.

— И это не остановит тебя делать многие вещи, не так ли?

Я шагаю вниз по лестнице так осторожно, как могу. Забавный факт: не очень эффектно, когда ты передвигаешься черепашьим шагом.

Бетонную лестницу потряхивает, когда Деклан несется вниз, и я торможу, держась за металлические перила, когда он обходит меня. Остановившись на ступеньку ниже меня, он оборачивается и говорит:

— Нет.

И с этим словом подхватывает меня и забрасывает себе на плечо.

Из меня вырывается удивленный визг, а он поворачивается и продолжает спускаться по лестнице вниз, прижимая меня с каждым шагом. Я бью по его спине.

— Какого черта ты делаешь?

— Ускоряю процесс. С такими темпами пройдет весь вечер, пока ты спустишься по этой лестнице.

Он может и прав. И мне не хочется признавать, что моему взору открывается прекрасный вид. У меня место в первом ряду на просмотр этой великолепной задницы, когда-либо известной человечеству, как в прямом, так и в переносном смысле.

Когда холодный порыв воздуха сильно ударяет по верхней части моих бедер, я понимаю, что Деклан имеет такой же вид на меня.

— Отпусти меня! — визжу я, ударяя его с новой силой.

Деклан хлопает меня по заднице.

— На твоем месте я бы прекратил бороться. Так ты только выше поднимаешь свой фартук… А, вообще-то, продолжай. Я смогу увидеть, какие трусики на тебе одеты. Или не одеты, — говорит он, поднимая подол моей юбки.

Я бью его так сильно, как могу, а он только посмеивается.

— О, ты надела мои любимые, — шепчет он.

Я совершенно забыла, какое на мне белье, но теперь, когда вспоминаю, то понимаю, что ненамеренно надела его любимые. Крошечные черные кружевные.

Сукин сын.

Когда мы оказываемся у края лестницы, Деклан опускает меня вниз, позволяя своим рукам пробежаться по задней стороне моих бедер и изгибу попки, прежде чем остановиться на моих боках.

— Они для меня?

Его реплика вводит меня в ступор.

Он что действительно меня об этом спрашивает? Это после того, как он закончил наш последний сексуальный контакт? Серьезно?

Я игнорирую то, что мое тело отвечает на прикосновение его рук и жесткого, мускулистого тела, прижимающегося ко мне. Мне все равно, если мои соски затвердели под мягкой обтягивающей тканью платья, или мне приходится сжимать внутренние мышцы, потому что прямо сейчас уголки его губ поднимаются в нахальной улыбке?

Нет, мне сейчас хочется сделать что-то жестокое.

Я не могу поверить, что у него хватает духу спрашивать меня о таком!

Убирая прочь от себя его руки, я опускаю подол своего платья до уровня, который не будет считаться непристойным.

— Нет. Они для какого-нибудь счастливого мудака, которого я встречу сегодня.

Я замираю, как только слова слетают с моих губ.

Черт. Где кнопка перемотки, когда вы в ней нуждаетесь? Я так разозлилась на него и необдуманно ляпнула. Я не имела это в виду, вовсе нет. Как я могу, когда знаю, что никто никогда не сможет сравниться с Декланом?

На его лице отражается вспышки боли, но быстро исчезает, и в мгновение ока на их смену приходит холодный ледяной взгляд.

— Что ж, тогда нам лучше идти. Мы же не хотим заставлять Прекрасного принца ждать, не так ли?

Он обходит меня, а я разворачиваюсь, беспомощно подбирая нужные слова. Я не уверена, есть ли такие. Мной овладевает паника.

— Деклан…

Открывая пассажирскую дверь своего автомобиля, он указывает величественным жестом.

— Ваша карета подана.

Его жестокие, непроницаемые глаза заставляют сжиматься мое горло.

Черт побери, почему так больно? Я знаю, что облажалась, но ощущения почти такие, будто порезалась ножом.

Я проглатываю боль, не обращая внимания на маленькие колющие ощущения у меня в глазах.

— Остановись.

— Ох, поверь мне, я остановился. Уже.

Он сильно сжимает свою челюсть, когда обходит машину к месту водителя и распахивает дверь.

Теперь вы знаете. Как успешно оттолкнуть парня менее чем за три минуты. Это должно быть новый рекорд для меня.

Машина издает рев двигателя, пока я стою на пустой стоянке дрожа, когда еще один порыв ветра проносится мимо. Наклонившись, я снимаю туфли и сажусь в машину, закрыв за собой дверь. Я дрожу снова, когда мы выезжаем на улицу.

Думаю, здесь прохладнее, чем снаружи.

Дорога до гостиницы «Норманди» не разочаровывает. Неловко и напряженно, как я и ожидала. Челюсть Деклана сохраняет жесткую линию все это время. По крайней мере, я предполагаю, что это так, потому что не могу заставить себя посмотреть на него. Чувствуя, как гнев накатывает волнами, я боюсь сделать что-то, что может заставить его вырываться наружу. Я знаю, физически он не причинит мне вреда. А вот эмоционально… Ну, он – единственный, кто может.

Так что я сижу и смотрю в свое окно, считая секунды до момента, когда мы покинем это ограниченное пространство, и молясь, что не сделаю ничего такого, что обратит его взор на меня.

Как только мы доберемся до места, будет легко держать дистанцию между нами, а после, я, наверно, доберусь до дома на машине Мейси. Сегодня она взяла выходной — это плюс в мою сторону.

И сейчас, мне бы хотелось знать, как получить мои ключи обратно у Деклана, не вступая с ним в диалог…

И пока мы подъезжаем к отелю, в голове разрабатывается план МакГайвера (секретный агент из американского телесериала), включающий в себя удочку, ключи и пути отхода.


Деклан не делает никаких движений, чтобы выйти из машины, и, задержав руку на ручке двери, я спрашиваю:

— Ты не идешь?

Малейшее качание его головы разрывает мое сердце на куски. Сегодняшний вечер много значит для меня, и я действительно думала, что он будет там присутствовать. Я не могу не задаться вопросом, это из-за слов, что ему сказала, или он вовсе не собирался приходить.

— Я попрошу Мейси подвезти меня домой, — говорю я спокойным голосом. — И чтобы ты знал, я не имела в виду то, что сказала. Там нет… я имею в виду, я не… — Я тихо выдыхаю и покусываю свою губу. — Нет никого другого.

Я рискую взглянуть на него и вижу, что его выражение лица смягчается, пока он смотрит в лобовое стекло.

— Прости. Мне не следовало такое говорить.

Я выхожу из машины прежде, чем у него будет шанс сказать что-нибудь, потому что я боюсь, что он не скажет ни слова.


Деклан


— Итак… — Блейк надувает щеки и плюхается в кресло деда. — Почему мы не можем выбраться, как в прошлый раз?

Я пожимаю плечами и перекатываю горлышко бутылки между пальцев.

— Нет настроения.

По-видимому, все, что мне хочется делать – это хандрить на диване моих покойных бабушки и дедушки и напиваться с братом, думая о Саванне. Здорово, правда?

Подавляя вздох, я беру другую бутылку.

В чем, черт возьми, ее проблема? Я знаю, что все стало напряженным, но это было… подло. Неуместно. Я также знаю, что иногда бываю ослом, и в последние несколько недель я работал над собой на пути к извинениям.

Я скучаю по ней, и, если все, она может мне дать — это неудачные попытки проявления симпатии, тогда я приму их. Я пытался подтолкнуть ее к большему, но ничего не произошло. Так что я беру то, что дают, и делаю это с улыбкой.

Маленькая часть меня задается вопросом, как сильно я смогу прогнуться ради девушки, прежде чем окончательно сломаюсь. Другая большая часть меня говорит первой, чтобы заткнулась.

Я закрываю глаза, пока тру мой лоб.

Вообще-то она извинилась сегодня. То есть можно рассчитывать на что-то, так? Может не все так безнадежно.

— Как там… — Блейк закрывает свой рот и замолкает. Он, очевидно, хотел закончить вопрос словом «Саванна?», но вместо этого говорит медленно и неловко:

— … работа?

Уголки моего рта поднимаются в нерешительной улыбке.

— Неплохо.

Блейк пожимает плечами и делает другой глоток пива.

— У меня все гладко.

Я фыркаю и закатываю глаза.

— Да, у тебя всегда все гладко.

Смотря футбольный матч по телевидению, он качает своей головой.

— Расслабься, брат. Иначе это убьет тебя.

Единственное, что меня может убить — это девушка с большими серыми глазами и обманчиво милым ротиком, который выплевывает ядовитые вещи.

Я вздыхаю, удивляясь, как Блейк еще сидит рядом со мной прямо сейчас, когда я начинаю раздражаться.

— На работе все прекрасно. В спортзале все хорошо, и я могу начать тренировки снова через две недели, так что… — я поднимаю бутылку пива, намереваясь сделать глоток. — Все в мире в полном порядке, — бормочу с усмешкой.

Блейк на мгновение хмурится при упоминании о спортзале так же, как он делает это всегда. Сделав глоток, я притворяюсь, что слежу за игрой на экране.

— Мое предложение все еще в силе, ты знаешь.

— И мот ответ тот же. Дед оставил этот зал тебе, а не нам с тобой.

Горечь в его голосе не вызывает сомнений, что заставляет меня жалеть о том, что я тогда не сказал ни слова.

Дед оставил Блейку дом и около пятнадцати тысяч на страхование жизни, которые он тут же растранжирил, так что нельзя сказать, что Блейк ничего не получил. Но я ни за что не напомню ему об этом, так как для него это больная мозоль. Вместо этого я бормочу: