— Ты уверен, что раньше никогда не ухаживал за девушкой? Ты очень хорош.

— Я не пытаюсь ухаживать за тобой. Я пытаюсь сломать твои барьеры для других.

Я открываю рот, но ничего не выходит. Что я могу ответить? Пожалуйста, не делай этого? Потому что не уверена, что хочу, чтобы он делал это.

Он наклоняется вниз и целует меня в лоб.

— Знаешь, ты заслужила это с тех пор, как ты сломала меня.

Он так близко ко мне, что я могу почувствовать тепло его тела. Я сглатываю и рискую посмотреть на него, зная хорошо, что могу растаять под одним его взглядом.

— Я сломала тебя?

— Да. Только жестокие, крикливые, с тяжелым характером девушки могут делать это со мной.

Деклан хохочет, и я бью его в грудь. Каким-то образом я тоже засмеялась, несмотря на все моя усилия придать себе свирепый взгляд.

— Я шучу, — говорит он. — Только ты делаешь это со мной, так что тебе лучше изменить свое мнение по поводу «нас» или я буду расстроен.

Поворачиваюсь лицом к нему, я сообщаю:

— Я попытаюсь, ладно? Но я ничего не обещаю.

Мужчина кивает, и спустя несколько секунд единственным звуком в комнате становится звук фильма. Хотя я не смотрю его. Мои глаза прикованы к Деклану, блуждая по всему, что вижу. Я никогда не позволяла себе изучать его так долго и так открыто. Мои глаза жадно впитывают все, будто наверстывают упущенное время.

Мои пальцы скользят по его руке, останавливаясь на розе. Я до сих пор не могу разобрать детали и оттенки его татуировок. Должно быть, подобное заняло часы работы.

— Мою маму звали Роуз. — Голос Деклана выводит меня из транса. — Это в честь нее.

Я даже не могу себе представить, что значит иметь настоящего родителя, не говоря уже о том, что он был любим вами… Насколько другой была бы моя жизнь, если бы у меня были хорошие родители?

Где бы я была? Кем бы я стала?

Этого никогда не узнать. Но я могу однозначно сказать, что сейчас не лежала бы здесь с Декланом, и на этот раз я рада, что жизнь привела меня сюда. Я обвожу контуры розы и поднимаю глаза на Деклана.

— Какой она была?

На выдохе он задерживает дыхание, переворачивается на спину, но прежде я замечаю, что он свел брови.

— Чересчур преданной. Она была самым теплым, добрым человеком, которого я когда-либо встречал. Она любила моего отца больше, чем он того заслуживал.

Она все спускала ему с рук: каждое вождение автомобиля в нетрезвом виде; каждый испорченный праздник; каждый раз, когда он проигрывал деньги, отложенные на ежемесячные выплаты за ипотеку. Я был так зол на нее, когда она оставалась с ним каждый раз, когда он лажал. Я имею в виду, что хоть и был просто маленьким ребенком, но понимал, что она заслуживает лучшего, чем он. Я знал, что она могла уйти от него, если бы захотела. Но она этого не делала.

Она лишь сказала мне, что когда ты женишься на ком-то, вместе с хорошим ты принимаешь и плохое. Сказала, что отец не всегда был таким, что он болен и ему нужна наша помощь, чтобы вернуться к свету. — Деклан сжимает свою челюсть. — А в один прекрасный день он просто ушел. После всего, что мама сделала для него, всего, что их объединяло, просто ушел от нее как ни в чем не бывало.


Я изучаю его лицо, пока он смотрит в потолок, но на самом деле не видит его. Парень слишком наполнен переживаниями чего-то ужасного из своего прошлого.

— Ты видел его с тех пор? — тихо спрашиваю я.

Я не хочу вторгаться в мысли, которые крутятся у него в голове, но мне любопытно. Кроме того, я думаю, что к настоящему моменту мы установили, что задавать вопросы — это игра с двусторонним движением. Если он спросил меня, когда я в последний раз занималась сексом, то полагаю, я имею право узнать, видел ли он своего отца.

Деклан качает головой.

— Блейк — да, но я отказался от него. Что касается меня, то он умер в ту же секунду, когда вышел за дверь.

Он сильнее сжимает челюсть, когда рассказывает, и мне жаль больше всего, что я не воспитывалась его мамой. Но меня совсем не подавляет наша беседа. С тех пор, как мы пришли к этой стадии отношений, я делаю то, чего никогда раньше не совершала: говорю о моем отце. Мне особо нечего поведать, но, возможно, он отвлечется от своих родителей, послушав о ком-то еще.

Я переворачиваюсь на живот и произношу:

— Я никогда не видела моего отца. Я даже не знаю его имени.

Он смотри на меня и гладит мои волосы.

— Ты вообще помнишь свою маму?

— У меня есть обрывки воспоминаний, но их не так много. Я даже не могу вспомнить, как она выглядела, только то, что глаза предположительно были голубыми.

— Предположительно?

Черт.

Мой рот захлопывается от моего промаха. «Ее глаза были голубыми». Были голубыми. Так чертовски трудно такое сказать? Я прогоняю последнее воспоминание о ней, сохранившееся нечетким из-за моего четырехлетнего возраста, но тем не менее все еще преследующее меня. Я не скажу об этом Деклану, но я была первой, кто нашел ее после передозировки на нашем диване. Ее открытые глаза были серыми и туманными, и мама не просыпалась, независимо от того, сколько я ее трясла изо всех сил и кричала.

В конце концов, я поднялась на второй этаж в квартиру миссис Донахи и попросила сделать мне какой-нибудь каши. Это был не первый раз, когда я обращалась к ней, когда моя мама была… не в дееспособном состоянии, но это был последний раз.

Я отвожу взгляд от заинтересованных глаз Деклана и возвращаюсь к его руке на моей голове.

— Думаю, да. Я точно не помню.

Мои пальцы пробегаются по предплечью, по твердым выпуклостям его бицепсов.

— Мне нравятся твои тату, — говорю я, приподнимая рукав футболки, чтобы лучше разглядеть.

Он садится и начинает стягивать футболку через голову. На мгновение на меня снисходит облегчение, что моя отвлекающая тактика сработала, пока он не приподнимает достаточно футболку, обнажая темные цветные пятна на боку. Несколько синяков на груди. Один большой продолговатый кровоподтек на животе. У меня в горле встал ком, и сердце буквально остановилось. Они выглядят намного хуже, чем в ту ночь. Красное размытое пятно превратилось сейчас в чернильно-черное.

Их так много.

Деклан откидывается на подушки, прислоняясь к спинке кровати. Могу констатировать, что он пытается не морщиться. Мои глаза жжет, и я запоздало понимаю, что пытаюсь не заплакать. Я сглатываю, когда смешанные эмоции вырываются наружу, и сажусь. Надеюсь, станет легче дышать, потому что по какой-то причине я не могу.

— Я бы убила того, кто это сделал, — говорю я, слегка касаясь синяка на боку. Его пресс напряжен, и я перевожу свой взгляд к лицу и вижу, что глаза закрыты. Я отдергиваю руку назад, испугавшись. Я не хотела причинить ему боль.

— Прости.

Он резко открывает глаза и хватает меня за руку.

— Пожалуйста, не останавливайся. Я люблю, когда ты прикасаешься ко мне.

Это удовольствие отражалось на его лице?

Он кладет мою ладонь на свою грудь, прямо под сердцем. Я чувствую его устойчивое биение под своими пальцами, под крепкими мышцами и теплой кожей. Я закусываю губу, когда мое собственное сердце замирает, а потом начинает стучать в слегка быстром темпе. Думаю, оно пытается синхронизироваться с Декланом.

— Ты уверен, что я не причиняю тебе боль?

— Я никогда не был так уверен в чем-либо в своей жизни.

Очевидно, в его заявлении есть двойной смысл, когда он смотрит на меня так, будто только что выиграл лотерею. И у меня появляется желание узнать, не получил ли он сотрясение мозга или что-то еще…

После еще одного удара сердца он убирает свою руку от моей и укладывает ее за голову, давая мне понять, что он полностью в моей власти. И прямо сейчас, я желаю видеть тот взгляд на его лице снова. Тот, который отражает удовольствие и муку.

Мои пальцы осторожно исследуют его торс. Каждый твердый кубик, по которому я прохожу, заставляет сжиматься мой желудок. Это великолепно видеть, как он растянулся передо мной, с синяками или без.

Он превосходен.

Меняя положение на кровати, я кладу руки на матрас и наклоняюсь вниз, оставляя легкие поцелуи на синяках вдоль его тела. Кончики моих волос касаются кожи Деклана, когда продвигаюсь дальше, но я не убираю их. Помня, что он испытывает к моим волосам, надеюсь, что ему понравится. Мой беглый взгляд только подтверждает это. Его адамово яблоко двигается, когда он глотает, а свободная рука сжимает в кулак простыню на другой стороне от него.

Я улыбаюсь напротив него и прижимаюсь губами к коже, замечая, как напрягается пресс от каждого поцелуя. Не желая пренебрегать кубиками, я прокладываю поцелуями путь вниз по животу и тогда я вижу это. Взгляд.

Это даже лучше, чем в первый раз, когда я заметила его. Я смотрю ему в глаза, пока целую выпуклости мускул, после смело облизываю их, целуя.

Реакция Деклана не разочаровала.

Его губы приоткрылись и дыхание стало затрудненным, и я догадываюсь, что у меня реальные проблемы. Потому что отныне его стон официально стало моим любимый звук в целом мире, и теперь мне хочется услышать, какие еще вариации я могу заставить его произвести.

Садясь, я жду, пока он не открывает глаза в изумлении, и спрашиваю:

— Так ты дошел до конца, ммм, когда мастурбировал той ночью?

— Нет. — Он выдыхает и протирает лицо руками, даже не пытаясь скрыть, что затвердел как скала.

— Можешь считать меня ненормальным, но мое настроение было подпорчено.

Мои пальцы скользят под пояс его пижамных штанов, легко оказываясь внутри.

— Я могу предложить тебе свою руку, если ты хочешь.

— Серьезно?

Его замешательство рассмешило бы меня, если бы я не была так возбуждена.