— Я не говорила, что дала обет безбрачия, я лишь сказала, что не завожу отношений. Секс и моногамия – не исключают друг друга.

Стакан звенит о столешницу, когда я ставлю его обратно и кокетливо улыбаюсь. Ему не нужно знать, что я сейчас живу в целибате. Немного флирта еще никому не навредит.

Его брови нахмурены.

— Думаю, я люблю тебя, — и усмехаясь, он добавляет: — Серьезно, где ты была всю мою жизнь?

Несмотря на улыбку, играющую на моих губах, я закатываю глаза.

— Любовь — это вымысел. Это только куча химических веществ, которые сеют хаос в твоем мозгу.

Улыбаясь, Деклан закусывает губу и стучит по столу.

— Вот где ты не права. Любовь — самое реальное, что я видел.

Мои брови поднимаются на его страстный ответ.

— Да неужели?

Он кивает.

— Мой дед был женат на моей бабушке сорок один год, прежде чем она оставила его, и до самой ее смерти он смотрел на нее, как… Я не знаю. Будто она была Рождественским утром.

Мой сарказм умирает от его признаний. Он ясно вспоминает жизнь и семью, полную любови, которую мне не понять никогда. По моему опыту, любовь живет только в фильмах и книгах.

Недолго думая, я говорю.

— Я так понимаю, что твой отец никогда не смотрел так на твою маму? — и сразу же жалею о своем вопросе. Это неприлично, и это не мое дело.

Губы Деклана кривятся, когда он погружается в неприятное воспоминание, будто вновь его переживая.

— Нет. Обычно он приберегал эти взгляды для чего-то особенного, как бутылки Джима, Джека или Хосе (прим.: Джим Бим (Jim Beam), Джек Дэниэлс (Jack Daniels), Хосе Куэрво (Jose Cuervo) — крепкие алкогольные напитки).

— Ох, — говорю я, пытаясь казаться равнодушной. Итак, его отец страдает алкогольной зависимостью. Или страдал. Я не уверена, но выяснять не собираюсь.

Вопросы, задаваемые людям об их прошлом, побуждают людей думать, что они могут спросить тебя о том же, но это не так, не со мной. Хотя они могут попробовать, но ответа не получат.

Деклан склоняет на бок голову и скрещивает руки на груди.

— Знаешь, а ты никогда не отвечаешь на мои вопросы. Например, о том, как ты оказалась вынуждена спать в машине. Ты отвлекла меня разговорами о сексе и вибраторах.

— Гм, ты сам отвлекся на разговор о вибраторах.

Его глаза сужаются, словно он изучает меня.

— Ты делаешь это снова.

Я медленно киваю.

— Да, делаю.

Черт. Деклан более внимателен, чем я думала. Он смотрит на меня в течение нескольких секунд, изучая меня глазами, но он не выглядит сердитым или раздраженным. Он кажется… заинтригованным.

— Ты не собираешься рассказывать, не так ли?

Деклан определенно проницательный, и я буду отдавать ему то не многое, что могу. Я качаю головой, сводя губы в грустной улыбке.

— Не сегодня. Это слишком личное.

Он поднимает брови.

— А как же разговоры о сексе?

Я снова качаю головой.

— Секс это не личное.

Кривая усмешка касается его рта.

— Тогда ты делаешь это неправильно.

Я еле сдерживаю себя, чтобы не закатить глаза на его фразу. Вместо этого, опускаю локти на стол и наклоняюсь вперед, открывая ему обзор на мое небольшое декольте.

— И я уверена, ты хочешь показать мне, как сделать это правильно, так?

Он моргает глазами, пытаясь не смотреть на мои сиськи. И отвечая на мою насмешливую улыбку, он произносит:

— И на этой ноте, думаю, мне пора готовиться ко сну, пока я не совершил какую-нибудь глупость.

Опираясь ладонями на стол, он встает, и трудно не заметить сквозь джинсы выпуклость его эрекции. Мои глаза расширяются, когда я вижу, что у него член несомненно больше, чем мой вибратор. Деклан улыбается, глядя на меня, словно думая о том же.


Деклан


Перестань думать об этом. Просто ложись спать.

Я вздыхаю и поднимаю свою руку к глазам, создавая ею темноту в гостиной, но это бесполезно. Я тверд как камень. И нахожусь в таком состоянии уже час. Все, о чем я могу думать, это Саванна и ее проклятый вибратор. Какой он? Как выглядит она, когда пользуется им. Я стону и тяну простыню на лицо, желая, чтобы эти глупые мысли исчезли. Я действительно не хочу мастурбировать, потому что считаю, что тем самым перехожу все границы. Саванна — мой сотрудник. Мой бездомный работник. Дрочить, представляя ее, будет неправильно с моей стороны, верно?

Спустя еще пять беспокойных минут, я бормочу:

— К черту. — И стягиваю простыню вниз.

Я мужчина. Я должен быть неправильным. Кроме того, чего она не знает, ей не навредит. Вставая с дивана, направляюсь в ванную, мой член маячит впереди меня, как проклятый компас.

Закрываю за собой дверь и включаю свет, щурясь от резкого света. Мои глаза, наконец, привыкают, и я начинаю рыться в шкафу под раковиной в поисках какого-нибудь лосьона.

Думаю, я нашел что-то…

Игры с моим пенисом — это не то, что я обычно делаю, но когда я этим занимаюсь то, это всегда происходит в душе. Освобождение — наиболее легкий путь, но я не думаю, что мне хочется принимать душ в этих целях прямо сейчас.

— Бинго. — Я, наконец, нахожу старую бутылку лосьона для тела Jergens и впрыскиваю необходимое количество на ладонь, затем тяну мои боксеры вниз под яйца и скольжу влажной рукой вдоль моего ствола.

Черт, холодно.

Становится теплее после пары надавливаний, и довольно скоро гладкие, скользящие движения заставляют работать быстрее мое сердце, а я упираюсь свободной рукой на раковину для равновесия.

Мой разум возвращается к Саванне. Она не похожа на других девушек, что я встречал. У нее лицо ангела, но Иисус Христос, у этой цыпочки острый язычок. Я и понятия не имел, что она так взрывоопасна. Я был увлечен беседой с ней и наслаждался каждой секундой этого. Представляю, как бы мне понравилось целовать эти совершенные надутые губки и блуждать пальцами в этих длинных волнистых волосах, пока я скользил бы глубоко в ней. Или то, как она выглядит с вибратором между ее ног, ее рот открывается в экстазе, пока она двигается, чтобы доставить себе удовольствие.

Моя рука начинает работать быстрее, мое дыхание учащается, когда я чувствую напряжение, поселившееся в моих мышцах. Мои яйца набухли. Я так близок…

— О, Боже! — выкрикивает Саванна, с удивлением и ужасом.

Я задыхаюсь, находясь в высшей точке блаженства. Моя кровь превращается в лед, когда я замираю, встречаясь с взглядом большими глазами Саванны.

Ебать, этого не может быть.

Я дергаю вверх мои боксеры, когда она резко отворачивается и врезается лицом в открытую дверь. Девушка обхватывает свой нос руками, когда я морщусь от ее удара и спешу к ней.

— Ты в порядке?

Она визжит и вырывается из моего захвата, пока кровь капает из ее носа.

— Не трогай меня после этого! С ума сошел?

Боже, убей меня сейчас.

Я хватаю полотенце для рук, висящее на вешалке, и протягиваю его ей, провожая из ванной в гостиную.

— Садись, я только принесу тебе лед.

Это не может происходить со мной. Это должно быть сон. Ни в коем случае Саванна не должна была застать меня врасплох, пока я дрочил. Не она, по крайней мере. Мир не так жесток, верно? Это должно быть какой-то кошмар, и я собираюсь проснуться в любую секунду. Щипаю себя за руку, и ничего.

Блять.

Зайдя на кухню, в первую очередь мою руки, затем набираю лед в пластиковый пакет. Когда я возвращаюсь в гостиную, ее голова наклонена назад с полотенцем, покрывающим нос, и я протягиваю ей лед. Она смотрит так скептически, что я сажусь рядом с ней и вздыхаю.

— Я помыл свои руки, ясно?

Она берет лед у меня и накладывает на него полотенце.

— Прости, я не знала, что ты там и что ты занят, — извиняется она, смотря на мою промежность в боксерах.

Я тяну простыню, которой накрывался, на колени и опускаю голову.

По крайней мере, я больше не твердый, хоть один плюс. Но мне хочется умереть от стыда. И чувствую, как синеют мои яйца от того, что я так и не получил оргазм, который мог стать эпическим.

— Это все твоя вина, — бормочу я. — Все твои разговоры о вибраторе.

— О, мой Бог, ты думал обо мне?

Моя голова опускается в поражении от ее возмущенного тона. Только, когда я понимаю, что она пытается не засмеяться, мое сердце начинает снова биться.

Она надо мной прикалывается?

Спасибо, Господи.

Я кладу руку на грудную клетку рядом с сердцем, будто это поможет восстановить ритм.

— Это не смешно.

— Позволю себе не согласиться, — девушка мне улыбается, когда она откидывает голову на спинку дивана. — Это было весело. Даже несмотря на это, — говорит она, указывая на пакетик со льдом, прижатый к носу.

— Иди сюда, дай мне посмотреть. — Я наклоняюсь и убираю пакетик, оставляя его на журнальном столике. Беря пальцами ее подбородок, я наклоняю ее голову из стороны в сторону. Нос не выглядит сломанным. Есть небольшое покраснение, но, возможно, это из-за льда, кровотечение остановилось. Выдыхая, я отпускаю ее подбородок и снова прикладываю лед.

— Возможно, это ушиб, но думаю, ты будешь жить.

Опустив глаза, она вертит пакетиком.

— Мне действительно очень жаль. Я не имею в виду…

Я вздрагиваю и поднимаю вверх руки, чтобы остановить ее.

— Мы можем перестать говорить об этом? Мне достаточно стыдно, чтобы хотеть умереть.

— Вполне справедливо, — говорит она, наклоняя свою голову назад, чтобы разместить на носу пакет со льдом.

Она смотрит на меня, ее улыбка все еще играет на ее губах, и я качаю своей головой, размышляя о невероятно смешном повороте событий сегодняшнего вечера. Я должен был спать в своей постели, а не сидеть на диване, обсуждая с моей сотрудницей свою привычку подрочить. С моей нахальной работницей, которая не прочь поговорить об эпизоде мастурбации.