— Может помочь? Возможно, — пробормотал Дэвид. И тут Салли заметила, что брат то и дело поглядывает на дверь. Неужели он рассчитывает на то, что эта женщина станет его навещать? Но наверное, леди Джослин все-таки зайдет к нему хотя бы несколько раз… Поцеловав брата в лоб, Салли покинула комнату.

В коридоре она встретила Хью Моргана.

— Миледи назначила меня прислуживать майору, — сообщил он. — Я очень рад этому, мисс Ланкастер.

— Я уверена, что вы ему подойдете.

Выходя из дома, она подумала: «Может быть, леди Джослин придумала для Моргана такое наказание за то, что он привез сюда майора? Ведь ухаживать за тяжело раненным — дело очень непростое…» К счастью, Хью Морган Салли понравился, и она надеялась, что Дэвид также будет доволен.

Теперь ей предстояло найти сумасшедшего шотландца, хирурга из больницы Святого Варфоломея.


Джослин потребовалось не меньше получаса на то, чтобы успокоиться. Когда пришла эта ужасная женщина, она любовалась цветами, утром герцог Кэндовер прислал ей букет и записку, в которой была только одна фраза: «До сентября». Вместо подписи стояла размашистая "К".

Держа записку в руке и вспоминая многозначительные взгляды, которыми они обменялись, Джослин предавалась мечтам. Возможно, в загадочном герцоге она найдет то, что всегда искала, но не надеялась найти.

И тут явилась эта несносная мисс Ланкастер.

Явилась с угрозами и грубым шантажом! Если не считать зеленых глаз, она совершенно не походила на брата. Ведь Дэвид был джентльменом, вне всяких сомнений.

Джослин невольно улыбнулась, вспомнив свои слова о том, что за майора она платит золотом. Если бы тетя Лора услышала, как ее племянница произносит такие вульгарные слова, она упала бы в обморок! Но у этой Салли Ланкастер просто дар пробуждать в людях самые низменные чувства.

Джослин вздохнула — и вдруг нахмурилась. Поглаживая Исиду, она вспоминала о том, как впервые увидела майора Ланкастера. Неужели она полагала, что, обвенчавшись, сумеет тотчас же забыть о нем, сумеет не думать о его неминуемой смерти? Конечно же, она не собиралась становиться свидетельницей этой смерти, но теперь этого уже не избежать.

Всякий раз, когда Джослин вспоминала о Дэвиде Ланкастере, ей хотелось плакать. Его смерть будет похожа на погасшую свечу — в мире станет темнее.

Она заставила себя думать о другом… К счастью, Морган с радостью согласился прислуживать майору. У этого валлийца было доброе сердце, от Мари Джослин слышала, что он мечтает стать камердинером. Что ж, теперь Хью Морган наберется опыта…

Снова вызвав дворецкого, Джослин сказала:

— Закажите две повозки соломы и расстелите ее на дороге у дома. Проследите, чтобы солома лежала толстым слоем. Я не хочу, чтобы майора Ланкастера беспокоил уличный грохот. И еще распорядитесь на кухне, чтобы там готовили блюда, подходящие для больного.

«Если, конечно, майор сможет есть», — добавила она мысленно.

Когда Дадли ушел, Джослин решила: она должна проявлять больше терпимости в отношениях с Салли Ланкастер, ведь избежать общения с ней, конечно же, не удастся. Впрочем, Салли можно понять: она всей душой предана брату, и больше ей заботиться не о ком. А с ее внешностью и характером… Было очевидно, что после смерти брата близких людей у нее не останется и никогда не будет. Джослин даже не устыдилась своей последней мысли.


Салли считала, что после госпиталя герцога Йоркского ее уже ничем не испугают. Однако больница Святого Варфоломея оказалась даже более ужасным местом, чем госпиталь. Эту больницу основали монахи еще в средние века, и похоже, с тех пор здесь ни разу не делали уборку. В больнице Святого Варфоломея лечили лондонских бедняков, и почему-то все они были крикливыми и грязными! Во всяком случае, лежавшие тут пациенты оказались именно такими.

И тем не менее в этой больнице были прекрасные хирурги. Побродив по бесчисленным переполненным палатам, Салли решила: «У хирургов здесь, конечно же, огромная практика — вот они и набрались опыта…»

Ей пришлось довольно долго ходить по больнице, прежде чем она нашла человека, который хотя бы слышал об Йене Кинлоке. Но этот человек сказал, что шотландца нет в больнице, потому что «этот день у него для щеголей». Но затем кто-то сообщил, что совсем недавно видел доктора собственными глазами.

В конце концов Салли оказалась в убогой комнатке, где, как утверждали, можно найти Кинлока после того, как он закончит дела в операционной. Она устроилась на неудобном жестком стуле и стала ждать И старое бюро, и книжные Полки были завалены книгами и анатомическими картами. На полу тоже громоздились горы книг. Возможно, Кинлок действительно был замечательным хирургом, но вот аккуратным человеком его никак нельзя было назвать.

Проскучав целый час, Салли принялась приводить в порядок книги и бумаги доктора. Затем, отыскав за бюро грязное полотенце, начала вытирать в комнате пыль. Она помнила, как сердился отец, когда кто-нибудь переставлял его книги, поэтому тщательно следила за тем, чтобы не менять ничего местами. И все же комната доктора чудесным образом преобразилась.

Когда Салли вытирала пыль с одной из книжных полок, она заметила какой-то странный предмет — ей показалось, что это фарфоровая кружка. Она протянула руку — и вдруг поняла, что перед ней человеческий череп с пустыми глазницами. Салли ахнула и поспешно отступила от полки. Она в ужасе озиралась, не зная, за что теперь взяться. И тут послышались шаги, а потом раздался мужской голос:

— Это череп того идиота, который посмел рыться в моих вещах! Хочешь составить ему компанию?

Салли вздрогнула и резко обернулась. Перед ней стоял широкоплечий пожилой мужчина среднего роста. Забрызганный кровью халат и кустистые черные брови, резко контрастировавшие с копной совершенно седых волос, придавали ему весьма устрашающий вид, — Я… я ничего местами не меняла, — пролепетала Салли. — Вы Йен Кинлок, хирург?

— Да. А теперь убирайся к дьяволу. Вон из моего кабинета!

Он плюхнулся на стул у бюро, отпер один из ящиков и извлек оттуда бутылку. Салли решила, что это виски. Не обращая внимания на гостью, доктор откупорил бутылку и приложился к горлышку. Затем откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.

Салли приблизилась к нему и вдруг поняла, что он гораздо моложе, чем ей сначала показалось, доктору было явно меньше сорока, однако его старила ранняя седина, а более всего — усталость.

— Доктор Кинлок…

Он чуть приоткрыл глаза.

— Ты еще здесь? Убирайся. Немедленно.

Доктор сделал еще глоток виски.

— Простите… но я хочу, чтобы вы осмотрели моего брата.

Кинлок тяжко вздохнул:

— Мисс, постарайтесь понять: я сегодня осмотрел полсотни больных, сделал шесть операций и только что потерял на операционном столе двух пациентов. Даже если бы вашим братом был сам принц-регент, я не стал бы его осматривать. Особенно если бы это был принц-регент. В третий и последний раз говорю: убирайтесь — или я вышвырну вас вон!

Взглянув в усталые голубые глаза доктора, Салли вдруг поняла: этот человек не так груб и бессердечен, как кажется. Приободрившись, она еще ближе подошла к доктору.

— Моего брата ранило при Ватерлоо. Нижняя половина тела у него парализована, он постоянно испытывает боли и вот-вот умрет.

Кинлок взглянул на гостью с некоторым интересом:

— С таким ранением его можно считать мертвецом. Если вам требуется чудо, обратитесь в церковь Святого Варфоломея. Это напротив больницы.

Однако Салли не сдавалась:

— Но, доктор, разве вы не давали клятву? Разве не обязаны помогать тем, кто страдает?

Испугавшись, что зашла слишком далеко, Салли умолкла, но шотландец, похоже, не рассердился.

— Принимаю во внимание тот факт, что вы тревожитесь за брата. Я должен даже признать, что тронут вашей верой в меня. К несчастью, знания медиков ничтожны, и я сам порой очень удивляюсь, когда мне удается кому-то помочь.

Заметив грусть в глазах доктора, Салли вспомнила о двоих пациентах, только что скончавшихся на операционном столе. Неудивительно, что доктор в таком отвратительном настроении.

Снова приложившись к бутылке, Кинлок спросил:

— Когда была битва при Ватерлоо? Восемнадцатого июня? Значит, почти два месяца… — Доктор в задумчивости покачал головой. — Почти два месяца я оперировал раненых. А сколько человек потерял!

— Вы очень переживаете за своих пациентов, — тихо сказала Салли. — Именно это нужно сейчас Дэвиду. Нужен доктор, который по-настоящему хочет помочь.

Кинлок нахмурился:

— Если у него серьезно поврежден позвоночник, то можно лишь удивляться тому, что он все еще жив. В таких случаях нарушаются основные функции организма, и рано или поздно наступает смерть. Такие пациенты не выживают… Если ваш брат действительно парализован, то смерть станет для него благом. Так что проститесь с ним и оставьте меня в покое.

Кинлок снова потянулся к бутылке, но Салли схватила его за рукав.

— Но, доктор, мой брат должен выжить! Просто он страдает сейчас от сильных болей… Не могли бы вы хотя бы осмотреть его? Ну пожалуйста! Шотландец в задумчивости посмотрел на Салли:

— От сильных болей? Очень странно… Должно наступать полное онемение…

Доктор еще немного подумал, а потом задал несколько вопросов — было, очевидно, что он напряженно размышляет.

К счастью, Салли отвечала довольно толково, видимо, общение с хирургами госпиталя герцога Йоркского пошло ей на пользу.

Выяснив, каким образом лечили Дэвида, Кинлок спросил:

— Сколько опия он принимает? Салли задумалась.

— Кажется, один пузырек настойки Сайденхэма в два-три дня.

— Гром и молния! Неудивительно, что он шевельнуться не может! Опий — чудесное средство, но у него есть свои недостатки. — Кинлок скрестил руки на груди и снова погрузился в раздумья. Наконец объявил:

— Я осмотрю его завтра во второй половине дня.

У Салли отчаянно забилось сердце.