Понимание того, что она нуждается в нем, хочет она того или нет, укрепляло его дух, делало сильнее. Коул и не догадывался, что может вот так относиться к женщине. «Она моя», – думал он, крепче обнимая ее. «Моя подопечная», – поспешил поправить себя Коул. Существенная поправка, ибо для того, чтобы не причинить ей боль, когда ему придется исчезнуть из ее жизни, необходимо держать дистанцию.

– Я знаю, что мой страх иррационален. Это все психология, – сказала Эрин, опустив глаза. Коул любовался ее ресницами – такими длинными и темными, отбрасывающими тень на ее бледные щеки.

– Это то же самое, что посттравматический стресс, – пояснил Коул, стараясь говорить отстраненно о том, о чем ему говорить равнодушно было все еще очень трудно. После первого задания он прошел через все «прелести» посттравматического стресса. Одними сеансами у психотерапевта дело не обошлось, пришлось еще и таблетки глотать. И хотя и начальство, и «мозгоправ» в один голос утверждали, что все через это проходят, и ничего, Коул с этим «ничего» согласен не был. Им бы побывать в том аду, в котором находился он.

– О чем ты? – спросила Эрин.

– Умом понимаешь, что все в порядке, но сознание относит тебя в то время, и в результате ты не можешь контролировать ни свое тело, ни его реакции. – Даже сейчас, когда Коул говорил, пальцы его непроизвольно сжались, впиваясь в тело Эрин. Она даже вскрикнула от боли.

Коул, извиняясь, погладил ее по руке.

– Откуда тебе столько об этом известно? – спросила Эрин.

– Вот вода, как вы просили, – сказал Эдгар, протянув ей бутылку.

– Спасибо, – сказала она.

Коул открыл бутылку, и она стала пить – медленно, мелкими глотками, ясно давая ему понять, что не ждет от него немедленного ответа на свой вопрос. Он давал подписку о неразглашении, и к тому же работа его была по большей части грязная, о такой и говорить не хочется. «Мозгоправ» научил его забывать и не возвращаться даже во сне к некоторым событиям прошлого. Хотя, судя по тому, что он понял об Эрин, раз она вопрос задала, то не успокоится, пока не получит ответ. Дело было лишь в длительности отсрочки. Он не был готов к ответу на этот ее вопрос, как и на другие, которые она непременно задаст. Как не был он готов к тому, с чем еще приходится бороться: к неодолимому влечению к ней. Насколько еще его хватит?

Она не искушала его, не дразнила намеренно – в этом Коул был уверен. Напротив, старалась держать дистанцию. Вернее, держала до того момента, пока он не встал живым щитом между ней и ее страхами. То, что Эрин не вешалась ему на шею, лишь усиливало его влечение к ней. Коул умел сдерживать свои порывы, но, черт возьми, жить с ней под одной крышей и находиться рядом двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю – тут и святой не выдержит.

Глава 6


Остаток недели обошелся без повторения панических атак, хотя Эрин не могла заставить себя не думать о посетившем ее странном ощущении, когда ум не властен над телом, как и о том, что Коул, судя по всему, знал, что ей довелось испытать, больше, чем ему хотелось бы. Она пыталась его расспросить поподробнее, но Коул не пожелал с ней делиться, и она не стала настаивать. Точно так же, как не стала развивать тему, когда он рассуждал о том, что сделала бы его мать, если бы в то время, когда она ушла от его отца, существовали бесплатные пункты психологической и юридической помощи для тех, кто оказался в сходной ситуации.

Эрин продолжала надеяться, что однажды получит ответы на свои вопросы, но даже не рассчитывала на то, что он все расскажет сам, без давления с ее стороны, слишком уж Коул был закрытым человеком.

Ни Коул, ни братья Эрин не считали для нее разумным появляться на публике, к примеру, в баре «У Джо», где она стала бы легкой мишенью, а Эрин не привыкла сидеть в четырех стенах. Не будь у нее компании, даже такой, как Коул, она бы взвыла от скуки.

Эрин подмечала перемены, происходившие с ее телом: живот уже не был абсолютно плоским, как раньше, хотя крохотную округлость все еще скрывала одежда. Грудь ее стала гораздо чувствительнее и слегка увеличилась. Эрин по-прежнему не чувствовала себя готовой к разговору с родителями, но, зная, что его все равно не избежать, решила покончить с этим как можно быстрее. Мать с отцом возвращаются домой в среду, так что в ближайшие дни ей предстояло поведать им и о своей беременности, и о нападении, и о живущем с ней под одной крышей телохранителе.

Выйдя из ванной, Эрин забралась в кровать, по привычке прислушиваясь к тому, что происходит в соседней комнате. Она слышала, как поскрипывали половицы под ногами Коула, как открылась, а потом закрылась дверь ванной комнаты в холле. Коул скорее всего уже закончил ежевечернюю тренировку, состоящую из приседаний, отжиманий и подтягиваний на перекладине, которую он повесил в двери спальни, и пошел принимать душ.

Эрин так и не смогла привыкнуть к ежевечерним танталовым мукам, которые испытывала, зная, что Коул находится всего в нескольких шагах от нее, обнаженный, под душем смывает пот после тренировки, позволяющей поддерживать мускулатуру в том состоянии, о котором она была прекрасно осведомлена, ибо, пусть только в течение одной ночи, имела счастье прикасаться к его телу. И руками, и губами, и языком.

Да, плохая девочка в Эрин, раньше по большей части помалкивавшая, теперь, когда на четырнадцатой неделе беременности утренняя тошнота ушла в прошлое, как и обещал врач, все громче о себе заявляла. И что еще хуже, сексуальное желание вернулось к ней, еще и усилившись. Впрочем, возможно, беременность тут ни при чем. Усилению желания она скорее всего была обязана вторжению Коула в ее жизнь. Вначале ей, конечно, было не до плотских утех, когда она была сама не своя от боли, но зато теперь, и не только по вечерам, ей приходилось прилагать немалые усилия, чтобы сосредоточиться на чем-то более насущном.

И вновь Эрин мысленно вернулась к тому дню, когда ей довелось узнать, что такое паническая атака. К тому, как повел себя в этой ситуации Коул. Он мог бы отреагировать по-другому, к примеру, усадить ее на стул и опустить ее голову так, чтобы она оказалась у нее между колен. Так их учили на курсах. Но он зачем-то посадил ее к себе на колени, обнял, согревая своим телом.

Его нежность действовала на Эрин куда сильнее, чем его очевидное физическое возбуждение, которое она не могла тогда не почувствовать. И тогда она поняла, что точка возврата в их отношениях для нее пройдена. Безумство гормонов в ее организме, буйство желания не давали ей жить спокойно. Если ей и удавалось уснуть, то ее мучили кошмары, она часто просыпалась.

Вот и сегодня ей снится, что она идет в торговый центр и чувствует, что кто-то преследует ее, и потому бежит к своей машине. В нее стреляют, и чудом она остается жива. Потом она едет в полицию, но едва она успевает выйти из машины, как в нее снова стреляют…

Эрин проснулась от собственного крика и рывком села в постели. Сердце ее бешено колотилось. Она обвела блуждающим взглядом темную комнату.

Вдруг свет загорелся, и в комнату влетел Коул с пистолетом в руке, и Эрин едва не потеряла сознание.

Коул опустил пистолет.

– Спокойно, – сказал он и положил оружие на прикроватную тумбочку.

Эрин смогла лишь кивнуть, слов у нее не было.

– Ты в порядке? – спросил Коул, подойдя ближе.

– Да, – прошептала Эрин. Как и в тот раз, она чувствовала себя ужасно глупо. – Мне приснился кошмар. – Она вся покрылась гусиной кожей. Ее продолжала бить дрожь после увиденного во сне.

Коул присел на край кровати, и Эрин вдруг осознала, что на нем, кроме плотно облегающих трусов, ничего нет. Ей стоило немалых усилий не смотреть на него ниже талии, на узкую полоску темных волосков, уходящих под пояс трусов. Но и то, что было выше этой злосчастной полоски – его мускулистая грудь, возбуждало ее не меньше. И потому Эрин не нашла ничего лучше, как посмотреть ему в лицо. В его глазах стояла тревога за нее.

– Хочешь об этом поговорить? – спросил он.

Эрин заставила себя кивнуть.

– Мне снилось, что меня хотят убить, стреляют, и деться мне некуда. Я понимала, что все это только сон, но все равно ощущение было такое, словно я – дичь, на которую идет охота, – сказала Эрин. Почувствовав, как по щеке потекла слеза, она готова была от стыда сквозь землю провалиться.

Коул наклонился к ней и большим пальцем вытер слезу.

– Может, тебе стоит обратиться к профессионалу? – предложил он.

Эрин замотала головой:

– Нет, я просто туплю, и это пройдет. В любом случае мне ничто не угрожает. Я все еще думаю, что та стрельба была случайной, но до тех пор, пока полиция не закроет это дело и не отпадет необходимость в тебе как в телохранителе, я все равно буду нервничать. – Впрочем, внутреннее ощущение опасности, все еще острое после кошмара, входило в противоречие с железной логикой ее собственных слов.

Ежась словно от холода, Эрин свернулась калачиком под одеялом. Ей не хотелось оставаться одной в этой комнате, но как попросить его остаться, она не знала. Она чувствовала себя такой уязвимой, и, если бы он ей отказал в просьбе, могла бы разрыдаться, окончательно упав в его глазах.

Эрин сделала глубокий вдох и несколько судорожных выдохов. Коул положил руку ей на плечо, и она почувствовала его прикосновение, казалось, не только кожей, но и всем нутром.

Эрин посмотрела на него снизу вверх и, собравшись с силами, попросила:

– Пожалуйста, останься.

Коул от удивления даже присвистнул. Эрин затаила дыхание. Впрочем, брать свои слова назад она не спешила. С того момента как она узнала о том, что беременна, Эрин была наедине со своими проблемами: с потрясением от неожиданного открытия, с утренней тошнотой, с болью и страхом после ранения на парковке. До сих пор ей хватало мужества справляться, но этот кошмар забрал у нее остатки сил, и ей как воздух нужна была поддержка, которую мог дать ей только Коул.