— Что? — спросил он, вздрогнув, в ответ на вопрос Чарити, словно не понимая, чего от него хотят. — Шахта? Ох… Нет, разрушения были довольно серьезными, но все не так плохо, как могло бы быть. Взрыв произошел в пересмену, когда дневные рабочие уже ушли, а ночные были еще на пути к шахте.

— Но из-за чего же произошел этот взрыв? — спросила Лайза. — Я уверена, вы соблюдаете все правила безопасности на шахте.

Он бросил на нее быстрый взгляд.

— Да, конечно. И этот случай — чьих-то рук дело.

— Нет! — чуть не задохнувшись, всплеснула руками леди Бернселл. — Кто мог сделать такую чудовищную вещь? И зачем?

— Я знаю, любой из определенного сорта людей готов на это ради большой суммы денег. В этом отношении нам повезло, некий незнакомец был замечен вблизи шахты незадолго до взрыва. Описание его совпадает с внешностью некого типа, которого активно ищут власти в связи с целым набором преступлений. Его зовут Джип Махоуни.

Лайза, внезапно насторожившись, резко повернулась к Чаду:

— Вы хотите сказать, что кто-то заплатил за уничтожение вашей шахты? Господи, да могли погибнуть тысячи людей!

— Да, — ответил Чад ровном голосом. Он смотрел на нее почти в упор.

— Эти разрушения дорогостоящие? — озабоченно спросила Лайза. — Потери могут?.. Ну, в общем…

Чад покачал головой:

— Убытки минимальны — просто даже не о чем говорить. В конце концов, шахта была застрахована, но этот взрыв создает определенные проблемы. На несколько месяцев прекратится выпуск продукции, и, что гораздо хуже, если учесть еще и пожар на моей шелковой фабрике, — может сложиться впечатление, что меня сглазили, что от меня одни только несчастья и что все мои начинания изначально обречены на провал.

— Господи, но это же глупо! — воскликнула Чарити.

— Даже если бы это было и так, дорогой мальчик, — вмешалась леди Бернселл, — какая разница, что подумает кучка денежных мешков?

Обе дамы засмеялись, но Лайза не разделяла их веселья.

— Все не так просто, мама, — медленно проговорила она, глаза ее были устремлены на Чада. — Преуспевающие предприниматели с кучей денег, которые они могли и хотели бы куда-нибудь вложить, будут избегать неудачника. Заказы на его продукцию и товары прекратятся, если они сочтут его ненадежным, и у него будут трудности с наймом квалифицированной рабочей силы, потому что рабочие будут думать, что работа у него связана с риском.

— Ох! — вырвалось в один голос у Чарити и леди Бернселл, и глаза их широко раскрылись.

— И теперь, — продолжила Лайза, — с этими сплетнями… Ох!

Ее собственные глаза округлились от ужаса, ведь она почти выдала свои чувства. Лайза больно прикусила губу.

— И теперь, — закончил за нее Чад, — когда по Лондону гуляют слухи, что я стащил подвеску Лайзы, моя репутация будет такой же чистой, как речной ил.

Чад казался странно оживленным и даже веселым, когда произносил эти слова с таким малосимпатичным содержанием, и Лайза взглянула на него озадаченно. Он встал с канапе, заявив, что после недельного отсутствия у него скопилось много дел.

Лайза пошла с ним до холла, и, прежде чем позволить Селкирку проводить его, он остановился и взял ее руку.

— Насчет подвески… — начал он, но Лайза поспешно его перебила.

— Все не так плохо, как может показаться, Чад. Это всего лишь кучка ограниченных, мелочных и злобных людей, которые нарочно разносят по городу слухи о вашей так называемой краже.

— Да, — сказал он, рассуждая вслух. — Хочется верить, что это только маленькая кучка, но она исключительно речиста.

Он так выразительно посмотрел на Лайзу, что у нее перехватило дыхание. Он сделал движение, словно хотел поднести ее руку к своим губам, но внезапно остановился, и уже в следующее мгновение в выражении его лица произошла резкая перемена. Чад выпустил ее руку.

— Думаю, я должен быть благодарен, — сказал он холодно, — что вы, по крайней мере, не в их числе.

— Чад! Как вы можете! Разве я…

— А почему бы и нет? — его зеленые глаза приобрели уже знакомый оттенок мутного бутылочного стекла. — В конце концов, я мишень для всякого, кому захочется ткнуть в меня пальцем. В последний раз, когда сплетники захлебывались от восторга, смакуя мои будто бы доказанные грешки, вы почти были на их стороне.

Лайза побледнела, как мел, но резкая отповедь, которая была уже у нее на губах, осталась несказанной из-за появления Селкирка. В следующую минуту Чад резко повернулся и, прежде чем она смогла найти ответ, вышел из холла. Какое-то время Лайза стояла, словно остолбенев, а потом, вместо того чтобы вернуться в гостиную, бросилась вверх по ступенькам в свою комнату, где в слезах упала на кровать.

Она чувствовала себя раздавленной его словами. Он с таким же успехом мог бы ударить ее. Господи! Как она могла быть такой глупой! Как могла подумать, что его чувства к ней потеплели? Ее по-детски упрямая выходка, когда ей так захотелось вернуть его любовь, ну хоть просто привлечь внимание, тогда, много лет назад, во время их ссоры, — она была неправильно понята им, и никогда больше он не будет ей доверять! Конечно, она ничем не может доказать ему свою веру и преданность.

Но, с другой стороны, думала Лайза, почему она должна ему что-то доказывать? Выворачивать перед ним наизнанку свою душу? Разве сам он все это не может увидеть? Не хочет? Как мог он хоть на секунду подумать, что она его предала? А может — и от этой мысли она похолодела — может, он не хочет возврата страстного чувства их прежней любви? Конечно, он ее поцеловал — это же было, но он ясно дал понять, что его объятиями она обязана совсем не любви. Лайза чуть не застонала. Ничего, ничего… А ей все равно! Если уж он решил похоронить все то, что было между ними, ради Бога, она с радостью сделает то же самое. Ну конечно! Пока он не попался ей на улице три месяца назад, она даже и не вспоминала о нем!

Лайза подошла к окну и стала беспокойно смотреть туда, где июньское солнце набросило кружевную испанскую мантилью теней на странно притихшую площадь. Ну, даже если все и так, размышляла она, но в душе она была вынуждена допустить, что все иначе, — все же он безо всяких усилий отвоевал часть ее души, которая грозилась превратиться из части в единое целое. И тут все защитные ухищрения Лайзы рухнули, как карточный домик. Помоги ей Господи! — потому что она безумно влюблена в Чада Локриджа.

Она почувствовала, как ее слезы рвутся наружу. Может, Чада и тянет к ней физически, и — видит Бог — она тоже хотела его, точно так же. Но сущность ее желания заключалась в том, что ей хотелось разделить с ним его жизнь — ее лучшие и худшие времена, смех и боль, радости и горести… И дети… Его дети… Она так хочет иметь от него детей! Господи Боже, она так жаждет его — всего его!

Она зарылась в подушку, плача от бессилия. Но что же ей делать теперь? Ходить за ним, как собака в ожидании подачки? Жадно ловить его случайную ласку? Да она лучше умрет! Пытаться завлечь его своими чарами? Ведь ей так часто говорили, что она прелестна. Лайза обернулась, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Да, наверное, это правда. Ей постоянно твердили, что она умна и находчива. Ну и что из того? Чад не раз видел ее, когда она просто была в ударе, и, однако, это его никак не задело.

Лайза в отчаянии отвернулась от зеркала. Что ж, пусть будет так — как ей это ни больно. Она много лет жила без любви — проживет и еще. Лайза заморгала, сдерживая слезы, готовые хлынуть наружу. Она не плакала из-за Чада Локриджа — и из-за кого-то другого шесть лет, и она проклинала себя за то, что не удержалась сегодня. Ее жизнь была насыщена делами, и у нее нет времени обливаться слезами из-за самоуверенного пирата с зелеными глазами и волосами цвета бренди. И из-за своих чувств, от которых она просто погибает. У нее много важных неотложных дел. Проекты, которые нужно обдумать. Важные сделки.

Расправив плечи, она вышла из комнаты и спустилась в свой кабинет, откуда не выходила все утро.


В соседнем доме, в кабинете Чада, тоже кипели страсти. Рави Чанда не было — он отправился на кухню, чтобы разрешить возникший там небольшой спор между слугами, но Джем, ездивший вместе с Чадом в Хэджмур, удобно расположился в своем привычном кресле с записной книжкой наготове.

— Да, в самом деле, — весело согласился Джем, — Махоуни будет нетрудно вывести на чистую воду, и, когда это случится, он почти наверняка поведает вслух и громко немало интересного о своих трогательных отношениях с Дэвентри. Если все пойдет гладко, у нас не будет проблем с предъявлением им обоим обвинений — не только во взрыве шахты, но и в поджоге фабрики. Не говоря уже о нападении на вас неподалеку от Мервэйл-хауса.

— А как насчет подвески?

Лицо Джема расплылось в улыбке.

— Ах да, я как раз собирался поговорить с вами об этом. Я получил изрядную порцию интересной информации вчера поздно вечером. Уверен, теперь мы имеем прекрасную возможность обсудить с ним этот пикантный вопрос.

— Если отбросить предложение Рави Чанда — пригрозить оторвать ему голову в случае, если он заупрямится… что, возможно, и возымело бы эффект, я не вижу путей заставить эту бестию признать себя виновным в преступлении. Но продолжай. Я весь — внимание.

— Отлично сказано. Я тоже вчера был весь внимание и имел собеседником кое-кого, кого очень даже стоило послушать.

Он усмехнулся, заметив вопросительный взгляд Чада.

— Меня так впечатлило сборище шпионов, снующих взад-вперед в апартаменты Дэвентри, что я проявил слабость и захотел тоже приобщиться к этому популярному месту и заиметь оттуда какой-нибудь сувенирчик, ну, скажем, листок из его записной книжки.

Его улыбка стала еще шире, когда он увидел восхищение, появившееся на лице его хозяина.

— Да, несколько недель назад я изловчился внедрить туда своего… м-м… союзника. Он служит там лакеем, но у него в этом тихом уголке еще много кое-каких интересных обязанностей. Итак, — он встал и отвесил галантнейший поклон, — с величайшим наслаждением я сообщаю, что у Дэвентри не только есть эта подвеска, но нам даже известно ее точное местонахождение.