— Спасибо тебе, — прошептала она. — Все, что ты когда-либо совершил, имело своей целью одно только добро. Для меня большая честь иметь такого друга, как ты.

Они покинули храм и начали медленно спускаться вниз по крутой извилистой тропке. Так они и шли вместе — гордый темноволосый китаец в торжественных развевающихся одеждах и светловолосая женщина в простой широкой голубой юбке. Они вернулись к ожидавшему их белоснежному пароходу, который был готов в любой момент отправиться в плавание по маршруту, по которому много лет назад двинулись Лаи Цин и его сестра Мей-Линг, и который Мандарину, после его паломничества в храм предков Лилин с Фрэнси, уже не суждено было никогда повторить.

Глава 36

Фрэнси отплыла из Гонконга в Европу через неделю после путешествия на родину Лаи Цина: Она должна была встретиться в Париже с Энни, а затем они собирались вместе отправиться на поиски стоящей виноградной лозы для прививки своему калифорнийскому винограду. Британский корабль, на котором плыла Фрэнси, был переполнен семьями колониальных чиновников, возвращавшимися в Англию на время отпуска, суровыми пьющими мужчинами, работавшими на каучуковых плантациях в джунглях Малайи, и загорелыми плантаторами с Цейлона, которые занимались выращиванием чайного куста на этой благословенной земле. Кроме того, как обычно, на борту корабля находилась кучка иностранных дипломатов и бизнесменов.

Как тайпан одного из богатейших хонгов, Фрэнси восседала за одним столом с капитаном в окружении наиболее значительных по своему социальному положению пассажиров и вполне справлялась с ролью очень богатой и деловой женщины. Каждый вечер она появлялась в кают-компании одетая скромно, но очень дорого в один из своих парижских туалетов. Волосы она собирала в высокую прическу, куда вкалывала драгоценные булавки из жада, а на шею надевала нитку превосходного жемчуга. И как всегда, ей сопутствовал запах жасминовых духов. Она улыбалась людям, сидевшим с ней за одним столом, и охотно поддерживала беседу, если с ней заговаривали, но никогда не поощряла тех восхищенных взглядов, которыми ее одаривали мужчины, и не задерживалась после обеда ни на минуту. Стоило ей выйти из-за стола и направиться в свою каюту, как оставшиеся тут же начинали судачить о ней и ее богатстве. Впрочем, никто из джентльменов не позволял себе открыто выказывать Фрэнси знаки своего внимания — все знали, что Франческа Хэррисон является наложницей великого тайпана Мандарина Лаи Цина. Фрэнси догадывалась о содержании застольных бесед, но это ее совершенно не волновало — главное, чтобы попутчики не пытались нарушить ее покой.

Корабль тем временем пересек Индийский океан и ненадолго останавливался в Бомбее и Порт-Саиде по пути в Средиземное море. Настроение Фрэнси стало поправляться, как только она увидела заросшие соснами берега Южной Франция. Она пожалела, что у нее не хватит времени, чтобы провести недельку на чудесном курорте в Ницце, где ей предстояло сойти на берег. Но у нее был уже заказан номер в отеле «Риц» в Париже, а Париж во все времена являлся для Фрэнси землей обетованной, куда она стремилась с того самого момента, как начала изучать французский язык с гувернанткой.

Менеджер отеля лично проводил Фрэнси в ее номер, выходивший окнами на рю Карбон, — он был великолепно осведомлен о богатстве и высоком положении в обществе своей новой гостьи. В номере стояли вазы с алыми розами на высоких стеблях, хрустальные блюда со свежими фруктами и бутылка с охлажденным шампанским — дар отеля высокопоставленной посетительнице. Фрэнси тщательно обследовала комнаты, памятуя о наставлениях Энни, и лично убедилась, что пружинная кровать и белье великолепны, а ванная — безупречно чиста. Потом она наконец осознала, что не только номер в гостинице, но и весь Париж в ее полном распоряжении. Поэтому, не желая терять ни секунды, Фрэнси прихватила с собой путеводитель и отправилась исследовать чудеса, которые открывает перед благодарным путешественником столица Франции.

Бак ехал в американское посольство, направляясь прямо из Елисейского дворца, где он, как глава американской торговой миссии, только что имел важную беседу с президентом Французской республики. Бак находился уже три дня в любимом им городе, но ему так и не удалось выкроить ни одной свободной минуты, чтобы насладиться общением с Парижем. Багаж уже был упакован, и через час ему следовало быть на вокзале и отправиться в Шербур, а там пересесть на трансконтинентальный лайнер «Нормандия», который отплывал в Нью-Йорк вечером того же дня.

Бак с волнением смотрел на парижские улицы, буквально припав к оконному стеклу роскошного лимузина. В последний раз он был в Париже вместе с Марианной, но ее интересовали только светские рауты и встречи с крупными политическими деятелями. Баку же хотелось просто побродить по городу, постоять на каждом из великолепных мостов, переброшенных через Сену, медленно вбирая в себя прелесть Парижа. Он мечтал посидеть на лавочке в парке среди каштанов, прогуляться по знаменитым бульварам и насладиться сокровищами Лувра. Он хотел не спеша попивать красное вино в одном из многочисленных ресторанчиков, наблюдая за праздно гуляющими нарядными французами и в особенности, конечно, француженками. И, черт возьми, почему бы и в самом деле все это не осуществить!

В посольстве Бак, неожиданно для себя самого, быстро отменил намеченный рейс в Нью-Йорк, попрощался с послом, вернул багаж в отель «Крильон», из которого уже выписался, и, выйдя за чугунную ограду, окружавшую посольство, неторопливо направился через пляс Де-Ля-Конкорд. Присев за столик в уличном кафе и заказав рюмку «перно», он решил наслаждаться свободой. Он был один и впервые за долгое время мог распоряжаться временем по своему усмотрению. Бак скользнул взглядом по даме, сидевшей за столиком справа от него, и вдруг его сердце екнуло. Она сидела спиной к нему и с глубоким вниманием изучала путеводитель, чуть ли не зарывшись в него лицом, но он узнал бы ее где и когда угодно. Прошел почти год с тех пор, как они с Фрэнси пили вместе чай в Нью-Йорке, а он все еще носил в бумажнике письмецо, которое она прислала ему с благодарностью за подаренную картину. За этот год он побывал в Сан-Франциско несколько раз — чаще, чем это было нужно для дела, — в надежде повстречать Франческу, но Энни Эйсгарт хранила молчание, подобно сфинксу, когда Бак расспрашивал ее о Фрэнси, или отвечала, что та уехала к себе на ранчо. И вот теперь, за шесть тысяч миль от Америки, в Париже, судьба вновь посылает ему встречу с этой женщиной.

Фрэнси, как всегда, выглядела великолепно, и ей очень шел Сиреневый шерстяной жакет, обшитый черным кантом. Короткая юбка открывала стройные ноги, затянутые в черный капрон, а светлые волосы были завязаны на затылке черным шелковым бантом.

Почувствовав, что на нее смотрят, Фрэнси обернулась и увидела Бака.

— Господи, — только и могла сказать она и в смущении уронила путеводитель на землю. — Бак Вингейт. Вот это сюрприз.

Она прикусила губу и раскраснелась, как маленькая. Чтобы скрыть свое замешательство, она наклонилась за книгой, но Бак опередил ее и, передавая путеводитель, задержал ее руку в своей и поднес к губам, чтобы поцеловать, как это принято у французов.

— Тоже не могу себе представить большего сюрприза, — произнес Бак, улыбаясь и глядя ей прямо в глаза. — Вам сейчас не дашь и двадцати, и вы выглядите здесь даже лучше, чем в Нью-Йорке.

Фрэнси от души рассмеялась:

— Тут носится в воздухе нечто особенное, что позволяет женщине вновь почувствовать себя девятнадцатилетней. Это или Париж, или, в крайнем случае, «перно». Но что, собственно, здесь делаете вы?

— Да так, приехал по делам. — Он усмехнулся. — В сущности, я ведь сжульничал. Но идее сейчас я должен был находиться на борту «Нормандии», плывущей в Нью-Йорк, но внезапно мне пришло в голову все изменить, словно по мановению волшебной палочки. Я пробыл в Париже три дня и не успел даже забежать ни в одно из своих любимых бистро. Поэтому я решил отложить отплытие, вновь вселился в «Крильон» и, наконец, встретил вас. Вот и скажите мне теперь, Франческа Хэррисон, что это, если не судьба?

Пока Бак говорил, Фрэнси заметила, глядя на него, что, когда он улыбается, в уголках его глаз собираются крохотные морщинки. Еще она заметила, что седины у него на висках прибавилось, но он по-прежнему энергичен, строен и удивительно привлекателен. Она улыбнулась и сказала:

— Что ж, если это судьба, то почему она сводит нас исключительно на уличных перекрестках?

— Ну, это только потому, что встретить вас в каком-нибудь другом месте просто невозможно. Я, признаться, пытался, но Энни Эйсгарт сделала все, чтобы этого не допустить.

Фрэнси почувствовала, как при этих словах у нее радостно забилось сердце. Между ними с самой первой встречи образовалось своего рода взаимное притяжение. Она знала, что самым разумным было бы распрощаться с Баком и не видеться с ним больше, но с тех пор, как они расстались с Эдвардом, ее ни к кому не тянуло так властно, как к Вингейту. Кроме того, она была в Париже совершенно одна, а ведь этот город — самый прекрасный и романтичный на свете.

Она задорно взглянула на Бака и произнесла конспиративным шепотом:

— До приезда Энни осталось еще четыре дня, — и оба рассмеялись.

— Может быть, дама нуждается в гиде? — шутливо осведомился Бак. — Я к вашим услугам. Мы можем начать осмотр достопримечательностей прямо сейчас.

Он подхватил ее под руку, и Фрэнси больше не сопротивлялась — она почувствовала себя маленькой девочкой, которой ничего не остается, кроме как последовать за более старшим и опытным. Она позволила Баку усадить себя в такси, и они отправились в Лувр, а потом в собор Парижской Богоматери, где слушали хоровое пение в сопровождении органа, а мягкий свет струился внутрь через высокие готические окна и чудесные витражи на стеклах. Они бродили по лавочкам букинистов, жавшихся на набережной Сены, и лишь изредка останавливались, чтобы немного передохнуть и выпить густой крепкий кофе, который подавали в маленьких чашечках из толстого белого фаянса. Когда же он спросил у нее, где бы она хотела пообедать, то Фрэнси, уже ни в чем не сомневаясь, радостно выпалила: «У „Максима“», на что он ответил: «У „Максима“ так у „Максима“. Решено».