— Это его сестра, кто же еще, сэр? — Тут настала очередь полицейского удивляться, поскольку сенатор, не дослушав его, молча повернулся на каблуках и неверными шагами побежал прочь.

Марианна по-прежнему сидела на диванчике, облаченная в персикового цвета домашнее платье, которое было на ней в среду вечером. Она подняла глаза на мужа, оторвавшись от книги, которую читала, и проговорила, улыбаясь:

— Дорогой, я так за тебя волновалась. Ради Бога, скажи мне, где ты был?

Бак достал из кармана пудреницу с рубиновым инициалами Марианны — МБВ — на ней, протянул жене и произнес, с трудом сдерживая гнев:

— Я выходил, чтобы принести тебе вот это. Марианна посмотрела на пудреницу, а затем на мужа.

Голос у нее задрожал:

— Господи! А я ее искала. Наверное, я уронила ее где-нибудь, а теперь ее нашли, да?

— Ты оставила ее в доме у Гарри, — ровным голосом сказал Бак. — В среду вечером.

— В среду вечером? Что ты такое говоришь? Ведь мы были у Гарри во вторник, а не в среду.

— Да, мы были у Гарри во вторник. Но ты побывала у него и в среду. Именно в среду ты потеряла ключи, и официанту пришлось тебе помочь войти в номер, используя запасные. Ты вспоминаешь, Марианна, не так ли?

Она провела рукой по идеально причесанным волосам.

— В среду? Но ты ошибаешься. Разве я не оставалась в тот вечер дома, дожидаясь твоего возвращения?

— Что произошло между тобой и Гарри? — резко спросил Бак, не обращая внимания на ее поднятую в протестующем жесте руку. — Только не пытайся мне лгать. Я желаю знать, что ты делала у него в среду?

Марианна безвольно пожала красивыми плечами — она поняла, что проиграла и притворяться бессмысленно.

— Гарри меня шантажировал. Он знал о твоей связи со своей проклятой сестрой и годами тянул из меня средства — конечно же, я платила ему не из собственного кошелька, а помогая проворачивать различные сомнительные сделки, пользуясь влиянием и связями моей семьи, да и твоими, Бак, тоже, хотя ты и не подозревал об этом. — Блестящими от ярости глазами она в упор смотрела на мужа. — И все это из-за тебя, Бак. Если бы ты не влез по уши в эту глупейшую историю с Франческой Хэррисон, ничего не случилось бы. Она годами угрожала Гарри смертью — он сам мне сказал. И вот теперь ее арестовали по подозрению в убийстве. Но если бы она не убила его, то в один прекрасный день Гарри бы, без сомнения, добрался до нее. Они с ним были одной крови — и оба сумасшедшие.

— Фрэнси не убивала Гарри, — сказал Бак, грубо хватая ее за плечи.

На губах Марианны появилась улыбка, в которой сквозила сама невинность.

— Нет, Бак. Именно Фрэнси убила его. Ты просто отказываешься верить в очевидное. Гарри сам говорил мне, что она считала его виновником ужасной смерти своего сына. Разве поджог дома — не самый лучший способ отомстить? Огнем за огонь. В этом даже есть нечто библейское…

— Ты лжешь, ты, ничтожная интриганка! — воскликнул Бак, пораженный наглостью жены.

Марианна подумала, что давно не видела Бака в таком состоянии — руки дрожат, в глазах сверкают молнии. Пора кончать этот спектакль.

— Все кончилось, Бак, — произнесла она успокаивающе. — Твоя связь оборвалась — и забудем об этом. В конце концов, от Гарри больше всех пострадала я, — Марианна содрогнулась от отвращения. — Он оказался таким… таким негодяем…

— Не я порвал с Фрэнси, — упрямо сказал Бак. — Ты сделала это за меня. Точно так же, как ты старалась навязывать мне свою волю все годы нашего брака. Я не хотел расставаться с ней — я ее любил…

Даже теперь, в этой критической ситуации, Марианна не преминула отметить про себя, что муж употребил глагол «любить» в прошедшем времени, и ухватилась за это.

— Вот видишь, ты сказал «любил». Пусть ты любил ее, теперь — не любишь. Твоя Фрэнси замешана в убийстве. Мне очень жаль, Бак, но мы не можем себе позволить оказаться в этом деле вместе с ней — слишком высоки нынче ставки.

Бак засунул руки в карманы и, раскачиваясь на каблуках, наблюдал за женой. Для нее ставки и в самом деле были высоки. Господи, что делает здесь, рядом с ним, эта холодная безжалостная женщина? Сколько лет жизни потеряно зря. Она часто говорит о детях, но они пошли в мать — и почти так же далеки от него, как и Марианна. Она постоянно напоминает ему о его карьере, но, несмотря на весь свой ум, Марианна не видит, что при сложившихся обстоятельствах карьера для него — пустой звук. Его жена всегда оставляла после себя руины и пепел, точно так же, как она, не моргнув глазом, подожгла дом Гарри. В том, что это сделала Марианна, он не сомневался.

Бак повернулся и снял с вешалки пальто.

— Куда ты идешь? — спросила Марианна со страхом в голосе, дрожащими руками стягивая у горла воротник платья.

— Я хочу повидаться с Фрэнси. Я знаю, что она невиновна. Кстати, я забыл тебе сказать, что у нее есть отличное алиби. В то время как ты находилась у Гарри в доме, она встречалась с сенатором Вингейтом.

— Нет, нет, это ложь! Я не верю тебе!

Бак направился к двери, и Марианна бросилась за ним, пытаясь остановить.

— Ты всегда добивалась того, чего хотела, — сказал Бак, — но на этот раз у тебя ничего не выйдет, Марианна.

— Я сделала это ради тебя, Бак, — закричала она, цепляясь за его рукав. — Запомни, Бак, для тебя!.. Для нас!

— Все, что ты когда-либо делала в жизни, ты делала только для себя, — с горечью произнес Бак. — Но на этот раз тебе придется расплачиваться за содеянное.

Марианна остановившимися глазами смотрела, как Бак выходил из номера. Она издала болезненный стон и обхватила голову руками. Через некоторое время, однако, она превозмогла свою слабость и прошла в спальню. Усевшись за туалетный столик, Марианна принялась рассматривать свое лицо в зеркале. Все висит на волоске исключительно по глупости Бака. Она долго раздумывала над тем, что сможет предпринять Бак. И в конце концов, успокоилась. Тот факт, что пудреница была у нее с собой в ночь убийства, доказать трудно. Только Бак мог подтвердить это, а его нельзя считать полноправным свидетелем, поскольку Марианна — его жена. Так что она в безопасности. Зато, когда он вернется, она ему устроит… Он заплатит за все, что ей пришлось пережить за эти несколько дней.

Марианна тщательно причесалась, припудрилась и сменила персиковый наряд на темно-синее панбархатное платье. Затем, расположившись на софе, стала ожидать возвращения мужа.

Дежурный сержант едва не подпрыгнул на месте, когда сенатор Вингейт вошел в помещение департамента полиции города Сан-Франциско и потребовал к себе начальника.

— Разумеется, сэр… господин сенатор, я хочу сказать. Полагаю, что он дома, сенатор. Я позвоню ему прямо сейчас, сэр.

Бак ждал пятнадцать минут в неуютном офисе, где стены были выкрашены мрачной коричневой краской, лампа под зеленым абажуром придавала людям и предметам какой-то призрачный зеленоватый оттенок, а на столах и полках громоздились кучи бумаг и груды папок различной толщины. Помимо канцелярских столов, в комнате дежурного находилось всего два стула, выкрашенных коричневой краской, которая уже начала облезать.

— Сенатор Вингейт? Рад вас видеть, сэр. Чем могу помочь? — Начальник полиции Ролинс был плотным мужчиной с умным лицом, которое слегка раскраснелось от быстрой ходьбы.

Бак уселся на один из стульев и, смерив полицейского твердым взглядом, заявил:

— Я пришел к вам по поводу Франчески Хэррисон.

— Вы по делу Хэррисона?

— Именно. Я пришел к вам, чтобы сообщить, что мисс Хэррисон не совершала того, в чем ее обвиняют, мистер Ролинс. Она бы не смогла. Видите ли, в тот вечер она была со мной.

Ролинс со свистом втянул в себя воздух — за время своей службы ему пришлось наслушаться и навидаться всякого, в том числе и всевозможных скандалов, но то, что сказал сенатор Вингейт, грозило перерасти в скандал просто грандиозный по своим масштабам. Полицейский вздохнул — воистину эти амуры в состоянии выбить из седла даже такого государственного мужа, как сенатор Вингейт. В сущности, чему же удивляться, этому греху подвержены все — от юнца до сенатора. Однако тут случай был все же особенный — сенатор, кандидат в президенты, а уж его жена вообще чуть ли не королевского происхождения, если, разумеется, подобное сравнение уместно в такой демократической стране, как Америка…

— Вы уверены, что хотели сказать именно это, сэр? — очень осторожно и очень деликатно спросил сенатора Ролинс, оставляя своему высокому гостю путь к отступлению.

— Именно так. Мисс Хэррисон невиновна, и я готов подписать любое заявление, где будет сказано, что в среду вечером она находилась со мной. Если возникнет необходимость, я готов пойти в суд и выступить в качестве свидетеля.

Ролинс отрицательно затряс головой:

— Что вы, сенатор, этого не понадобится. Я готов выпустить мисс Хэррисон под ваше поручительство. Никакой необходимости делать публичные заявления нет. Всем прочим знать об этом необязательно. — Полицейский взглянул на сенатора и многозначительно улыбнулся. Эти господа, подумал он, вроде нашего сенатора, вынуждены есть сладкое втихомолку.

Бак, однако, не собирался воспользоваться предложенной любезностью.

— Я хочу сделать подобное заявление, Ролинс. Кроме того, я собираюсь его обнародовать через печать. Я хочу, чтобы все знали, что мисс Хэррисон не имеет ни малейшего отношения к убийству, а не просто отпущена под залог или поручительство. Я не хочу оставлять средствам массовой информации ни малейшей зацепки, которую они могли бы использовать, чтобы раздуть очередной скандал по ее поводу.

Начальник полиции забеспокоился:

— Дело в том, сенатор, что при сложившихся обстоятельствах для вас было бы выгоднее держаться в тени.

Бак пожал плечами: