– Спасибо, Симона, – ответила я.

– О! Ты без очков! Перешла на линзы? Отлично смотрится! Они цветные?

– Э, да, да, спасибо, хотя нет, это мой цвет.

– Твой? Такой яркий!

– Спасибо, Симона.

– Если правильно подобрать тени и тушь, они будут просто бросаться в глаза.

– Возможно, – ответила я. – Но если мои глаза будут бросаться в чьи-то еще глаза, будет не очень круто.

Симона хихикнула:

– Фиона, ты такая смешная.

– Смешно выгляжу? – спросила я.

Она снова захохотала:

– Нет. – Потом она схватила меня обеими руками за кисть и пошла спиной, таща меня за собой. – Идем, все так рады, что ты снова с нами.

Ага, конечно. Я была просто уверена, что Аманда при виде меня от неожиданности сальто назад сделает. Но когда я подошла ко всем, она не стала ни кричать, ни психовать, ни оскорблять меня. Она не проявила никакой враждебности.

Я демонстративно откашлялась и сказала:

– Послушайте, я хочу при всех извиниться перед Амандой, да и перед остальными тоже, за то, что на прошлом выступлении я повела себя как обдолбанная шизофреничка. Я на время выпала из мира здравомыслящих людей, и мое место заняла какая-то другая Фиона, не Фиона, а полная жопа, настоящий дебил. – Я посмотрела на Тодда. Он стоял, сложив на груди руки, и не улыбнулся моей тираде даже самую чуточку. Я вздохнула: – Ладно, это была не другая Фиона. А я. Это я была дебилом. Я наговорила всякого дерьма, за которое мне теперь жутко стыдно. И за то, что так облажалась во время выступления. Я надеюсь, что ни у кого уже ничего не болит. В теле. Да и в душе. Ну… и это все.

Все смотрели на Аманду, ожидая, как она отреагирует. Через миг она коротко мне кивнула. Потом похлопала в ладоши и объявила:

– Так, начинаем с «Гордости орла».

И все встали по своим местам и начали репетицию.

Хоть мне и жутко неприятно это признавать, Аманда оказалась права насчет линз. Они не только не спадали, в отличие от очков, я еще и видела в них лучше. Так что я за всю репетицию почти никому никакого вреда не нанесла. Ну, один раз пихнула локтем Тессу Хэтэвей прямо в сиську, головой – Такишу Кинг в задницу, а Симоне отдавила пальцы. Но это все было в одном номере. В остальных я просто плюхалась на собственную жопу.

В какой-то момент меня попытались научить «русскому прыжку» – это когда человек из положения стоя должен подпрыгнуть, разведя ноги и показав миру свои гениталии, да еще и коснуться пальцами рук пальцев ног в воздухе – не забывайте, что ноги-то при этом в стороны, – а потом приземлиться, желательно в стойку. Вот с последней частью у меня возникли трудности.

Подпрыгнуть и развести ноги у меня получалось без проблем. Но к тому времени, когда мне хоть более-менее удавалось дотянуться до пальцев, жопа уже ударялась о мат. Все говорили, что вертикальной подъемной силы недостаточно. Что бы это ни значило. Больше походило на аэрофизику, чем на термин для черлидеров.

– Напряги пресс, присядь и подпрыгивай, – объясняла Такиша, похлопывая меня по бедрам. – Не грудь, нет. Бицепсы и квадрицепсы.

С бицепсами и квадрицепсами я до боли хорошо познакомилась, когда начала тренировки в команде. А еще с широчайшими мышцами, дельтовидными, трицепсами, мышцами пресса и ягодиц, и со всем остальным, из-за чего на следующий день просто ходить не можешь. По-моему, дьяволицепсы.

– Я подпрыгиваю! Подпрыгиваю! – уверяла я.

Чтобы продемонстрировать это, я присела, будто собираясь поссать в общественном туалете, напрягла все мышцы тела – и, к сожалению, еще и лица, – взлетела в воздух, махнула ногами, со всех сил ударила себя по стопам, а потом рухнула на пол, как подбитая птица.

– По-моему, уже лучше получилось, – кротко сказала Симона.

– Слушай, – к нам подошел Тодд, – тебе наводчик нужен, чтобы ты прочувствовала этот прыжок. – Он протянул мне руку, чтобы помочь подняться. – Ты ритма совсем не улавливаешь.

Я приняла его помощь, но посмотрела злобно.

– Ритма? – прохрипела я. – Мне, значит, не просто с силой притяжения бороться, а еще и в определенном ритме?

– У прыжка есть свой ритм. Вверх, в стороны, вниз. Раз, и два, и три. А ты делаешь вверх, в стороны, к себе, вниз. Это занимает лишнее время, поэтому ты падаешь на задницу. Смотри. – Он подскочил ко мне сзади и обнял за талию. – Я буду направлять, чтобы ты смогла почувствовать. Приседай.

Я повиновалась.

– Подпрыгивай.

Я снова взмыла в небо, но из-за того, что Тодд тоже приподнимал меня, я продержалась в воздухе на тысячную долю секунды дольше, чем могла сама. Когда он пропел «два», я коснулась пальцев стоп, а на «три» Тодд помог мне опуститься на ноги.

– Прочувствовала? – спросил он.

– Кажется, да. – На самом деле у меня слегка кружилась голова. – Раньше я представляла себе это так: я лечу вверх, развожу ноги, опускаю их и лечу вниз. А теперь стало так: вверх – в стороны – вниз.

Сказав «в стороны», я наклонилась и развела руки, как рефери на ринге. Хотя, может, я была похожа скорее на тощего птеродактиля, потому что все начали тихонько смеяться. Но я не обиделась.

– Дай-ка сама попробую.

Я присела, подпрыгнула, вскрикнула «в стороны», ударила себя по пальцам ног и приземлилась – не совсем идеально, на четвереньки, хоть чуть и не упала. Но все равно уже далеко не то же самое, что плюхаться на задницу.

– Так держать, Принцесса! – гикнул Тодд.

Вся команда завизжала и зааплодировала. Отчасти они радовались за меня, а отчасти тому, что теперь мы, вероятно, сможем сделать «Максимальный подъем» – в этом номере демонстрировались все девчачьи гимнастические таланты. Проблема в том, что в самой середине номера надо было делать «русский прыжок» – всем одновременно. Это был один из лучших номеров команды, без него у нас немного шансов.

– Теперь ты научишься, – прощебетала Симона.

Аманда, конечно, не светилась оптимизмом, но и она сказала:

– Да, уже лучше. Продолжай тренироваться. У тебя полторы недели, чтобы довести прыжок до совершенства. – Потом она объявила: – Конец тренировки, ребята.

Мы хором проскандировали: «Вперед, Орлы» и один раз хлопнули в ладоши. Таким ритуалом заканчивалась каждая репетиция. Уже вечерело, и мы начали расходиться.

Я взяла свою бутылку и пустила в рот струю воды, отмечая победу. Потом вскочила на велик и погнала домой – мне не терпелось еще порепетировать «русский прыжок» в своей комнате. Я хорошо понимала, что это было ненормально. Но меня это не беспокоило. Я хоть и ненормальная, но могу теперь бросить вызов гравитации. Это ведь чего-то да стоит.

Когда я пришла домой, мама передала мне семь сообщений от Марси (на время тренировки я вырубила сотовый). «По-моему, она в отчаянии», – добавила мама.

Я выхватила у нее блокнот, телефон, побежала в свою комнату и оттуда позвонила ей.

– Мар? – спросила я, когда в трубку буркнули что-то неразборчивое.

– А, Фион. Он порвал со мной.

Я по голосу поняла, что она плачет.

– Сейчас приеду, – сказала я.

Глава двадцать шестая

Двенадцать минут спустя мы с Марси сидели скрестив ноги на ее кровати с балдахином.

Подруга весь день проревела, и ее лицо стало похоже на поле боя. Тушь потекла по щекам черными разводами. Тонкий носик распух, из него тоже капало. Кожу покрыли красные пятна размером с камуфляжные. Она сидела, обняв белую кружевную подушку.

– Что произошло? – спросила я.

– Ну, в общем, я для него недостаточно красива, – выпалила она.

– Он так сказал?

Марси провела носом по рукаву:

– Нет, сказал он, что слишком много расходов на мою косметику. На волосы, на ногти, на макияж и прочее говно. Сказал, что он всегда мечтал о… – она с трудом перевела дыхание, – красотке от природы. – Марси вновь отдалась горю.

Я обняла подругу. Вот сукинсын, думала я. Потом сказала это вслух.

– Марси, ты и есть самая настоящая красотка от природы, – добавила я. – Всегда была и всегда ей будешь. Если Гейб этого не видит, значит, он слепая жопа. Знаешь что? Да даже если бы он это видел! Только придурки выбирают по внешности. Ты это прекрасно знаешь. – Я обняла ее и погладила по голове, точно так же, как мистер Пиклер гладил Сэм.

– Я знаю, – рыдала она. – Вообще-то я думаю, что на самом деле он решил со мной порвать, потому что я не соглашалась с ним переспать.

– Да, а кто бы согласился? – поинтересовалась я, вспоминая, сколько раз фантазировала об этом сама. – Ужасно, – добавила я, чтобы звучало убедительнее.

– В последнее время мне казалось, что больше ничего его и не интересует, – сказала Мар. – Он только об этом и твердил.

– Я надеюсь, он тебя ни к чему не принуждал?

– Нет.

– Хорошо.

– Ну, не совсем.

Я оттолкнула подругу, чтобы посмотреть ей в глаза:

– Не совсем? Что это значит?

Подруга принялась теребить лиловую ленточку на подушке.

– Ничего страшного. В смысле, ничего особо страшного. Он просто иногда… чересчур агрессивен. Но ничего противозаконного не делал.

– Мар, и не противозаконные поступки могут быть плохими. Не защищай его.

– Знаю. Не защищаю. Просто сложно что-то конкретное назвать. Иногда он просто чересчур нахальным становится. Злится, когда я не делаю то, что он хочет. А потом говорит, что любит, я знаю, что это брехня, но, когда слышу, все равно все снова кажется прекрасным. Фион, я думала, что он меня по-настоящему любит. И что я его люблю.

Мне было трудно поверить, что Гейб вот так разбил ей сердце. Тодд был прав. Гейб Веббер – кусок тоста. Которому давно пора задать жару. Уж я об этом позабочусь.

Марси вцепилась в подушку и завыла:

– Когда же уже перестанет так болеть?

– Все будет хорошо, – сказала я, гладя ее по спине. – Забудь его. Даже знаешь что? Делай вид, что ничего не было.

Мар распрямила спину и спросила с мольбой в голосе: