Сара Ней - Учебные часы

Я вваливаюсь на кухню, осторожно оглядываясь по сторонам.

Я устал.

Я умираю с голоду.

Я готов к теплой еде и мягкой постели, но быть здесь, в этом доме после этого безумного сна, чертовски странно.

Все это кажется слишком реальным.

Как и в моем сне, в доме тихо, когда я бросаю свои сумки в прачечной, и я все еще первый в доме. Как и во сне, я вешаю сумку, снимаю куртку, быстро снимаю ботинки и откладываю их в сторону, чтобы никто не споткнулся.

Включив свет на кухне, я подхожу к холодильнику, открываю его и наклоняюсь, чтобы заглянуть внутрь. Соус для спагетти трехдневной давности и никакой лапши. Недоеденный гамбургер от Малоуна. Один йогурт. Кетчуп. Пиво.

Полгаллона шоколадного молока (идеально подходит для предотвращения похмелья). Еще остался галлон апельсинового сока, немного фильтрованной воды и открытая бутылка «Доктора Пеппера».

Не имея привлекательного выбора, я довольствуюсь остатками гамбургера Малоуна, йогуртом и галлоном молока, бросая все на прилавок.

Где, черт возьми, все? Я хватаю телефон и набираю короткое сообщение соседям по комнате.

Оз: Где вы?

Первым откликается Зик: Остановился поесть.

Окей. Это чертовски странно и немного пугает меня.

Оз: Принеси мне что-нибудь. Ужасно голодный.

Зик: Ага. Буду через полчаса.

Все это слишком странно, чтобы быть реальным.

Я поднимаю крышку мусорного бака, вываливаю бургер, хватаю сумку и иду по коридору, покачиваясь перед дверью Эллиота. Я останавливаюсь. Делаю глубокий вдох. Коротко стучу в дверь.

— Да? — его голос отвечает изнутри.

— Ты не спишь? — Я не решаюсь открыть дверь.

— Э-э, да.

Я медленно поворачиваю ручку. Легонько толкаю дверь. Просовываю голову внутрь, как отец, не решающейся войти к своей дочери-подростку.

— Ты одет?

— Чувак, в чем дело? — смеется Эллиот. — Да, я одет.

Он сидит за столом и смотрит на меня так, будто у меня выросли два члена и вагина.

— В чем дело?

Он крутится в кресле, положив руку на спинку и лениво ожидая моего ответа.

— Даю тебе знать, что мы вернулись.

Очевидно.

— О’кей.

— Все хорошо?

Ничего не могу с собой поделать; я бросаю несколько беглых взглядов в углы его спальни, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь.…

Мой взгляд падает на кровать и остается там.

И смотрит.

Кажется, все в порядке. Темно-синее одеяло натянуто. Подушки у изголовья. Небольшая стопка чистой, сложенной одежды у изножья.

Никаких черных лакированных туфель. Никакого белого кардигана. Никакой голой Джеймсон.

Здесь ни хрена не было, я уверен.

После неловкого долгого молчания Эллиот откашливается.

— Ты ведешь себя очень странно. Ты уверен, что с тобой все в порядке? — Он делает паузу. — Ты хочешь поговорить или как?

Его испуганный тон говорит все: Пожалуйста, скажи «нет».

— Нет, все в порядке.

Плечи Эллиота облегченно опускаются.

— Мне просто показалось, что я видел… ничего.

Мой сосед по комнате с явным облегчением продолжает с любопытством разглядывать меня, слоняющегося в дверях.

— Ну… что-нибудь еще?

— А? Нет. У нас все хорошо.

Он не убежден, но не собирается давить.

— Ладно, хорошо.

И мне пора уходить.

— Точно. Что ж. Спокойной ночи.

Я стоически тащусь в спальню, закрываю за собой дверь и плюхаюсь на кровать лицом вниз.

Себастьян

Вот где это становится действительно дерьмовым: я даже не могу смотреть на нее.

Сидя напротив меня, Джеймсон поднимает глаза и пригвождает меня своей милой улыбочкой, мило прикусывая нижнюю губу.

Вместо того, чтобы улыбнуться ей в ответ, как нормальному человеку, образ ее лица, когда она кончает, туманит мой разум, и я сердито смотрю на нее.

— Вау, — улыбается она. — Какой ты сегодня кислый.

Я зацикливаюсь на слове «кислый», потому что оно звучит как «киска», и я не могу выкинуть его из головы. Но я не смею сказать ей, что я раздражен, потому что мысли о ней не давали мне спать всю ночь, потому что я мечтал о ней днем, в автобусе между матчами, во время тренировки, и каждую минуту с тех пор.

Я не могу перестать думать о ней.

Запах ее великолепных волос.

То, как ее сладкие, консервативные свитера цепляются за ее фантастически круглые сиськи.

Ее улыбка, когда она, наконец, замечает меня, идущего в библиотеку к нашему столику.

То, как восхитительно она игнорирует меня, когда пытается учиться.

Как мило она сваливает все свое дерьмо на мой стул, так что я не могу сидеть в нем без проблем.

Боже, она очаровательна.

Оз.

Оз?

— Ты меня слушаешь? Эй. Оз, ты слушаешь? Оз, все в порядке?

Я поднимаю глаза и понимаю, что она выжидающе смотрит на меня, задает вопросы и, вероятно, ждет внятного ответа.

Скажи что-нибудь, осел.

— Все нормально.

Но это не нормально. Уже нет. Даже близко.

Она знает достаточно, чтобы не давить, и на этот раз, потому что я понятия не имею, как справиться с этими чувствами, назревающими внутри меня, я игнорирую ее.

Джеймсон

Оз ведет себя странно.

Снова.

Только потому, что моя голова наклонена, и, кажется, что я сосредоточена на учебе, не означает, что я не замечаю, что он наблюдает за мной, не означает, что я не замечаю его затрудненного дыхания, его беспокойных вздрагиваний, и тот факт, что он изучает меня так пристально, что мои щеки становятся пунцовыми.

Я игнорирую жар, отчаянно борясь с искушением прижать руки к лицу. Я не вмешиваюсь, изображая интерес к учебнику.

Я читала одно и то же предложение шесть раз.

Семь.

Восемь.

И это не предел.

Он был таким последние два дня, сидел со мной за учебой, но избегал чего — либо похожего на настоящий разговор. Дает мне односложные ответы. Смотрит на меня из — под бейсболки темными задумчивыми глазами. Не сделал ни одной попытки переспать со мной, флиртовать или переместить нас в отдельную комнату для занятий.

Как я и сказала: Странно.

Через стол я позволяю ему смотреть на себя целых десять минут, прежде чем больше не выдерживаю. Я медленно поднимаю голову. Встречаюсь с его пристальным взглядом. Сдвигаю очки с переносицы, водружаю их на голову.

Кладу маркер и чопорно скрещиваю руки на столе перед собой.

— Что?

Ходить вокруг да около не не для меня.

— Что? — повторяет он, прикидывается дурачком.

— Я знаю, тебе есть что сказать. Так скажи это.

Он упрямо качает головой и поджимает губы.

— Нет. Все хорошо, Джимбо.

Лгун.

Но если он хочет так играть…

— Хорошо. Тогда не важно.

Он хмурится, морщины пересекают его хмурое, красивое лицо, когда я хватаю маркер и продолжаю читать.

По крайней мере, делая вид.

Оз продолжает сидеть, разинув рот, молча оценивая мои движения. Угрюмые глаза следят за длинными мазками свежей розовой краски на бумаге. Следят за моей рукой, когда я надеваю очки обратно на лицо. Скольжу по плечам, когда убираю прядь волос.

Он делал это и раньше, таращился на меня, много раз на самом деле, но почему — то сейчас все иначе. Его взгляд стал более задумчивым. Более проницательный. Более поглощенным.

Не знаю, почему и когда, но что — то изменилось. Воздух между нами изменился. Он плотный. Раскаленный.

Напряженный.

Я пытаюсь снова, не отрывая глаз от учебника.

— Что? Выкладывай.

Не хочу показаться раздраженной, но это странное молчание в сочетании с темными глазами, смотрящими на меня, сводят с ума.

— Может, ты уже хоть что — то скажешь? — я снова отложила маркер. — Я не знаю, что с тобой происходит в последнее время, но у меня здесь ничего не выходит. Ты и твое тяжелое дыхание выводите меня из себя и сводите с ума.

Он отводит взгляд и смотрит в противоположный конец комнаты, прежде чем ответить.

— Ничего не происходит. — Он снимает кепку и проводит кончиками пальцев по своим роскошным волосам. Они торчит дыбом, растрепанные. — Просто несколько ночей выдались тяжелыми, вот и все.

Несколько тяжелых ночей, с этой информацией я могу работать.

— Как так?

— Я… не очень хорошо спал.

Похоже, он не хочет признаваться, но я настаиваю.

— Почему?

Оз неловко ерзает.

— Просто какие-то дурацкие сны. Ничего страшного, но каждый вечер одно и то же.