Глубоко вздохнув, я уверила отца более спокойным тоном:

– Я на твоей стороне, не беспокойся. И поверь, мне удастся найти лучший способ, чтобы выполнить свою задачу. Я знаю Дэймона лучше всех и верну его домой.

Несколько секунд никто не отвечал, хотя я слышала голоса на заднем плане. Слава богу, что этот разговор происходил не лично, иначе в его арсенале оказалось бы гораздо больше вариантов наказания за мою наглость.

К моему удивлению Гэбриэл лишь выдохнул.

– Ладно, – сказал он, а затем добавил: – Тебе следовало родиться мальчиком. Из тебя получился бы такой сын, каким должен был стать Дэймон.

Я стояла на месте, ощущая, как на плечи давит тяжкий груз. Отчасти было приятно услышать, что брат должен был в большей мере походить на меня, а не наоборот. От слов отца сердце наполнилось гордостью.

Но я не была мальчиком. И никогда не буду. Все сводилось к тому, с чем я родилась между ног.

Как бы усердно я ни старалась, что бы ни делала, эту маленькую деталь не изменить.

– Конечно, женщины не совсем бесполезны, – продолжил он. – Ты нравишься Каю, поэтому используй таланты, которыми тебя наградил Бог, и заставь его подписать контракт. Не смей возвращаться, пока не добьешься этого.

Затем Гэбриэл повесил трубку.

Я выключила телефон и бросила его на кровать. Скрестив руки на груди, стиснула зубы и попыталась вновь сфокусироваться на своей гребаной цели.

Как же я устала.

Вчера мне стоило сразу вернуться домой. Не нужно было садиться в его машину, есть его еду или позволять ему рассказывать свои идиотские истории, от которых в животе завязался узел из-за непрошеных чувств.

Какое мне дело, что он любил макароны с сыром, ради всего святого?

Я провела рукой по макушке, откинув назад пряди, выбившиеся из французских косичек.

Проклятье. Зажмурившись, я застонала и впилась ногтями в кожу головы. От внезапно возникшего чувства, что волосы слишком туго затянуты, хотелось сорвать резинки и растрепать косы. Голова болела. Кожа горела. А желудок ныл от голода, требуя вновь быть наполненным, как прошлой ночью.

Я заставила себя сделать несколько глубоких вдохов.

Где ты, Дэймон? Мы не обязаны так жить. Почему ты оставил меня?

Ответ был известен: он ушел, потому что знал – я обязательно дождусь. Так было всегда.

Хотя стоит признать, чем больше времени я проводила с Каем, тем более растерянной себя ощущала. Он казался настолько искренним вчера, вспоминая квартиру, в которой провел свое детство. Но потом, после упоминания об успехах отца, на его лице появилась неприкрытая грусть. Кай многое оставил недосказанным. Да ему и не нужно было говорить, полагаю.

Он считал, что не оправдал ожиданий своей семьи.

Я обвела взглядом свою крошечную однокомнатную квартиру с потрескавшимися половицами, которые вибрировали под ногами каждый раз, когда кто-то проходил по коридору перед моей дверью.

Грязное окно скрывалось за желтой шторой. Раковина пустовала; тарелка, миска, чашка и набор столовых приборов – все в единственном числе, стояли рядом с ней на сушилке. Еще у меня имелся футон, купленный в комиссионном магазине, а несколько бетонных блоков, накрытых доской, выполняли функцию кофейного столика.

Кай Мори не подозревал, как ему повезло. По крайней мере, в его жизни были люди, на которых он мог положиться, образование, возможности, шансы.

У меня даже аттестата об окончании школы не было, и денег тоже. К тому же я не могла бросить единственного небезразличного мне человека.

Кай имел возможность добиваться новых высот, а я устала от его близости и постоянных напоминаний о том, что у меня подобной возможности не было.

Моя жизнь навсегда останется такой.

* * *

Взбежав по пролету узкой лестницы, я обогнула перила и продолжила подниматься на второй этаж. Растоптанные окурки валялись в трещинах деревянных половиц. Я дышала через рот, чтобы сдержать рвотный рефлекс из-за витавшей здесь вони. Юность, проведенная с Дэймоном и Гэбриэлом – это не подарок, но я была чертовски благодарна брату за то, что он вытащил меня отсюда одиннадцать лет назад.

Громко постучав кулаком в дверь квартиры матери, я выкрикнула:

– Мам! Мама, это я!

Над глазком в номере 232 не хватало тройки, от нее остался лишь засохший клей в форме цифры.

Мы обе жили в бедном районе Меридиан-Сити, поэтому потребовалось меньше десяти минут, чтобы сюда дойти.

После переезда в город, когда Дэймона посадили в тюрьму, полагаю, я могла бы просто вернуться к матери, чтобы объединить ресурсы и все такое, но не захотела. К счастью, она и не предложила. Мама по-прежнему вела такой стиль жизни, которому дети стали бы помехой, так что…

Мне нужно было поговорить с ней и придумать достоверную историю на случай, если кто-нибудь – Кай, например, – придет с расспросами насчет меня. Гэбриэл не числился отцом в моем свидетельстве о рождении. Все люди, знавшие, что я его дочь, работали на него, поэтому мать оставалась единственным слабым звеном. Я должна была удостовериться, что она не проболтается. Каю ни к чему знать, какой козырь он держал в руках.

Спустя минуту никто не ответил; в квартире царила полная тишина. Я достала украденный ключ и открыла дверь. Войдя внутрь, быстро огляделась, изучая разгромленную гостиную.

– Какого черта? – выдохнула я, поморщившись от зловонного запаха.

На диване лежал мужчина в отключке, одна нога свисала с края. Я захлопнула за собой дверь, даже не пытаясь не шуметь. Он явно не слышал, как я стучала несколько секунд назад.

Сунув ключ обратно в карман, я продолжила рассматривать мрачную, неряшливую комнату. Свет проникал только через дыры в пошлых шторах из голубого вельвета. Я подошла к кофейному столику, усыпанному коробками с блюдами китайской кухни однодневной давности, сигаретами, опрокинутыми пивными бутылками, и подняла бонг[8]. Стекло было мутным от остатков того, что горело внутри. Каждая мышца в теле напряглась; я с презрением смотрела на него, качая головой.

Бросив бонг обратно на стол, я перевела взгляд на байкера с расстегнутыми штанами и ремнем, развалившегося на диване. Затем, слегка подняв глаза, заметила на подлокотнике камеру – хорошую, навороченную, с внешним микрофоном.

Пошла она к черту.

Я развернулась, стремительно подошла к кухонному столу, перевернула один из стульев и, несколько раз ударив по нему пяткой, отломила одну ножку. Потом подняла ее, пронеслась по коридору к спальне и распахнула дверь.

Ручка врезалась в стену. На кровати я обнаружила свою мать с еще одним мужиком, правда, помоложе. Они оба спали, запутавшись ногами в простынях. На полу валялась перевернутая лампа. Дождь капал на подоконник через приоткрытое окно. Повсюду была разбросана одежда. На меня волной накатила сигаретная вонь, и я едва не закашляла.

Переместив взгляд вправо, заметила трипод для камеры.

Сукин сын. Я взмахнула ножкой стула, отшвырнула штатив, который врезался в шкаф, и закричала:

– Пошел вон! Убирайся к черту!

Еще раз замахнувшись, смела с комода флаконы духов.

– Что происходит? – Мужчина внезапно проснулся и попытался сесть, потирая глаза.

– Вставай, козел! – Я поставила одну ногу на кровать. – Сейчас же выметайся отсюда!

Мама натянула на себя простыню и села. Ее черные волосы падали на лицо.

– Что? Что происходит?

– Заткнись, – прорычала я, подняв палку.

Парень, вероятно, всего на несколько лет старше меня, смотрел в мою сторону со смесью ужаса и непонимания.

Хорошо, объясню более доходчиво.

Я нависла над ним и заорала:

– Пошел вон! – Я снова и снова ударяла ножкой стула по стене у него над головой. – Вали отсюда ко всем чертям! Прочь! Прочь! Прочь!

– Какого хрена? – рявкнул он, быстро слез с кровати и начал суетливо собирать свои вещи. – Твою мать, что с тобой такое?

– Ник, что ты делаешь? – услышала я вопрос своей матери, но проигнорировала его.

Тяжело дыша, я сглотнула подступившую к горлу желчь. Камера, мужчины, наркотики… Чертова шлюха.

Парень натянул джинсы, подхватил свою обувь, сдернул рубашку с кресла и пустился наутек из комнаты, напоследок одарив меня недовольным взглядом.

Мама быстро надела ночную сорочку и халат, а я последовала за парнем, чтобы проверить, забрал ли он своего дружка.

Тот начал подниматься с дивана, но я нагнулась и схватила камеру.

– Эй, это наше! – крикнул тот, что помоложе. – Мы ей заплатили! Все, что там записано, принадлежит нам!

Я стояла на месте, сжимая палку в кулаке, и с вызовом смотрела на них.

– Гэбриэл, – медленно произнесла я, – Торренс.

Парочка быстро обменялась взглядами. Их физиономии вытянулись. Именно. Это имя было полезно, когда требовалось.

Эти мужчины понятия не имели, что моему отцу было плевать на то, чем занималась мать.

– Пошли вон, – повторила я в последний раз.

Они зашевелились, правда, не очень быстро. Взяли свои куртки, собрали наркотики и вышли за дверь. Уже выходя, парень снова сердито посмотрел на меня.

– Она все равно оказалась не так уж хороша, – огрызнулся он, переведя взгляд мне за спину.

Мужчины вышли в коридор, а я подбежала к двери и захлопнула ее. Услышав сзади шорох, резко обернулась и бросила ножку стула на диван.

Мать, только что вышедшая из коридора, остановилась в гостиной. Ее красный шелковый халат достигал середины бедра, частично пряча розовую сорочку. Она грызла ноготь большого пальца; ее подбородок дрожал.

– Для чего камера? – спросила я.

– Мне нужны деньги.

– Я даю тебе деньги.

– Этого недостаточно даже для оплаты аренды!

Глаза мамы наполнились слезами. Я подлетела к дивану и сбросила на пол новые подушки, которые она недавно купила.

– Откуда тогда это дерьмо? – выпалила я, продолжив расхаживать по гостиной, отчего настенный гобелен и ваза, стоявшая на самом краю приставного столика, покачнулись.