— Я как будто снова переживаю это, — говорю я ей. — Я имею в виду, я хочу, чтобы его поймали и наказали, но мысль о том, чтобы дать свидетельские показания и свидетельствовать о том, чего я не помню… это было бы очень страшно.

Папа кивает, и Полли позади меня расслабляется. Она все еще хочет поджечь парня на костре, но мой страх это что-то, что ей понятно.

— Я подумаю, — медленно говорю я. — Хотя я, наверное, спрошу доктора Хатта о том, есть ли более действенный путь, чтобы восстановить мои воспоминания. Гипнотерапия или еще что-то. Если он скажет, что это мошенничество, то я отброшу эту идею, но если он сможет помочь, я доверюсь ему, чтобы сделать это. А вы, ребята, конечно, будете рядом, если это будет перебором.

— Конечно, милая, — говорит мама. — Полли, ты останешься на ужин?

Меня изумляет, что она может так резко изменить свои убеждения, но мы обе по-своему справляемся с этим.

— Пожалуй, да, — говорит Полли.

— Давай поднимемся наверх, пока все не будет готово, — говорю я, и мы смываемся прежде, чем папа успевает предложить посидеть за столом.

— Мы в порядке, правда? — говорю я, как только мыс подругой остаемся в безопасности в моей комнате за закрытой дверью. — Я имею в виду, что ты не злишься, потому что я не злюсь, так?

— Да, — говорит она. — У меня нет мыслей по поводу дачи показаний. Это было бы очень отстойно, если бы твои воспоминания были бы нечеткими. Надеюсь, доктор Хатт поможет тебе восстановить какие-то полезные воспоминания.

Полли не садится. Обычно она садится на мою кровать и возится с подушкой, пока мы разговариваем. У меня их две, и мы много раз обменивались ими на протяжении ночи, шепчась между собой. Полли всегда уютно устраивалась здесь, но сейчас она стоит в углу, и я не пойму, почему. Мне это не нравится.

— В чем дело? — спрашиваю я. — О чем ты хотела поговорить со мной?

— Я пыталась подобрать хорошее время, — говорит она, в ее тоне отчаяние. Это не та Полли, которую я знаю. Она неуверенная и нервная, и это заставляет и меня чувствовать себя неуверенно. — Но затем случилось это.

— Просто скажи мне, — прошу я.

— Эйми хотела приехать проведать тебя ненадолго, — говорит она. — Она хочет увидеться с тобой. Она все еще переживает, что потеряла тебя на танцах.

— Она может приехать и проведать меня, когда бы ни захотела, ты знаешь это, — отвечаю я.

— Дело не только в этом, она также хочет приехать и проведать меня.

В этом нет смысла. Я имею в виду, нет смысла не в том, что Эйми захотела повидаться с Полли. Нет смысла в том, что Полли чувствует себя неловко по этому поводу.

— Я не понимаю, — признаюсь я.

— Ты примерно месяц не заглядывала в интернет, правильно? — говорит Полли.

— На самом деле, учитывая лагерь, два месяца, — поправляю я. — А что?

— Ну, если бы ты была на Фейсбуке, Эйми бы добавила тебя в друзья, и ты бы увидела всю переписку, которую мы вели, начиная с лагеря.

— Полли, используй уже чертовы слова, — говорю я. — Ты хороша, когда прямолинейна, а не как сейчас!

— Мы встречаемся, — выпаливает она. — Преимущественно мы сохраняли дистанцию со времен лагеря, хотя я ездила повидаться с ней на День Благодарения. И я не хочу, чтобы ты чувствовала себя так, будто я бросила тебя, как лучшую подругу, потому что ты моя лучшая подруга. Эйми просто…

Она затихает, но я не слушаю. Я могу думать только о двух вещах. Первая, что моя лучшая подруга — лесбиянка, и я была слишком эгоистичной, чтобы заметить это. Вторая — то, как я позволяла ей дотрагиваться до себя все это время, когда она хранила секреты. Это эгоистично. Это худшее, что я когда-либо делала за всю свою жизнь, но я не могу остановить это. Я оставляю ее стоять в моей комнате и бегу в ванную, закрывая дверь. А затем, несмотря на то, что обещала себе, что не буду этого делать, меня рвет прямо на пол.

Глава 21

У Полли всегда довольно много шпилек в волосах, поэтому у нее не занимает много времени, чтобы открыть дверь и увидеть уже вымытый пол.

— Ну, теперь я хороша в хранении секретов? — спрашивает она, присаживаясь на край ванны.

— Ты — да, — отвечаю я. — И, пожалуйста, пойми, все это не реакция на то, что ты встречаешься с девушкой. Это реакция на то, что я временами немного сумасшедшая. У меня есть психотерапевт и все такое.

— Я рада слышать это, — говорит она. — И если это поможет тебе чувствовать себя слегка получше, ты не мой типаж.

— У тебя есть типаж? — спрашиваю я, на самом деле не задумываясь об этом.

— Что, а у тебя нет? — она смеется, и я чувствую, как мир снова вращается с правильной скоростью.

— Я думала, Лео был моим типажом, — говорю я ей. — И посмотри, как это все обернулось.

— Ты и Лео всегда казались… Я не знаю, дисциплинированными, что ли?

Я фыркаю на это, и она улыбается. Приятно знать, что мы можем вот так разговаривать, и я не разваливаюсь на части.

— Все кусочки выглядели совместимыми, — признаюсь я. — Я думала, что мы будем вместе, по крайней мере, до конца школы.

— Лео думал, что вы с ним будете вместе вечно, — замечает Полли, — что и было в значительной степени твоей проблемой.

Я киваю и прислоняюсь головой к ее коленям. Некоторое время мы сидим в тишине, и это хорошо.

— Когда ты поняла, что тебе нравятся парни? — наконец спрашивает Полли. Я не отвечаю. Как минимум, потому, что не знаю, как на это ответить. — Я просто думала, что все парни, которых я знала, были идиотами, — говорит она мне. — Потом я познакомилась с Эйми.

— Ты рассказала своим родителям? — спрашиваю я. Это важно, потому что моя мама слышала шум, который я только что создала, и будет задавать вопросы на протяжении всего ужина, и, скорее всего, позвонит маме Полли, чтобы поблагодарить ее за воспитание либеральной, полезной и рациональной дочери, как только Полли выйдет за дверь.

— Нет, — говорит она. — Если я расскажу им до того, как Эйми приедет в гости, они будут чувствовать себя по-настоящему неловко, а я не хочу этого.

— Плюс, — добавляю я, ощущая себя болтушкой, какой и была в старые добрые времена, — если ты расскажешь им, они не позволят вам делить комнату!

Полли начинает истерично хихикать, сжимая край ванны, и если бы здесь не пахло рвотой, было бы как раньше: мы тусуемся вдвоем, крася ногти на ногах или пробуя новые прически.

Раздается деликатный стук в дверь.

— С вами двумя все в порядке? — спрашивает мой папа. Мне интересно, разыграли ли они с мамой это на бумажках, в камень-ножницы-бумагу, на камнях, или он просто был недалеко отсюда?

— Я в порядке, спасибо, мистер Винтерс, — говорит Полли. — Просто причудливая реакция на то, что сказала офицер Плуммер.

— С тобой все будет в порядке до ужина? — спрашивает он.

— Ох, ага, — говорит Полли. — Теперь я в порядке. Как вы?

— Серьезно? — шепчу я.

— Эй, он тоже услышал плохие новости! — шепчет она в ответ. Впрочем, папа хорошо слышит нас обеих, потому что смеется.

— Через пятнадцать минут все будет готово, — говорит он. — Я крикну.

— Спасибо, пап, — отвечаю я. Я выкидываю бумажное полотенце и мою руки, плескаю водой в лицо и для верности полощу горло.

— Извини, что не сказала тебе раньше, — говорит Полли, когда мы возвращаемся в комнату. — Правильный момент никак не наступал, и я не хотела сбрасывать на тебя что-то еще, когда ты нуждалась во мне.

— Это часть тебя. И я не злюсь или еще что-то из-за того, что ты не рассказала мне. В последнее время я была довольно паршивым другом с точки зрения взаимности.

— Мы в порядке, — говорит Полли, когда садится на край моей кровати. — Я просто… Я боялась, что ты будешь опасаться меня. Я знаю, что ты не боишься парней, не совсем, но ты насторожена. Это бы убило меня, если бы ты была настороженной со мной.

— Я обещаю, что ты все еще можешь спать в моей постели, когда у нас будут пижамные вечеринки, — говорю я, пробегая рукой по старому одеялу. — Если хочешь, я даже скажу Эйми, что ты не перетягиваешь одеяло. Замолвлю за тебя словечко и все такое.

— Ты не посмеешь, — говорит Полли, заливаясь краской. — Я еще не решила, что мы будем делать с договоренностью о ночевке. Я просто не хочу, чтобы мама и папа вмешивались в это.

— Я, определенно, понимаю это, — Лео и я не часто развлекались, но я все равно была раздражена изменением в поведении моих родителей по отношению к нему, когда он перешел из ранга товарища по команде в ранг моего парня. Не то чтобы я изменилась на фундаментальном уровне. — Расскажи мне, как это будет происходить.

Полли снова становится красной. Я смеюсь, но затем быстро становлюсь серьезной.

— Не смей, — говорит она, проницательная, как никогда. — Это совсем другое и не сравнится с твоим первым разом. Ты, как минимум, должна идти на это осознанно, чтобы все просчитать.

— Существуют правила? — спрашиваю я.

— Конечно, — она смотрит в сторону, возясь с одной из подушек на моей кровати. — Я, эм, возможно, засматривалась на некоторых из них, когда стала задумываться: если бы у меня был секс с другой девушкой, перестала бы я быть девственницей?

— Таких, как ты, больше нет, — и слава Богу. Я не уверена, что смогла бы пережить это.

Теперь мы вдвоем довольные устроились на моей кровати, прислонившись спинами к подушкам. Это хорошие ощущения — близкие и знакомые. Я, с одной стороны, рада, что в моей жизни кто-то еще сделал серьезное открытие о себе, которое не связано со мной. И это, к тому же, положительные ощущения после стольких других.

— Так что, как долго вы планируете скрывать это? — спрашиваю я. Полли по большей части примирилась с образом стойкой, мудрой и популярной девушки, и я совершенно уверена, что никому из команды не будет до этого дела.