Эмили Джонстон - Убежать от зверя

— Я буду делать аборт, — говорю я. Я не думала об этом прямо до этого момента, кроме как теоретически, но я знаю, что это единственный вариант, на который я соглашусь. Мне семнадцать лет, и я это не выбирала. Чем быстрее я покончу с этим, тем скорее мне станет лучше. Возможно, это эгоистично, но прямо сейчас я вполне уверена, что имею право на немного эгоистичное поведение. У Полли тщательно отрепетированное нейтральное выражение лица, а мама просто выглядит непоколебимой.

— Хорошо, — соглашается Мама Невысокой Сары без единой паузы. Она бросает большую часть брошюр на стол, и передает мне только одну, актуальную к случаю. — Ближайшая клиника в Уотерлу, но самая лучшая в Онтарио. (Примеч. Уотерлу — город в канадской провинции Онтарио, округ Уотерлу). Вам не понадобится, чтобы я все организовывала там, просто нужна бумага, где указано, что ты беременна. Возьмешь свою медицинскую карту и сможешь туда лечь.

Я жду, когда Полли пошутит о том, что рада, что мы не являемся консерваторами, но она не в настроении шутить, поэтому ничего не происходит.

— Просто из любопытства, кто еще знает о результатах моих анализов? — интересуюсь я.

— Только люди в этой комнате, — говорит она. —Обычно знают лаборанты, но у тебя здесь взяли шесть разных анализов, и мы пронумеровали их, чтобы сохранить твою анонимность.

— Спасибо, — благодарю я. Именно это я и имею в виду. Надеюсь, это означает отсутствие слухов. Или, по крайней мере, не так много слухов.

— На этом у меня все, — говорит Мама Невысокой Сары. — Ты можешь оставаться в этой комнате так долго, как будет тебе нужно, выход в конце лестничного проема.

— Спасибо вам, доктор, — говорит мама. — Мы сами найдем выход.

Она уходит, и я поворачиваюсь к Полли.

— Проводишь меня домой? — спрашиваю я.

Полли смотрит на маму.

— Конечно, — говорит мама, пусть даже никто и не спрашивал ее напрямую. — Я пока приготовлю обед.

Мы спускаемся по лестнице, не разговаривая, и мама оставляет нас на парковке. Мы с Полли уходим, не особо торопясь. Это хороший осенний день, и мы не спешим. Мы проходим недалеко от кладбища, когда я понимаю, что мы выбрали свой обычный короткий путь, а затем я хватаю Полли за руку и веду ее вниз в сторону рядов, к могиле, которую я не посещала с шестого класса.

Мы не похоронили Клару Эбби, когда она умерла, потому что земля была замерзшая. Я имею в виду, они могли нанять экскаватор, но могилы в Палермо всегда выкапывал Сал Хэркни, а его техника была предназначена для использования исключительно в летнее время. Клара провела первые шесть месяцев после своей смерти в приемном хранилище, где присоединилась к Табите Джонс, 87 лет, рак, и Джозефу МакНаммара, 65 лет, сердечный приступ. В апреле Клара была наконец-то похоронена, и моя мама забрала меня из школы, чтобы я присутствовала там, потому что Клара была моей подругой. Я пропустила тест по математике, так что я не жаловалась.

Под соснами стоит белый, похожий на древний надгробный камень Клары, надпись на нем читается легко. Это выглядит старо и величественно. Две вещи, до которых Клара Эбби не успела достаточно вырасти. На траве лежит свежий цветок, всего лишь один. Мне интересно, кто посетитель. Ее родители переехали после аварии.

— Гермиона, — говорит Полли. — Я не уверена, что это полезно для тебя.

—Я только хочу рассказать ей, — говорю я. Я не могу объяснить, зачем. — Она должна знать.

Сначала Полли смотрит на меня так, будто думает, что я сломалась. Это ужасно, и я хочу, чтобы она остановила меня. Но также мне нужно это сделать, поэтому я поворачиваюсь обратно к камню.

— Клара, прости, что я никогда не бывала здесь, — говорю я. — Я знаю, это тупо, потому что ты мертва, и я не уверена, что тебе не все равно, но я не забывала о тебе. Я делаю все возможное, чтобы никто не забывал о тебе.

На кладбище очень тихо. Даже несмотря на то, что большинство людей используют его для сокращения пути, а не для похорон, мы здесь одни. Только мы вчетвером.

— Эти мысли о проклятии, — говорю я, — они заставляют всех помнить. Ты всегда будешь девочкой, которая умерла из-за пьяного водителя. Меткой нашего выпускного класса. И это действительно отстойно. Ты должна быть с нами. Или мы должны забыть тебя и двигаться дальше. Мы не должны представлять тебя как что-то, что делает нас особенными. Это справедливо по отношению к остальным, даже если ты умерла.

Полли понимает, почему я пришла сюда, почему я разговариваю с мертвым человеком. Она берет меня за руку.

— Я не собираюсь быть еще одной меткой, Клара, — говорю я. — Я отказываюсь. У тебя не было выбора, но у меня он есть, и я воспользуюсь им. Я не буду беременной ученицей. И если это остановит проклятье и заставит всех забыть тебя, ну, я не расстроюсь.

Клара ничего не говорит, и меня не поражает молния. Я полагаю, это означает, что мы будем в порядке.

— Ладно, — говорю я, повернувшись к Полли. — Момент сумасшествия закончился. Пойдем, посмотрим, что у нас на обед.

— Я очень тобой горжусь, — говорит она и цепляется своим пальцем за мой.

— Эй, — говорю я, — если я не смогу обосновать свое решение мертвому человеку, как тогда, черт возьми, ты думала, я буду жить с этим?

— Я все еще очень тобой горжусь, — говорит она, и мы проходим оставшуюся часть дороги домой, не сказав ни слова.

После обеда мы поднимаемся в мою комнату, и я достаю телефон. В другой руке я держу визитку офицера Плуммер.

— Хочешь, чтобы позвонила я? — спрашивает Полли.

— Нет, — говорю я. — Мне просто нужно об этом подумать.

— О чем подумать? — спрашивает она.

— Если я позвоню, они соберут всех парней из лагеря и заставят их сдать анализы, — говорю я. — Я имею в виду, один из них сделал это, но остальные нет. Разве я справедлива?

— Послушай меня, — Полли кладет свою руку на мой локоть и сильно сжимает. — Ничто из этого не справедливо. Он разрушил твою жизнь. Меня не волнует, кого ты можешь огорчить или обременить, ты сделаешь это, и ты сама знаешь, что это правильно. Дион на протяжении всей прошлой недели, каждый день спрашивал, когда можно будет сдать свой образец. Он просто хочет, чтобы ты знала — и знала наверняка — что это был не он. Единственный парень, который станет увиливать от этого, тот ублюдок, который это и сделал. Так что ты создашь ему такой дискомфорт, который только сможешь.

Я набираю телефонный номер. Офицер Плуммер отвечает на звонок, и так быстро, как только это возможно, я рассказываю ей о результатах анализа и о своем решении.

— Мисс Винтерс, как всегда, я желаю вам всего наилучшего, — говорит она, когда я заканчиваю. — Если вы позвоните мне после вашей запланированной встречи, я организую, чтобы образцы, собранные таким способом, при передаче улик были герметичными.

— Спасибо, офицер, — говорю я. Это будет длинная дорога для нее.

— А тем временем, полиция Онтарио начнет работу с лагерем Manitouwabing и школами, замешанными в этом, чтобы собрать образцы с учащихся парней и тренеров для сравнения, — говорит она. — Если все пойдет хорошо, у нас появятся сравнительные результаты к середине недели.

— Хорошо, — отвечаю я. А затем, так как я не знаю, что еще сказать, я повторяю, — хорошо.

— Мой телефон всегда при мне, мисс Винтерс, — напоминает мне офицер Плуммер. — Вы можете звонить в любой момент, когда вам это будет нужно. Я отвечу на любые возникшие у вас вопросы в рамках протокола, также я всегда доступна, если вам нужно будет с кем-нибудь поговорить.

— Спасибо, офицер, — говорит Полли, забрав телефон, когда становится очевидным, что мне больше абсолютно нечего сказать. — Она позвонит вам, если вы понадобитесь.

Они прощаются, а затем Полли вешает трубку. Она наклоняется вперед — прямо к моему лицу — зубастая и свирепая, и берет меня за плечи.

— В конце концов, ублюдок сдаст образец, — говорит она.

А затем она плачет.

В понедельник утром, когда папа привозит меня на тренировку перед занятиями, там припаркована машина полиции Онтарио. В первый момент, пока я принимаю решение, я слегка напугана. Все знают, что не было собрано никаких биологических образцов. Это практически первое, что мне сказала Полли, когда я пришла в себя. Если вдруг полиция объявит, что у них что-то есть, кто-то обязательно сделает подсчеты, и тогда сарафанное радио снова заработает. Я не уверена, что могу справиться с этим. Полли сможет как-нибудь объяснить это, как только мы с ней увидимся. Ее молчаливой оценки достаточно, чтобы укрепить мою уверенность. Я киваю, и мы молча переговариваемся.

— Все входите, — говорит Кэлдон, когда мы добираемся до спортзала, мы все рассаживаемся перед ней, вместо того, чтобы начать нашу тренировку. — Вы все знакомы с констеблем Форестом, — она указывает на офицера в форме. Либо у него ранняя служба, либо это из-за особого случая.

— Доброе утро, ребята, — произносит Форест небрежно. — Я знаю, что вы все заняты на своей тренировке, поэтому я хочу сразу перейти к делу. Вам известно, что пару недель назад в лагере Manitouwabing на одного из членов вашей команды напали и изнасиловали.

Каждый в комнате, за исключением Полли, вздрагивает от этих слов. Ну, похоже, я тоже вздрогнула. На самом деле, я больше поражена, чем что-либо еще. Никто никогда не приходил и не говорил об этом напрямую. Это освежает.

— Также вам известно, — продолжает констебль, — что биологические образцы не были собраны. Однако я рад сообщить вам, что второстепенные образцы позволили нам добиться результатов, что означает, сейчас у нас есть образец для сравнения, который мы можем использовать для установления личности преступника.