Мне нечего на это ответить, поэтому просто смотрю на него. Он становится прежним – выглядит более уверенным. Мне хочется расспросить его о дне, когда умерла мама, и сказать, что я нашла запонку, но понимаю, пока не время.

– Если встретишь ее утром, будь дружелюбна, ладно?

– Ладно. Ты сказал Тайлу?

– Нет. Я решил, будет лучше, если ты поговоришь с ним. Он тебя слушает.

– Хорошо.

Отец целует меня в лоб и выходит из комнаты. Я перечитываю письмо и пытаюсь понять, зачем Дария решила встретиться со мной. Неужели у нее нет знакомых ровесников, с кем она могла бы пройтись по магазинам?

Встретив утром Элизу, я замечаю, что она тоже выглядит по-другому – расслабилась. Странно видеть ее на нашей кухне, смотреть, как она рассыпает сахар. Элиза улыбается из-за своей кофейной чашки, и кажется, что папина подруга видит меня насквозь.

– Так что, ты переезжаешь?

Она смеется и встряхивает головой, убирая волосы с глаз:

– Фургон с мебелью стоит перед домом.

«Хорошо, – думаю я, – у нее есть чувство юмора». Тайл вбегает в кухню, хватает тост, который я ему поджарила, и запрыгивает на стул. Накануне я предупредила его о присутствии Элизы, но он, кажется, ее едва заметил.

Когда женщина уходит, я вытираю рассыпанный сахар и тщательно отмываю ее кружку. Тайл с любопытством наблюдает за мной.

– Получается, это новая девушка папы?

– Похоже на то. Она тебе нравится?

Немного подумав, он отвечает:

– Мы вчера пекли печеньки.

– Хорошо. Я думаю, папе не повредит новый друг.

– Сколько раз в день ты вспоминаешь маму? – Тайл посерьезнел. Мне жутко в такие моменты – он становится похож на взрослого, и в глазах у него тлеет горькая правда. Брат выглядит таким уязвимым.

– Пять, может быть, больше. Смотря что за день. А ты?

– Тысячу, – отвечает он просто, как будто это очень маленькое число.

– Знаешь, я уверена, что, где бы мама ни была, каждый раз, когда ты о ней думаешь, она это чувствует.

– Ничего она не чувствует. Она мертвая.

Опять эти взрослые глаза. Я чувствую, как рушится мой самоконтроль, и вот-вот заплачу. Я рада, что снова могу что-то чувствовать, но насколько проще было без этого. Я обнимаю Тайла. Он сжимает меня в ответ, от него пахнет чистотой, и я думаю: «С ним все будет хорошо. Со всеми нами все будет хорошо».


Мы с Дарией встречаемся в парке. На ней короткая черная юбка и другой тонкий свитер – на этот раз цвета крови, в тон ее помады. Она садится рядом со мной на скамейку и вздыхает:

– Ты живешь где-то тут, да?

– Очень близко.

Дария кладет руку мне на бедро и говорит:

– Ну, пошли.

Мы с ней идем в «Виктория сикрет», и она покупает мне бюстгальтер «для начинающих». Почему-то я совсем не стесняюсь. Она ведет себя так, будто все это совершенно нормально и естественно. Потом мы идем в «Эйч энд Эм», и она покупает мне розовую кофту с капюшоном. Я обычно не ношу розовое, но рядом с Дарией хочется попробовать что-то новое. Она даже ест крендельки, которыми торгуют на улице. Мы покупаем два, рисуем на них горчицей тонкие полоски и садимся на автобусной остановке. Она спрашивает меня о мальчиках, и я принимаюсь рассказывать об Оливере: о его кудрявых волосах, о его музыке и о том, как он посмотрел на меня тогда в химчистке.

– Тебе нужно разработать план атаки, – говорит она, вытирая горчицу, оставшуюся в уголке губ.

– Атаки?

– Ну, план, понимаешь.

– Я правда хочу посмотреть, как он играет.

– Хорошо. Скажи, что тебе задали написать эссе о классической музыке. И ты бы хотела посидеть у него на репетиции из исследовательских соображений.

Мне не хватает духу сказать Дарии, что это дурацкая идея, поэтому я просто пожимаю плечами. Подъезжает автобус, и водитель улыбается нам.

– Или… почему бы тебе просто не попросить? Просто так.

Если бы кто-то предложил мне что-то подобное месяц назад, я бы даже не стала об этом думать. Но сейчас я чувствую себя сильнее.

– Да, почему бы и нет?

– Хорошо, но запомни кое-что: веди себя так, будто эта идея только что пришла тебе в голову. Чувства нужно уметь контролировать.

Почему у взрослых всегда есть тайны? Я наблюдаю за идущими мимо людьми: бизнесмен, мальчик со скейтом, пожилая дама. Я понимаю, что у них у всех есть свои тайны, которые они прячут, как камешки в карманах.

– Что мне надеть?

– Кофту, которую мы купили, и свои любимые джинсы. Очень важно, чтобы на тебе были любимые джинсы.

Ей звонят, и пока она разговаривает, я успеваю доесть свой крендель.

– Мне надо бежать в центр, на кастинг.

Я знаю, что это, мама тоже постоянно на них ходила. Это встреча с модельером или фотографом, который смотрит на тебя и оценивает, подойдешь ли ты для фотосессии или показа. Дария выбрасывает недоеденную половину кренделя в урну и целует меня в обе щеки.

– У тебя есть мой сотовый? Дай мне знать, как все пройдет с мальчиком с виолончелью.

– Хорошо, – отвечаю я и вслед добавляю: – Спасибо за все.

Она оборачивается и машет рукой так, будто это мелочь. Я неожиданно понимаю, что так и не спросила, принадлежит ли запонка Бенджамину. Может быть, из следующего сообщения я узнаю больше.

Вернувшись домой, я иду к себе в комнату и надеваю бюстгальтер и кофту, а потом подхожу к окну и ищу взглядом Оливера. Его нет, но мое сердце все равно начинает биться чаще. Завтра мне исполнится пятнадцать, и я спрошу Оливера, можно ли мне посмотреть, как он играет.

Глава 9

Пятнадцать

На следующее утро повсюду висят шарики. Папа и Тайл сделали большой плакат с надписью «Луне пятнадцать!» На столе горка блинчиков с шоколадом. Они поют «С днем рождения», и Тайл подбегает, чтобы меня обнять.

Мне не хочется блинчиков, но с их стороны было так мило все это устроить, что я беру один. Тайл уже успел испачкать шоколадом свою пижаму с космическими кораблями. Папа приносит мне стакан апельсинового сока.

– В этом году хороший урожай, – говорит он.

Я делаю глоток, выглядываю в окно кухни и замечаю Оливера. Он сидит на лестнице, будто кого-то ждет. Что-то подсказывает мне: самое время.

Я взбегаю по лестнице и собираю волосы, потом снова распускаю их и снова собираю. Если собрать их, то я выгляжу старше, ближе к шестнадцати Оливера. Я пробегаю через кухню с криком:

– Сейчас вернусь! – Быстрее, чем отец успевает что-то предпринять.

Сегодня ясный и теплый весенний день. Я медленно, непринужденно спускаюсь по лестнице, как это делала бы Дария на моем месте, и подхожу к Оливеру, который крутит в руках неочищенный банан.

– Привет, – начинаю я.

– Привет.

– Мне пятнадцать, – о Господи, не нашла ничего получше сказать.

Тем не менее он улыбается и протягивает руку.

– Я Оливер, приятно познакомиться, Пятнадцать.

Я хихикаю, сажусь рядом и спрашиваю:

– Чем занят?

– Жду маму. Мы идем в театр.

– Круто, – говорю я, старательно делая вид, что мне все равно.

В отдалении воет сирена, и он поворачивается в ту сторону. Я использую эту возможность, чтобы рассмотреть его лицо. Его кожа мягкая, как шелк. Я решаюсь:

– Кстати, нельзя мне как-нибудь послушать, как ты играешь?

– Ты же уже слушаешь.

Кажется, я краснею. Он знает, что я слушаю его из своей комнаты. Черт!

– Ну да, но я хочу поприсутствовать лично.

Подъезжает машина, и его мама машет с заднего сиденья. Он поднимается, собираясь идти.

– А что мне за это будет?

Я не знаю, что предложить, но он уже почти сел в машину, так что мне надо торопиться:

– Я принесу печенье.

Он оборачивается и улыбается:

– Принеси себя. В пять часов.

– Ладно. Увидимся.

Машина отъезжает, я поднимаю глаза и вижу в кухонном окне Тайла и отца. По всей видимости, они наблюдали за сценой. Неожиданно я чувствую, что это только моя жизнь. Мне пятнадцать, и многое теперь должно измениться.


Прежде чем прослушать следующее сообщение, я решаю сходить на место происшествия. Может быть, там будет что-то. Зацепка, которую я смогу потом использовать.

Я еду на метро в Ист-Виллидж. Каждый день там похож на Хэллоуин. Жизнь течет совсем по другим правилам. Готы, панки, геи, книжные черви, шизофреники, поклонники моды, повара, несовершеннолетние бандиты – все они обитают вместе. Мне это кажется одновременно захватывающим и опасным. Я стою на углу Пятой улицы и Второй авеню и смотрю на тротуар. Мою мать на этом месте сбило такси. Мимо проезжает несколько машин. Интересно, что она почувствовала? Она почувствовала, каково это – летать?

Помню, вернувшись домой из лагеря, я находилась в странном затуманенном состоянии. Посреди ночи я проснулась на диване, услышав доносящийся сверху низкий стон. Я поднялась наверх и увидела, что отец упаковывает мамины вещи. Спустившись в кухню за водой, я обнаружила полицейский отчет, который он случайно оставил на столе. Я успела прочитать только первый абзац, в котором упоминалось место и то, что водитель был трезв.

Она умерла на этой улице. На ней было платье.

Что ж, пришло время для нового сообщения. Я сворачиваю на север, достаю мамин телефон и нажимаю единицу, чтобы прослушать следующее сообщение. Это отец, и его голос звучит как-то сонно.

Я… Я… просто позвони мне, хорошо?

Я останавливаюсь, и пешеходам приходится меня обходить. Неожиданно мне кажется, что я поступаю неправильно и, может быть, не стоило начинать слушать все эти сообщения. Может быть, следовало бы воссоединиться с двумя Рейчел и сходить с ума по «Сумеркам» вместе с ними. Но несмотря на все свои сомнения, я чувствую, что чего-то не хватает. Как на вывеске ресторана, на которой не горит одна буква. Если бы я могла прочесть слово целиком, может быть, все обрело бы смысл.

Тут я понимаю, что устала. Я возвращаюсь в центр, в квартиру мамы, намереваясь прочитать файл под названием «Луна», но в итоге засыпаю на все еще голом матрасе. Просыпаюсь в половине пятого и бегу домой, чтобы принять душ.