Алана Инош - У сумрака зелёные глаза

— Я не могу и не буду жить без тебя, — сквозь сжатые зубы простонала я. — Я не боюсь… Я тебе верю. Даже если ты меня чуть-чуть укусишь… ты же не будешь меня выпивать досуха, да?

— Глупенькая ты моя. — Губы Аиды щекотали моё ухо, а объятия становились всё крепче. — И я не могу без тебя. Умру от тоски.

— Значит, остаётся только одно — быть вместе, — выдохнула я, тоже вцепившись в неё, как в спасательный круг.

— Не знаю, Алёнка. Не знаю… Если я трону тебя хоть пальцем, пусть Кельц с ребятами убьют меня без жалости, — сказала Аида жёстко. — Убить меня можно, изрубив на куски… А потом их сжечь… Только так.

Я содрогнулась.

— Аида, не надо…

Её рука гладила меня по волосам.

— Хоть ты и не любишь оружие, принцесса, но я научу тебя стрелять. Придётся, милая… Чтобы меня остановить, надо стрелять в голову. Во все остальные части тела — бесполезно.

— Аида, нет!!! — вскричала я и снова зарыдала. — Прекрати, прекрати! Не хочу слышать!

— Живя с чудовищем, надо знать, как от него обороняться, — устало и грустно улыбнулась Аида, вытирая мне слёзы. — Конечно, это не значит, что я на тебя нападу… Я этого не сделаю. Но если я почувствую, что не могу сдержать жажду, я сама пущу себе пулю в череп. Это меня, по крайней мере, вырубит на какое-то время. Ну… Ну. — Успокаивая меня, она несколько раз поцеловала мои дрожащие и солёные от слёз губы. — Но чтобы не было срывов, просто питаться надо регулярно, вот и всё. Это — лучший способ предохранения. Что я и постараюсь делать. — Она вздохнула и поднялась из кресла со мной на руках. — Ну, всё, малыш, хватит с тебя стрессов на сегодня. Пойдём-ка баиньки.

Я снова была уложена в постель и тепло укрыта одеялом. Проветривая душную комнату, Аида стояла у открытой створки окна в темноте и подставляла под струю воздуха лоб. Снова действовало снотворное снадобье, погружая меня в забытье…

— А как насчёт твоей крови? — спросила я, уже почти засыпая. — Чтобы мне не болеть и не стареть…

— Это можно, — улыбнулась во мраке Аида. — Но при одном условии.

— Каком?

— Если ты станешь моей женой.

— У нас это не узаконено…

— Просто дадим друг другу клятву и наденем кольца. Двух свидетелей будет достаточно.

— Ну, тогда я согласна.

Мои губы накрыл поцелуй, но я уже совершенно засыпала. Не было сил даже думать, кого позвать в свидетели… Не девчонок, это точно. Им я не решусь открыться. Ладно, пусть об этом думает Аида.

И Аида придумала. Для этого пришлось поехать в Румынию, где я наяву увидела ту поляну, которая мне снилась, только трава на ней порыжела и выцвела, а кустарник и деревья по склонам гор горели багряным, янтарным и золотым цветом вперемешку с вечнозелёными нарядами стройных елей.

— Господи, какая же красота, — сказала я, вдыхая прохладный и чистый воздух, пронизанный свежестью и осенней печалью.

С наступлением темноты на поляне запылал костёр, стреляя рыжими искрами в звёздное небо и бросая оранжевый отблеск на лица наших свидетелей — Кельца и Габриеля Стоящего Медведя. Это было похоже на индейскую свадьбу: природа, ночное небо, костёр… ну, и настоящий индеец в придачу. Только лиц мы себе не раскрашивали и не устраивали плясок вокруг огня. Команда охотников стояла чуть поодаль: тем, кому любопытно, мы присутствовать не запрещали. На базе их ждало поставленное Аидой угощение с выпивкой — в честь торжества.

— Клянусь любить и беречь тебя в горе и в радости, в болезни и в здравии, — сказала Аида, держа меня за руки. — Хотя насчёт болезней — это, я думаю, мы устраним. Ну, и пункт насчёт смерти тоже опустим по той же причине.

— И я тоже клянусь… быть твоей и больше ничьей, — сказала я.

Кольцо прохладно скользнуло мне на палец. В свете костра оно сияло мягким золотым блеском. Такое же украсило руку Аиды. Не стесняясь множеством пар наблюдающих глаз, Аида поцеловала меня в губы ласково и крепко — под салют выстрелов, потревоживший ночной покой гор.

— Что ж, поздравляю тебя, братишка, — сказал Змей.

Аида засмеялась, пожимая его протянутую руку.

Охотники с весёлыми возгласами и свистом отправились пировать, а мы остались у костра вдвоём. Он горел для нас, и мы грелись его теплом, а наши тени на траве слились в одну.

Потом Аида торжественно подвела меня за руку к освещённой изнутри большой палатке и откинула полог:

— Дорогая новобрачная, милости прошу на свадебное ложе!

Внутри оказалось довольно просторно. К потолку палатки были подвешены гирлянды из цветов и лампочек, а на надувной кровати шелковисто переливалось бельё страстно-алого цвета. У изголовья ложа стоял большой дорогой букет. Бутылка шампанского, фрукты и бутерброды с икрой завершали убранство нашего свадебного шатра.

— Красота, — сказала я, повиснув на шее Аиды, и мы плюхнулись на упругую, как батут, кровать.

— Быстрее под одеяло, пока не замёрзли, — скомандовала Аида.

Впрочем, воздух в палатке был тёплым благодаря походному газовому обогревателю — хоть догола раздевайся, что Аида со мной и проделала за считанные секунды. Любуясь мной, лежащей на алом шёлке, она зажгла большую свечу, а лампочки погасила. Ощутив на себе тёплую тяжесть её тела, я закрыла глаза.

— Осторожнее с клыками, ладно?

Аида прошептала низким и хрипловатым от страсти голосом:

— Всё будет хорошо, принцесса.

Да, всё было хорошо. Мне нравилось гладить её, начиная с длинной чёлки, переходя на макушку, подстриженную короче, потом — на затылок, где топорщился пушистый щекотный ёжик, плавно сходивший на нет и перетекавший в длинную гладкую шею и шелковистую спину. Её поцелуи были мягки и осторожны: она старалась не коснуться меня клыками, но совсем избегать этого не получалось, и когда мой язык задевал что-то острое, я ощущала лёгкий укол адреналина. Сумрак обступал нас со всех сторон, но я не боялась его, потому что у него были родные и любимые глаза — зелёные глаза Аиды.

День полон золотисто-янтарного тепла, шаловливые неугомонные солнечные зайчики пляшут под ногами, а сквозь яблоневые кроны пробиваются колючие лучики-иголки. Солнце украшает венком золотых бликов уложенные короной волосы Алёнки; её белые балетки наступают на танцующих зайчиков, которые и не думают разбегаться, а только ласково льнут к её ногам. Опираясь на мою руку, она идёт рядом, слушая гида. Я перевожу:

— Здесь собраны самые старые и редкие сорта яблонь, некоторые из них ведут свою историю ещё со средневековья.

Тёплая рука жмёт мне локоть, Алёнка шепчет:

— Не переводи, я в общих чертах понимаю.

На курсах она с лёгкостью осваивает современный французский. Сейчас мы живём в Ницце на одной из вилл друга моего отца — Натаниэля Хагемана. Он сдаёт их в аренду, но лорд Эльенн выкупил у него одну — в качестве свадебного подарка нам с Алёнкой. Я не стала отказываться: климат здесь чудесен, места потрясающе красивы. Свою психотерапевтическую практику в России я оставила, теперь у нас с Алёнкой цветочный бизнес здесь, в Ницце. При его открытии не обошлось без помощи отца и его друга.

— Это — сорт Горькая Аннетта, — рассказывает гид, подведя нас к старому дереву, увешанному жёлтыми плодами. — Первое письменное упоминание о нём относится к двенадцатому веку, а точнее — к тысяча сто восемьдесят седьмому году. С конца шестнадцатого века он считался утраченным, но в старых садах обнаружились отдельные экземпляры, сохранённые и размноженные владельцами-энтузиастами. Таким образом, сорт всё-таки дожил до наших дней — его вы и можете сейчас наблюдать перед собой.

— Большое спасибо, — благодарю я гида. — Не могли бы вы нас оставить наедине? Нам нужно поговорить с глазу на глаз.

— Да, конечно.

Гид уходит, и мы остаёмся втроём: я, Алёнка и Горькая Аннетта.

— Я обещала тебе найти её, — говорю я. — Я сдержала своё обещание. Вот она.

Алёнка задумчиво протягивает руки к веткам, склонённым под тяжестью душистых жёлтых плодов. Вдыхая их аромат, она закрывает глаза и говорит истомно, медленно, будто в трансе:

— Да… Я помню этот запах, это она, Аннетта. Просто так есть её невозможно, она совершенно горькая. Но в правильном сочетании со сладкими и кислыми сортами получается отменный сидр…

Тяжёлые яблоки лежат в её ладошках, под кожей на тонких запястьях синеют жилки. Стоя сзади, я накрываю её руки своими, поддерживая их снизу, а мои губы касаются короны её волос. Я целую их, потом спускаюсь к шее, и Алёнка, смеясь, ёжится.

— Ай, щекотно!

Она поворачивается ко мне лицом, и наши губы встречаются. Моя рука скользит по её животику, круглящемуся под платьем-сарафаном для беременных — белым с чёрным цветочным рисунком. Ну, а что вы думали? Зачать ребёнка можно и без непосредственного участия мужчины. Ветки щекочут ей листьями плечи, словно обнимая, но мои объятия крепче и теплее.

— Ну что, господин Тьерри, продолжим поединок? — говорю я, щекоча губами её ротик.

— Я сдаюсь, — смеётся она и страстно отвечает на поцелуй.

Слышится шорох листьев и глухой стук упавшего яблока. Пусть прошлое остаётся в прошлом, а настоящее — для нынешних дел, сегодняшних чувств и современных мыслей.